Никнут стяги. Гибнет рать.

Кружит ворон над Каялой,

Половецкою рекой.

Завершился ратный бой,

Полегло славян немало.

Где уж славы тут искать!

Век двенадцатый к закату

Полтора десятка лет

Князю Игорю припас.

Да затмилось солнце враз,

Потускнел, закрылся свет,

Из похода нет возврату.

Что звенит и что шумит?

Кто ликует? Кто тоскует?

Кто по-женски слезы льет?

Знать бы князю наперед,

Что Господь его взыскует,

Что он Степь не победит.

Но напрасен приговор,

Когда честь превыше жизни,

Если Русь милей всего.

Не жалея ничего,

Ты в Каялу кровью брызни,

Стань бессмертным с этих пор.

Мы забудем плен и мрак

Пораженья и разора,

Поиск выкупа и бегство.

«Слово…» русское – ты средство

Прекратить о славе споры,

Если Русь терзает враг.

Была междоусобица князей

Жесточе всех нашествий и набегов

Варягов, половцев и печенегов,

Страшился русич родовы своей.

Когда на брата брат сбирает рать,

А сын отца с престола свергнуть тщится,

Не торопись на белый свет родиться,

Чтоб от руки родной не погибать.

Казни своих, чтоб устрашился враг,

А жены народят еще младенцев.

Велик Христос, не бойся иноверцев,

Ты сам себе грабитель и чужак.

На поле, что усеяно костьми,

Оратай плуг не смеет долго ставить.

Как медленно мы обретаем память,

Мучительно становимся людьми!

Я тоже Игорь, Ингвар, скандинав,

Я тыщу лет на сече был кровавой,

И я на смерть давно имею право,

От вероломства всех князей устав.

Перековать орала на мечи

Не торопись, земля моя святая.

Восходит солнце, медленно светает.

На пашню опускаются грачи.

Всему мерило черный хлеб и труд,

А не гордыня, вправленная в злато.

Да будет мир!

Да будет детям Завтра!

И распрям всем —

Да будет Божий суд!

Опять они тебя терзают, Русь,

Иных времен татары и монголы.

Заканчивая бренной жизни школу,

Я ничего на свете не боюсь,

Но вновь они тебя терзают, Русь,

Иных времен захватчики-монголы.

Как больно мне! Как горько, трудно как!

В веках хоругви славы поистлели.

Казалось, шаг – и мы почти у цели,

Где свет пронзает набежавший мрак.

Не жду царя. Героя не хочу.

И не воскреснет Новгорода вече.

Давно не утро, но еще не вечер,

Чтобы затеплить в горенке свечу.

Не знаю я молитвы ни одной,

Помимо этой: «Господи, помилуй!»

Пусть наделит он всю Россию силой,

Чтобы могла исполнить долг святой.

Мы ополчимся, внуки Мономаха,

На всех мамаев, кто пришел с мечом.

И светлым Провидения лучом

Рассеем тьму нашествия без страха.

Россия, Русь, я твой до гроба сын.

Но и за гранью бытия земного

Я буду жить, оставив людям «Слово…»,

Своей судьбы и раб, и господин,

И в Поле буду воином один.

Он кликнул Бельского, чтоб шахматы принес.

Фигуры все расставил должным строем

И грозным взглядом их окинул по привычке.

Он жить хотел и действовать всерьез,

Поскольку время было крайне непростое.

Есть у царей войну вести обычай.

Волхвы намедни в день сей предрекали смерть.

Пусть подождет. Ему нужна победа.

Вкушая кровь, вкушаешь чьи-то жизни.

Боярин обыграть его не может сметь.

Царь принял ванну. Предстоит беседа,

Как без него существовать Отчизне.

Но старший сын Иван, наследник, что убит,

С Баторием сражаться вознамерясь,

Ударом скипетра державного пронзен,

Пред взором мысленным окровавлéн стоит.

В порыве юноши отец узрел лишь ересь.

И слышит Иоанн сыновний стон:

«Я не виню тебя, земной мой господин…

Ко Господу иному отлетаю…

Живи, коль можешь, сберегая Русь…

Не став царем, я остаюсь твой сын…

Любя, твой грех смиренно я прощаю…

Коль может Бог, тебя простит он пусть…»

Холодной, словно лед, дрожащею рукой

Царь заслонил глаза, рыдая глухо.

Король с доски упал… Царь навсегда затих…

Род Рюриков ушел на вечный с ним покой.

Феодор сын не в счет. Безвольная проруха…

Он Годунову власть вручит из рук своих.

Так умер Иоанн Четвертый, Грозный царь,

Не испытав раскаянья при смерти,

Заложник властолюбья и тиранства.

Тому, кто скажет людям: «Это было встарь…»,

Припомните иных тиранов, и не верьте,

Что время их ушло. Грозней нет постоянства.