— Очень надеюсь, что не забудешь. Сначала ты играла, теперь я хочу поиграть!

Меня медленно засасывало отчаяние и погружало в песчаную бурю без возможности дышать или видеть.

Бесконечность

POV Лиля

Скрутив мои волосы в жгут, Бонифаций дернул за них, заставляя насильно задрать лицо и сквозь пелену слез посмотреть на потолок.

— Иди к кровати, вперед-вперед, — приказал, крепко держа за волосы. В случае попытки дернуться, думаю, он бы вырвал мне все волосы с корнем. Красивые цветы, вплетенные в локоны, от грубых действий частично упали на пол.

Кончиками пальцев ног я послушно уперлась в кровать, неловко остановилась, ничего не видя перед собой. Тогда последовал толчок в спину, отчего я завалилась ладонями на кровать. Артур подхватил под бедра и подтолкнул ещё вперед. Не успела опомниться, как уже стояла на четвереньках, а Бонифаций, все также держа жестко за волосы, наклонил мою голову, как можно ниже. Удовлетворился только когда щекой вжал куклу в матрас. Ночное брачное одеяние тут же задрал до поясницы и лишил меня тепла. Легкая ночная прохлада коснулась обнаженных ягодиц.

От того, что голова наклонена вниз, мои бедра оказались очень высоко подняты. В этой унизительной позе было видно все между ног. Розовая плоть и места, доступные для секса.

Едва предприняла попытку убрать бедра, как Бонифаций надавил мне на ноги, не позволяя разогнуться или прикрыться. После этого он долго смотрел, наслаждался моей позорной позой собачки. Но ничего пока не делал. Выжидал, похотливо наблюдал.

Артур немногословен. Он человек не слова, а дела. Унижает, уничтожает, подавляет только действиями. Разговоры ему не нужны.

Когда насмотрелся, получил удовольствие от вожделенного осмотра, одной рукой по-прежнему держа меня за шею, второй освободил член, а после приставил его к моей плоти. Медленно начал ласкать головкой снизу-вверх. Не спеша, наслаждаясь ощущением всевластия и моими стонами.

— Зверь прекрати! — вновь взмолился Рафаэль. — Казни здоровенных мужиков, а она не причем!

От понимания, что с пола Рафаэль, также, как Бонифаций, мог наблюдать за моими откровенно выставленными бедрами, я сжала подушку. Думала к дьяволу разорву ее. Зубами разгрызу! Прокляну всех! Порешу!

Я не устраивала переворот! Я ни в чем, дьявол тебя раздери, не виновата!

Мысленно выла, но на самом деле звука не произнесла, потому что таким образом могла показать свою слабость и продемонстрировать, как мне больно. А это равносильно самосожжению, краху моей жизни. Поэтому я бессильно глотала слюну, драла дрожащими пальцами подушку и пыталась не сдохнуть от обиды на мужчину, который медленно и окончательно умирал в моих глазах.

— Заткнись или дорежу! — пригрозил Бонифаций, сплюнув на пол, где видимо лежал Рафаэль. — Потаскуха отвечает за свои проступки. Сделала — ответила. Не люблю бесчестных людей.

«Потаскуха» — ужасное слово порезало без ножа. Именно на него я реагировала. Оно маячком пульсировало в мыслях. Именно из-за него было обиднее всего. И я бы скорее откусила себе язык и сожрала его, чем начала молить о снисхождении. Может надо было расплакаться и хитро пустить слезу, но из-за этого чувства обиды не могла побыть хитрой. Да и не верилось, что Артур поверит женским слезам, к тому же моим. Никогда не верил.

После оскорбительного слова «потаскуха» он еще долго головкой члена гладил мою плоть. Примерялся, куда и как меня взять. Куда вставить сначала, а куда потом. Иногда надавливал очень сильно, отчего мое сердце подскакивало и билось в мужскую ладонь, крепко державшую за горло, затем я жмурилась, а моя плоть от напора члена туго сжималась, предчувствуя вторжение. На пятый раз я не выдержала, потому что осознала — Бонифаций явно вознамерился на анальные игры. От паники качнулась и бедрами боднула его, но, к сожалению, доставила не боль, а опять раздразнила. Раззадорила на действия. После этого получила небольшой удар ладонью по промежности. Не больно, но необычно, что заставило меня громко охнуть, а потом головой врезаться в стену.

Враг, поняв, что я настороженно затихла и попала в плен его тела и стены, начал играться не только членом, но и освободившейся рукой. Погладил каждый вход для секса. Медленно обвел по контуру, дразня и вызывая дрожь в теле. Пальцами он двигался непозволительно дерзко и заставлял меня еще сильнее сжимать простыни и подушку. Бессильно злиться, чувствуя кончик пальца, который скользил в каждый проход, немного растягивая мою плоть, на что я каждый раз зажимала мышцы бедер.

Бонифаций лишь с забавой игрался, поглаживал плоть то там, то там, а потом одновременно везде ласкал. И чем больше я сжималась, тем настойчивее и глубже пальцами проникал внутрь меня. Распаляя, растягивая, возбуждая, заставляя гореть от унижения при мысли, что все это видел и слышал Рафаэль. Была одна надежда, что муж находился слишком низко, а кровать высоко и близко к окну.

— Расслабься, я хочу и туда, и туда, и туда. Всюду успеем. У нас есть пару часов, — наверное, устав от моего сопротивления он, наконец вытащил из меня пальцы. — Если будешь сопротивляться, сделаю тебе очень больно. Притворись на этот раз, что спишь со мной ради жизни мужа. Если останусь доволен, то оставлю вас двоих в живых. Побудь потаскухой еще немного!

Пока он отпустил мои руки, чтобы взять член, я, услышав вновь «потаскуха», извернулась, легла спиной и от гнева ухитрилась коленом врезать по мужской ноге. Жаль до паха не дотянулась. Попыталась рвануть с кровати, но зверь схватил в охапку и опять повалил спиной на кровать. У меня словно второе дыхание зажглось, внутренние резервы открылись. И я начала вновь биться со зверем. С неравным соперником!

Мы оба обезумели. Вертелись, как дикие, сумасшедшие звери, которые действовали на инстинктах. У него был инстинкт — унизить, завалить на лопатки, а у меня не дать себя унизить и взять. Я была не человеком, а добычей, загнанной в угол. Дикой, необузданной. Цеплявшейся ногтями и зубами во врага. Но со временем все же стало понятно, что мужчина намного сильнее и завалил на лопатки. Но несмотря на неудачу я металась, натурально рычала и издавала разные стоны, после чего укусила Бонифация за ухо. Он озлобленно взял мои руки, до боли сдавил их одной своей, чем вызвал мой стон и прогиб в спине.

— Давай…еще… твое бессмысленное трепыхание еще сильнее заводит! — от того что выгнулась, грудь бесстыдно приподнялась и набухшие соски приковали взгляд Бонифация. Он наклонился, видно, чтобы укусить, но ослабил хватку на моих руках, чем я и воспользовалась.

Не помня себя, хлестнула мужчину по щекам, зная, что это предел. Поднимая руку на принца будь готова к смерти. Но моя душа буйствовала, гремела от чувства унижения. Не страсть или чувства двигали Бонифацием, как ранее, а желание унизить меня. Уничтожить. Раздавить мое тело и душу вместе с ним. Одна мысль, что вот этот холодный и злой Артур будет как раньше меня «любить», хотелось выпрыгнуть в окно и разбиться вдребезги. Я не хотела ощущать его ненависть.

Назад дороги не было. Бонифаций перешагнул черту, поэтому и я теперь не боялась последствий.

На пощечину он разозлился, произнес что-то нечленораздельное и вновь сдавил мои мельтешащие руки между собой.

Я зажмурилась, приготовилась получить удар в лицо, но время шло, а наказания не следовало, поэтому приоткрыла веки, разглядывая черноволосого мужчину, застывшего надо мной.

— Была бы ты страшненькая, непременно ударил, но не хочется уродовать тебя. Но ты нарвалась! — пришел он к какому-то выводу. Поднялся с кровати, оставив меня лежать и смотреть на девственный балдахин.

Мое сумасшедшее сердце от накатившего облегчения и огня надежды едва не вырвалось из грудной клетки, но как только услышала стон Рафаэля на полу рядом с кроватью пыл радости поумерила, ибо муж мог видеть и слышать творившееся безобразие.

Возникло немедленное желание — выжить и спасти Рафаэля. Все же я считала его неким собратом по несчастью, который попал в ловушку политических интриг и ко мне относился уж явно лучше всех мужчин вместе взятых.