Литмир - Электронная Библиотека
A
A

А эта последняя качественность в свою очередь определяет плотность насыщения пространства расселения ментальной, потенциально напряжённой психической энергией, обладающей в данном случае силой «выталкивания» чужеродных вторжений или «терпимостью» к ним. Мощный энергетический центр по «Первому» типу образует и мощное энергетическое поле вокруг себя с помощью суммы энергетических полей самих людей-жителей. И напротив, – наличие нескольких разрозненных полей из разных мелких центров обладает «жидкими» суммарными полями со слабой совместной выталкивающей силой из-за наличия между ними энергетических «пустот». Принципиальным различием типов является величина выталкивающей силы на чужеродное ментальное вторжение.

Вот он, один из ключевых, определяющих и сущностных, момент в ответе на вопрос заголовка книги: к кормилу власти в начале революции пробрались «сильные агрессоры» со своими «не родными» для страны изуверскими идеями. Они, сверхэнергичные личности в этой разрежённой жизненной среде легко угнездились и своей агрессивной энергией начали давить и подчинять окружающих, в отличие от выталкивания таковых сильным, плотным полем по «Первому» типу во внешнюю среду для ассимиляции или нейтрализации. В обстановке «Второго» типа достаточно было появиться сильной агрессивной личности, сверхзаряженной непомерными амбициями, чтобы внедриться в это не сконцентрированное поле, «разрежённую» общность национальной энергетики, оседлать и возглавить её, подчиняя собственным амбициозным целям. Таковыми в нашей истории оказались Чингисхан, Батый, Ленин, Сталин, Ельцин.

Их симбиотическое внедрение и взаимодействие с людьми в национальной истории состоялось; результаты известны – не только уничтожение империи, но развал страны и геноцид собственного народа. И в итоге тоталитаризму Сталина было позволено в нашей стране не дать людям-гражданам ранее названных «раздумий» и свободного выбора, восприняв их исторически сложившуюся неготовность к сопротивлению и борьбе. Здесь причина, основания и условия того печального положения, что русский народ оказался таким податливым для революции, гражданской войне, ленинизму и сталинизму. Оказалось, что «Великий, могучий…, на удивление несчастный народ» [А. Янов]. В противовес и в укор ему народы новых присоединённых после войны западных земель, не покорились сталинскому режиму и взялись за оружие, потому что сложились и состоялись в других типологических условиях (тип-1).

Таким образом, вышеописанные типологические особенности «Восточного», «Второго» типа сгенерировали в ходе природно-популяционного взаимодействия и развития на заданной территории ту жизненную реальность, в рамках, прерогативах и воздействиях которой и свершилась вся многовековая история России в бесконечных, многообразных и разномасштабных цепях коллизий и факторов жизнедеятельности индивидов-граждан, их групп, общества, государства, нации и популяции в целом. И вся эта фактология несомненно наша: определённая, неизбывная, устойчивая. Знаково назовём её сугубой «Региональностью». Её развёрнутая характеристика и составляет стержень и содержание нашей дальнейшей информации, которая заслуживает отдельного, самостоятельного пункта изложения. Он и предусмотрен во второй части книги, во втором разделе.

Приняв эту нашу концептуальную схему в качестве основы размышлений и рассуждений, а также направления исследований, можно достаточно убедительно объяснить ход нашей истории, а также понять и объяснить главные черты нашего характера и поведения.

* * *

Сложные вопросы нашей бедовой истории и действительности всегда мучили меня. Не находя окончательного ответа и объяснения. Видимые события и причинно-следственные их основания по жизни принимались на уровне общих объяснений и суждений, т. е. поверхностных, присущих не только мне, но и подавляющему большинству людей. Эти суждения и понимания не добирались до начал и корней событий. По-настоящему они меня никогда не устраивали и подсознательно требовали глубины, на поиски которой до поры я не был готов. Застарелость вопросов и скрытых за ними проблем не давали покоя сознанию и мышлению. Всё видимое и ощутимое уже было людьми описано и объяснительно исчерпано на этом поверхностном уровне.

И вот в знаниях и сознании созрел и потребовался энергичный бросок в принципиальную новизну и крутую необычность взгляда на традиционную действительность, на неординарность и сверхоригинальность раздумий и суждений. Нашим руководящим принципом, естественно, стала боль за Отчизну, некогда великую страну – империю, превратившуюся во второразрядную страну силой коварной судьбы, внутренними и внешними врагами, но всё ещё сохраняющую свои потенциалы. Впереди напряжённого мышления путеводно шла эта боль. Предстоит сказать о трудном, мучительном долге перед Отечеством, потому что надо было вытащить на свет обсуждения нелицеприятные и унизительные события своей истории; предстояло сказать о сложной запутанности её факторов и явлений, особенно негативных, где автору не всегда удавалось найти «правую сторону»; предстояло также сказать, может быть, не скромно, но вынужденно по необходимости о своих принципах и приёмах необузданного мышления, неотвратимого в поиске истин. Отсюда же и смелость, искренность и радикализм мыслей и суждений.

Главнее всего предстояло сказать о том. что решение проблем не сдвигается с места, а напротив обостряется, потому и не удаётся удержать крик души: «Почему»? Я обязан сказать всё, что вижу, что лежит у меня на сердце как итог пережитого, перечувствованного, передуманного, так как мучает чувство боли за Россию. Реализуются закоренелые задумки. Новая постановка и содержание вопроса по-новому позволяет взглянуть на кладезь несуразиц и бед. В действии расправляется и разворачивается содержание сакрального долга перед Родиной.

Эта сакральность освятила автору путь одиночества, тишины, вдохновения, которые и предстали в качестве творческого резервуара и ёмкости. Целенаправленный и свободный творческий процесс стал возможным и востребованным. Очень справедливо сказал Федотов Г.: «Настоящий человек рождается в тишине одиночества, а не в гаме принудительной социальной активности». «Самостоятельно мыслящий человек всегда обречён на пожизненное одиночество» [Победоносцев К.]. Особенно ценными, что рождает тишина, являются две вещи: прорывы вдохновения и прозрения. Последнее пронизывает как иглой в единый смысл, приходящий разом, вдруг из разрозненных сутей нескольких слоёв прожитых обстоятельств. А вдохновение прорывает мысль в невременье. Считаю, что в тишине и уповании и состоит моя крепость.

Известно, жизнь протекает не сплошной массой событий, факторов и фактов, а как бы поочерёдно, по мере их включения, возбуждаемого мелкими и автономными психосгустками на психическом «плато». И потом через время наступает их объединение единым смыслом, прошивая всех их как иглой. Психика тоже сразу вся не погружается во всех своих напрвлениях, а как бы фрагментарно и постепенно. Чтобы задействовать её всю сразу, нужно немалое напряжение желания и воли в тишине. Нигде человек не уединяется так спокойно и безмятежно, как в своей собственной душе. Лёгкость притекает из душевной благоустроенности [М. Аврелий]. Моим строительным материалом является «Слово». Поиск слов и их соединений в смыслы сильно облегчается вдохновением. Спрашиваю себя – откуда же пришли все мои слова, тысячи слов и мыслей, которые записаны в моих восьми книгах? Думается, из материальности и духовности моих планов деятельности.

Отдельно стоит сказать о своём творческом процессе как о независимом и необузданном дерзании, хотя оно и немыслимо без упорного созерцания задуманной идеи-цели, без внутренней тишины и радости. Рассуждения и творчество притягивают из Космоса энергию и тем обретают силу. Познание есть классическое творчество. Именно к нему я и стремлюсь всю сознательную жизнь. Я согласен и наследую Рене Генона, который стёр свою индивидуальность – в своих трудах, не связывал себя с доктриной, не срывался ни на полемику, ни на эмоции, ни на самоутверждения. Огромными резервами здесь является не познанная событийность↔незадействованность всей психики↔непознанность самого человека.

4
{"b":"840404","o":1}