– Отличная работа, парень! – Лора похлопала Адана по плечу и, широко ступая, медленно покинула кухню.
С очень сильным румынским акцентом, который для меня был более понятен, нежели чистая американская речь, Адан стал меня отчитывать:
– Тебе надо двигаться быстрее. Нельзя заставлять клиентов ждать.
Если ты чего-то не знаешь, спроси.
– Оставь ее в покое, она здесь не так давно, – со своей неизменно привычной улыбкой перебил его Мо. За что я ему была очень благодарна.
– Да, но… – возразил Адан.
– Никаких «но»! Она скоро все поймет. Дай ей немного времени. Адану ничего не оставалось, как схватить тряпку и начать яростно протирать стол.
– Спасибо, Мо – по крайней мере, хоть один человек на моей стороне. Я знаю, что должна все быстро делать, просто растерялась.
– Без проблем, Вика, – Мо быстро начал моргать широко распахнутыми как от удивления глазами, а потом застенчиво опустил голову и потупил взгляд. Это была его коронная шутка. После такого мини-представления его лицо озарялось улыбкой, а в ярких карих глазах вновь появлялся веселый задор.
– Вика, мой кузен и я в эту субботу собираемся в клуб. Пойдешь с нами? – игриво спросил Мо.
Он что, флиртует со мной? Если да, то я ничего не имею против. С ним так весело!
– Вообще-то я собираюсь в церковь с подругой.
– Но не ночью же?
– Нет, с утра, начало в 9.
– Ну…?
Я хотела пойти. К тому же, я настолько погрузилась в работу, что чувствовала, как постепенно становлюсь затворницей. В церкви, конечно, хорошо, но в клубе намного веселее.
– Хорошо – спокойно произнесла я, стараясь не показывать своей радости. Я хотела сделать вид, что посещение клубов для меня привычное занятие, и нет никакой необходимости сильно радоваться по этому поводу.
– Отлично! Дай мне свой номер телефона. Я позвоню в субботу, и мы заедем за тобой.
Мо направился в конец кухни, где у нас располагалась обеденная комната, в которой мы оставляли свои личные вещи, сумки, достал листок бумаги и ручку. Он даже не пытался скрыть своих эмоций: он был очень счастлив!
Я надеялась, что правильно записала ему свой номер. Я всегда путаюсь с последними двумя цифрами: 89 или все же 98? Кажется, все-таки 89.
Сцена 13. ИГРА В ВОЙНУ
– Я так соскучилась по дому, – выдала я по телефону маме.
– Это что-то новенькое! – воскликнула она. – Ты не тот человек, который обычно скучает по дому.
Так было всегда. Я вспомнила один случай в летнем лагере, после которого меня долго не покидало чувство вины.
Мне было 12 лет, когда мои родители отправили меня в тот лагерь. Это был не совсем обычный лагерь, где в течение 3 недель можно свободно проводить время, и лишь изредка заниматься общественно-полезными делами. Нет. Это был недельный лагерь под девизом «Слет актива». В нем принимали участие по два самых активных ученика из каждой школы нашего района. Я была среди них – представляла свою школу.
У нас не было двухчасового перерыва для дневного отдыха, как в обычных лагерях. Каждая секунда с 8 утра и до 11 вечера была полностью расписана различными креативными занятиями, кружками или подготовкой к вечерним спектаклям. Вожатые учили нас рисовать, правильно наносить макияж, играть на сцене, сражаться на шпагах, ходить как модели и танцевать. Под гитару мы пели бардовские песни в орлятском кругу (когда все взрослые и дети дружно вставали в круг и обнимали друг друга). Я обожала орлятские круги.
На четвертый день пребывания в лагере ко мне приехали родители. В этот момент у нас проводилась игра под названием «Война». По сценарию два генерала хотели жениться на одной даме, но она выдвинула свои требования: сказала, что выйдет замуж за того, кто принесет ей флаг, потерянный ее отцом где-то в лесу в предыдущей войне.
К нашей одежде пришивали бумажные погоны цвета своей команды: оранжевого цвета, если ты в команде Зюзиков, или зеленого цвета, если в команде Харымзиков.
Если кто-то полностью сорвал с тебя погоны, ты считался убитым, и участвовать в боевых событиях уже не мог. Если же погон был поврежден, то это означало, что ты ранен и мог обратиться за медицинской помощью в больницу, где твой погон склеят и пришьют обратно, чтобы ты мог продолжить бой.
Я ненавидела эту игру. Каждый раз я терпела поражение уже в самом начале. Быстро бегать я не умела, и, вообще, боялась на кого-нибудь нападать. Так что я предпочитала прятаться за деревьями, но как только я покидала свое убежище, то меня сразу или «убивали», или «ранили».
Как раз в тот день все и произошло: я была поражена одним из бойцов армии Харымзиков (я сражалась на стороне Зюзиков). Мой левый погон был еще цел, но правый был содран с плеча, к тому же его успели порвать на несколько частей.
Я была готова расплакаться, мои руки дрожали, но все же я отчаянно пыталась собрать все кусочки пострадавшего погона и добраться до больницы. В этот момент ко мне и подошла мама. Она была так счастлива меня видеть, но я не могла оставить игру. Я лишь сухо поздоровалась и, не обращая на нее никакого внимания, продолжила искать остальные части своего оранжевого погона. Мамино лицо из счастливого в один миг превратилось в очень мрачное. Пытаясь скрыть подступившие слезы, она произнесла дрожащим голосом:
– Вика, разве ты не рада меня видеть?
– Конечно, рада, ма – не глядя на нее ответила я, с трудом сдерживая поток слез. Я все еще не могла найти последний кусок погона.
– Пойдем, папа ждет нас в машине.
– Хорошо, одну секунду.
– Вика, пошли! Потом закончишь свое дело. У нас не так много времени.
Уже не скрывая своего раздражения, я последовала за ней.
Возле машины она сказала, что они больше не собираются приезжать и навещать меня, раз уж я не нуждаюсь в их присутствии. Я попыталась объяснить, что на мое настроение повлиял проигрыш в игре, но не смогла ее убедить.
Я сильно обидела маму, хотя совсем этого не хотела. Я очень любила родителей, и ценила то, что мама всегда была на моей стороне, когда папа был слишком суров. Я неоднократно просила у нее прощения и, думаю, она давно простила, хотя себя простить я долго еще не могла.
Так же долго я не могла себя простить за то, что была несправедлива к отцу, который не позволял мне проводить с друзьями столько времени, сколько я хотела. К строго назначенному часу я обязана была вернуться домой, а за опоздание хоть на 5 минут мне запрещалось в следующий раз встречаться с друзьями.
Когда я была маленькой, ровно в 9 вечера я должна была ложиться спать, хотя я хотела смотреть телевизор. В ответ на просьбы помочь мне с математикой или физикой, отец обычно разбирал задания в уме, а потом, не давая никаких подсказок, заставлял меня решать все самостоятельно.
Мне не разрешалось ложиться спать, пока я не решу все задания правильно. Видя неверный ответ, отец лишь мотал головой и отправлял думать дальше. Вот такой была его помощь.
* * *
Поэтому мама и не поверила своим ушам, когда услышала, что я соскучилась по дому. Но это действительно было так. Хотя я считаю себя сильной, но очень тяжело жить в другой стране, где все чужое: начиная от языка, заканчивая местной культурой.
– Прошло же чуть больше месяца. С тобой все будет хорошо, – пыталась поддержать меня мама.
– Да…., спасибо мам, ты права.
Сцена 14. ЦЕРКОВЬ ВМЕСТО ДИСКОТЕКИ
Меня разбудил солнечный свет. Даже через прикрытые веки я чувствовала, как теплый луч солнца блуждает по моему лицу, заставляя начать новый день.
Я открыла глаза, на часах 7:38 утра. Будильник должен был разбудить меня в 8 утра, но лучик солнца выполнил эту работу за него. Я потянулась, словно кошка, и поднялась. Приняла душ, помыла голову и высушила волосы, надела черную юбку ниже колен и темно-синюю блузку с блестками.
Мой путь лежал в церковь. Хоть от меня не требовалось соблюдения особого дресс-кода, все же короткая юбка и декольте смотрелись бы не очень уместно в данном случае. Я решила оставить их на вечер в надежде, что Мо оценит мой наряд по достоинству.