– Никак я этого не делала! – возмутилась Женя. – Это просто ветер. Я так и не нашла способ скинуть книги с полки незаметно.

– Да, беда, – протянул Земсков и почесал в затылке. – Перестарались мы…

– Еще как…

Матильда топталась поодаль. Когда Земсков пошел за книгой, Женя оглянулась на нее. Та стояла рядом со своей начальницей и гладила по плечу заведующую читальным залом. Женя вдруг признала в плаксе свою соседку справа на «Литературной порке».

– Я удвою твою ставку, – драматическим шепотом возвестил заведующий. Он вернулся с заказанной Женей книгой и бросил взгляд на Мати. – Только отвлеки ее. Пусть она больше не плачет, хорошо?

– Хорошо, – согласилась Женя. Как она и предполагала, расставание влетит Земскову в копеечку. – Я ее домой заберу?

– Что? Кого домой заберешь? – не понял Земсков.

– Книгу, книгу я домой заберу? – нетерпеливо сказала Женя.

– А? Да, забирай…

Женя засунула «Воспоминания» в свой рюкзак. Немного пришедшая в себя заведующая читальным залом наблюдала за ней так, будто Женя ее обворовывала.

– А вы сотрите как-нибудь невзначай с контактов потолочных ламп на третьем этаже масло для губ, – сказала Женя Земскову, – а со штырьков всех штепселей – бесцветный лак для ногтей. И все снова заработает.

Земсков посмотрел на нее ошеломленно.

– Неужели все так просто?

– Проще некуда. Всегда все проще некуда.

Тем временем Анастасия Емельяновна зачем-то взобралась на сцену и громко откашлялась, привлекая к себе внимание.

– Матильда, – позвала она, – можно вас на минуту? Поднимитесь, пожалуйста, сюда, ко мне.

Мати растерянно посмотрела на начальницу, на коллег, бросила взгляд на Женю. Женя пожала плечами. Майя Цзиньсуновна легонько подтолкнула Мати в спину.

– Скорее же, идите сюда, на сцену, скорее!

Матильда медленно поднялась по ступенькам, встала рядом с Емельяновной, лицом к коллегам.

– Простите нас, Матильдочка! – вдруг, влажно кашлянув, сказала Анастасия Емельяновна. – Очевидно, что мы были слишком грубы с вами на прошедшем мероприятии и, видимо, поэтому мы имеем все эти… неприятности.

Матильда открыла было рот, но начальница не дала ей вставить и слова.

– Вам не стоит плакать, – увещевала ее Емельяновна, вытирая своим платком ее лицо. На платке остался весь Матильдин макияж. – Мы сейчас все испуганы. Всем нам нелегко.

Остальные дамы энергично закивали, и кто-то даже поддакнул. Заведующая читальным залом молитвенно сложила руки у груди, а брови – домиком, и даже подалась вперед – так хотела заслужить прощение Матильды.

– Я не сержусь… – начала было Мати.

– Я уверена, что вы нас простите, ведь…

Так же, как и тогда, на «Литературной порке», они не собирались слушать ее ответы. Емельяновна продолжила аргументировать, сотрудницы продолжили поддакивать – они опять разговаривали сами с собой. Женя бросила слушать, оглянулась по сторонам и заметила начальницу отдела иностранной литературы рядом со своим левым локтем. Она стояла, скрестив руки на груди, и в задумчивости мерно постукивала себя карандашом по щеке.

– Может, это и правда Третья Жена? – сказала Майя Цзиньсуновна. – Может, мы ее и правда разозлили?

– Уверяю вас, она жива, – сказала Женя и улыбнулась, глядя ей прямо в лицо.

Майя Цзиньсуновна ответила ей таким же острым внимательным взглядом и, вдоволь насмотревшись, улыбнулась краешком губ.

– Владислав Вячеславович, ничего, если Матильда на несколько дней уйдет в оплачиваемый отпуск? – спросила со сцены Анастасия Емельяновна.

– Я думаю, это будет разумно, – тихо ответил заведующий из зала. Матильда на него не смотрела.

Ого, все гораздо сложнее! Они решили пожалеть брошенную любовницу! Взрослые почтенные дамы – глупую молодую сикушку, влюбившуюся в их общего мужа. Хорошо, что Мати ничего не подозревает и, пытаясь сдержать радость, договаривается с Емельяновной, что уйдет домой прямо сейчас.

Библиотекари тем временем поняли, что прощены, тоже заулыбались и стали расходиться по рабочим местами, уверенные, что призрак Третьей Жены хотя бы перестанет быть таким агрессивным.

– Наверно, я просто плохо закрепила журналы, – бурчала заведующая читальным залом, восстанавливая разрушенную выставку.

– Неожиданно, да? – спустившись со сцены, Матильда улыбнулась. – Отпуск – это чудесно. Подождешь меня? Я сбегаю за сумочкой.

– Подожду. На крыльце, а то тут все еще нечем дышать.

С неба хлестал дождь, асфальт остывал. Женя сняла кроссовки. Лужи на крыльце были теплыми, и она барахтала в них пальцами.

– Влад тебе теперь не будет платить, – сказала Мати, тихо подойдя сзади.

Женя промолчала и посмотрела в небо. Туча, выплескивая из себя воду и погрохатывая электричеством, уходила.

– Как мы будем дальше без денег? – допытывалась Мати удивительно немногословно.

Обычно этот вопрос звучал так: «Ты бы общалась со мной без денег?». Женя отвечала «конечно» и прятала в карман очередную купюру. «Конечно» было таким же отработанным, как и тот жест, которым она забирала у друзей их деньги. Но на этот раз Женя промолчала.

– А где ты живешь? – сдалась Мати. – А то дождь…

– В Писательском квартале, – тихо ответила Женя.

Настроение у нее было превосходным.

– О, Писательский квартал! Всегда мечтала там жить!

– Серьезно? – Женя ткнула пальцем в модную Матильдину многоэтажку.

– Ну, это квартира брата, – улыбнулась Мати. – Он ее под себя выбирал. Сам он сейчас в столице живет, работает. Я бы выбрала другое. И в Писательском квартале дешевле…

Значит, это квартира Матильды, и она, расставшись с Земсковым, не останется без крыши над головой. Она – вполне самостоятельная молодая женщина и, возможно, не повиснет на дружески подставленном плече, как тяжкий груз. Именно этого знания хватило Жене, чтобы решиться предложить Матильде свой гениальный план.

– Слушай, – сказала она, – мне нужна твоя помощь. Я недавно сделала ремонт и вынесла вон весь хлам. У меня остался только матрас, и тот – в целлофане. Не могла бы ты мне помочь квартиру обставить? Украсить, уютной сделать? Денег у меня совсем немного, я не знаю, на что решиться, и поэтому живу как бомжара…

– С удовольствием! – Мати всплеснула руками. – Это ты здорово придумала! И нам не надо будет расставаться! Я вместо денег поработаю у тебя дизайнером!

Женя внимательно посмотрела на нее. Глаза заблестели, слезы, то и дело накатывавшие на нижние веки, высохли, плечи расслабились.

– Увидимся завтра.

Мати, махнув рукой на прощание, побежала к своему дому, прикрываясь сумкой от тугих струй теплого дождя. Женя сунула носки в рюкзак, кроссовки связала шнурками и перекинула через плечо. Под дождь она ступила медленно и босиком.

Пока она добрела до Писательского квартала, дождь кончился.

Дома было прохладно. У Аркаши за стеной ревел телевизор. В распахнутые окна с проспекта Довлатова тянуло мокрым асфальтом, а со двора – мокрой травой и свежей зеленью.

Женя положила «Воспоминания» Цельникер Юдифи Львовны на подоконник рядом с так и не начатой «Третьей женой» и бросила быстрый взгляд на мыло.

На фиолетовом бруске, по всей поверхности, выступила влага – так испарялись масла. Женя по очереди подержала в руках остальные. Мокрым оказался только фиолетовый, потела почему-то только лаванда.

Она включила чайник, и пока заваривался зеленый чай, ловко покромсала лавандовое мыло на длинные красивые ароматные завитки.

– Как думаешь, красиво получится? Не то, чтобы я тебе не доверяла, ты не подумай плохого…

– Уверяю тебя, будет красиво, – улыбнулась Женя. – Обесцвеченные пряди получатся желтоватыми. Если захочешь, их можно будет сделать платиновыми, когда розовый смоется.

Она наносила на пряди краску и заворачивала их в фольгу. Матильда пыталась разглядеть результат в довольно грязном оконном стекле.

– Не показывай мне осветленное, окей? – попросила Мати с улыбкой. – Крась сразу розовым! А то мне понравится, и я не решусь оттенять. А я хочу именно розовый.