Против воли до слуха доносились вести с войны. До того, как Бонифаций объявил войну земле Вацлава, он потребовал выполнить лишь одно условие — умертвить десять процентов населения, взамен тех людей, которых отняли у его земли. В этом случае он был согласен не объявлять войну. Но Вацлавы не согласились на это требование и поэтому Артур совершал мелкие набеги на земли врага, но до сих пор масштабных битв не происходило. И в первую очередь я не могла понять, почему Бонифаций столь не решителен.
За несколько недель до моей свадьбы он и вовсе объявил временное перемирие в силу плохого самочувствия его родителя, но изъявил желание быть приглашенным гостем на моей свадьбе. Это не удивительно, ведь на свадьбы шейхов, всегда официально приглашают знатных гостей из других земель, но неожиданно другое — по какой причине Артур оставил мысль вырезать десять процентов населения чужой земли в отместку за своих погибших людей?
Я много размышляла об этом в собственных покоях. Как раз в один из таких дней впервые за несколько месяцев ко мне прибыл отец.
Мои мысли после того собрания — последней встречи с отцом стали четкими, ясными, как наше голубое небо над головами. Хоть и до сих пор мои глаза слепы, но картина мира нарисовалась очень четкая.
Первые дни после того, как отец ударил меня, я не могла с ним разговаривать, поскольку его голос вызывал дрожь по коже от напоминания, какая тварь меня вырастила.
— Могу я войти?
быть вежливым. Неуместен фарс, после того как родитель называл меня сумасшедшей и шлюхой дьявола. Думаю, успокоился только, когда удостоверился, что я не понесла от Артура. Должно быть, днями и ночами молился, чтобы этого не произошло.
Родитель стучал по стене, таким образом просил разрешения войти в мои покои, поскольку Рафаэль ему запретил подходить к его невесте.
Видно отец немного успокоился после плена. Теперь вновь стал спокойным, гордым мужчиной, в котором более не чувствовались истеричные нотки. Можно понять его расстроенное состояние и не умение владеть собой после длительного пленения, но я тоже пробыла в плену и истерики не устраивала. Поэтому, нет, оправдания отцу в тот день я не могла найти.
— Разумеется…о..т..е..ц! — это слово стало комом в горле, сдавило не приятно, что от ощущения удушья проявились слезы на глазах. Гость предпочел не понять моего сарказма и согласно продвинулся дальше по комнате.
Я стояла к нему спиной и, держась за низкий подоконник, смотрела в окно, понимая, что кроме черноты ничего не видно. Только ощущения. Дуновение ветра на бледном лице и пустота внутри.
— Ты готова выйти замуж? Братья Бонифации изъявили желание побывать на твоей свадьбе. Это великолепный шанс без особой крови убить их на празднике. Я знал, что старший брат захочет побывать на твоей свадьбе. Вероятнее всего с каким-то трюком, так что надо быть во все оружии. Не ведись на провокации и старайся не останавливаться рядом с ним. Мужчина может бесконечно пробовать женщин, менять одну на другую, но после жарких ночей их лица непременно стираются из памяти. Но женщина, которая его бросила, подставила и сбежала с другим навечно врежется в его мысли и будет терзать.
На моих губах проявилась горькая, ядовитая усмешка, которая была прикрытием от моей боли, но никто не видел моего лица и глаз, поскольку они закрыты повязкой, чтобы не пугать людей моим расфокусированным слепым взглядом.
— Ты вновь используешь меня, как приманку для Артура? Он использовал меня для поимки тебя. А ты использовал меня для поимки его?
Я медленно развернулась, встав спиной к подоконнику, а к отцу передом. Тем самым дала увидеть свою сумасшедшую улыбку. Ирония судьбы — быть живым пушечным мясом для людей. Когда вся радость прошла, я прекратила щериться и молвила:
— Так тому и быть. Если Бонифаций будет столь глуп и наведается на мой праздник, что ж, его жизнь будет коротка, но я буду милостива и позволю похоронить его со всеми почестями! Жаль только, что его жена и ребенок рано лишатся мужа и отца!
Родитель засмеялся столь знакомым добрым смехом, таким как в детстве, когда радовался моим успехам, первым прыжкам с дерева или неумелым гребкам в озере. И от этих воспоминаний кольнуло в грудь. Болью отчетливо кольнуло. До слез. Но хорошо — повязка скрывала мою слабость.
— Мне нравится твой настрой. Моя дочь…
Что!? Что!? Это забавное слово "дочь" настолько легко вырвалось из его лживых, мерзких уст? Отец не понял, почему я прикрыла рот ладонью и мои плечи начали странно подрагивать. Да, потому что грудь рвало от безудержного смеха!
— Какая я тебе дочь? — сквозь смех и странную истерику смогла вымолвить. — Не! — погрозила указательным пальцем, как глупому дураку.
— Я или ты кто-то из нас умер в тот день, когда ты, решив осуществить переворот, позволил устроить резню в собственном оазисе. Сам сбежал, а меня оставил Артуру! Поздравляю, ты теперь шейх, правда, на очень маленькой земле, которую почти полностью истребили!
— Как ты смеешь, дрянь неблагодарная!? — я инстинктивно сжалась, уже физически ощутив ветер от резких движений отца. Уже знала, что он занес руку, слышала шорох его одежды и скрип обуви по полу. Знала, что вскоре получу мощный удар, но инстинктивно прикрыла лицо ладонями.
— Только попробуй меня еще раз ударить! — пригрозила, медленно убирая руки от лица. — Или я скажу Рафаэлю.
Отец напоследок фыркнул и унесся прочь.
Незнакомка
POV Лиля
После разговора с отцом, находясь в ошеломленном состоянии, я пустилась по коридорам дворца. Иногда врезалась в стены, но мне было чихать на ушибы или стесанные ладони, которыми ощупывала прохладный камень, чтобы совсем уж жестко не удариться лбом и не нанести телу серьезную травму.
От клокотавших эмоций скорости я не сбавляла, а наоборот ускорялась. Мне надо было сбежать на волю. Срочно нужен был глоток воздуха. Хотелось выбраться из невидимой удавки, которая появилась на шее, едва опасения подтвердились. Одно дело слухи, ранее достигавшие ушей, а другое, когда отец твердо объявил о незваном госте, что прибудет на свадьбу.
Зверь шел за мной. Знакомая с мужчиной я прекрасно осознавала его желание отомстить отцу, Рафаэлю и, в целом, семье Вацлавов за нападение на оазис. Но самое главное другое — он шел за мной и, нет, не по причине чувств. Надо быть совсем наивной дурой, чтобы хоть на секунду поверить во вспыхнувшие вдруг «чувства» у подобного мужчины. Все его чувства концентрировались ниже пояса. Но даже этого мало, как бы ни была хороша новая плоть для занятий любовью, интерес к женщине у мужчин со временем угасал. Я много раз слышала подобное высказывание от воинов отца, которые, думая, что я мальчик, вели совершенно разносторонние разговоры.
Почти без проблем, лишь с небольшими ссадинами, добравшись до комнаты, я ощутила, что ладони и шея покрылись каплями холодного пота. Я боялась? Нет. Скорее работал инстинкт самосохранения, ведь в обмен на жизнь отца, я дала клятву, которую не выполнила.
Надо быть совсем глупой, чтобы не опасаться его гнева, а я не была глупой. Я всегда была практичной и находчивой. Не честной девушкой, Не правильной, а скорее аморальной в глазах нашего общества. Но мне не важно их мнение, поскольку они не знали каково быть в Моей Шкуре!
Первым делом сняла проклятую серьгу-пирсинг, чувствуя облегчение, словно я освободилась от оков рабовладельца. От его невидимых наручников. Я СВОБОДНА от тюремщика. Для меня он больше никто! Пустое место.
В тот же вечер я впервые за несколько месяцев позволила себе подумать об Артуре. Поднялась на крышу дворца, где находилось несколько позолоченных куполов, а между ними разбит цветущий сад. Аромат цветов и уединенность меня неизменно притягивали. Прекрасное место, где можно вспомнить и в спокойной обстановке проанализировать прошедшие события.
Для Зверя я была маленькой диковинной зверушкой, которую можно пощипать за лапу. Если игрушка будет умна и потерпит экзекуцию, то палач будет милостив со зверушкой. Даже накормит и напоит, даст некую волю и свободу. В случае, если диковинка ощетинится или, не дай красным пескам, будет столь глупа, что цапнет благодетеля, он немедля вырвет ей зубы или оторвет лапу. Бонифаций захотел — посмеялся над глупым зверьком, пощупал его на предмет мужских органов, захотел привязал к столбу и заставил ночь провести под свечением красного песка с риском ослепнуть. Взбесил паренек и отдал его в бордель. Захотел — вернул обратно во дворец. Пока зверек не трепыхался, почему бы и нет? Мог даже стать на время спокойным и заботливым хозяином. Дать работу и возможность учиться оборванцу. А почему нет? Он ведь не садист, а вскоре повелитель целой земли. Ради разнообразия мог подать милостыню глупому юнцу.
