– Спину нужно держать прямо! – тихо, но четко произнесла она.
Переводчик враз стушевался и, отведя глаза, покорно зазвенел колокольчиком.
В кровать он шел как тень, неуверенный даже в том, что ему принадлежит собственное тело. Появилось странное ощущение потери чувства времени: вся существующая в мире реальность сжалась в одну точку и крепким корабельным гвоздем намертво застряла в его голове. Уни казалось, что он вполне может не идти по коридору, а срезать путь сквозь стену, просочившись бесплотным призраком через малейшие поры угрюмого местного камня. Завтра, а точнее, уже сегодня, совсем скоро, должен был наступить рассвет, а это значит – снова в путь, по проторенной дорожке безысходности и боли. Молодой герандиец не представлял, какая сила сможет оторвать от кровати его истерзанный полутруп. Он мечтал только об одном – провалиться в пропасть глубочайшего сна и лететь, лететь вниз, пока не разобьется о камни абсурдности и бессмысленности своего существования. «Зачем все эти муки, если я и так все равно умру?»
Не успев найти ответ, Уни мгновенно заснул и проспал, по собственным ощущениям, невероятно долго. Вскочив как ошпаренный с рассветом, он с удивлением обнаружил, что Небесный повелитель еще только начинает объезд своих обширных земных владений.
«Как это я так… долго?» – спросил он себя, а ноги уже сами понесли его в дорогу.
Завтракать Уни в этот раз не стал: вид еды вызывал отвращение. «Упаду от слабости где-нибудь и подохну, вот все и кончится», – подумал он. Но не тут-то было. Тело, словно избавившись от залежей скверны, стало необычайно легким, почти невесомым. К исходу десятого дня мотания по горам переводчик казался себе воздушным змеем, свободно реющим в облаках и не скованным никакими земными препятствиями. Само понятие дорог и строгих направлений утратило смысл: Уни с одинаковой скоростью теперь скользил по камням, взбирался на кручи, перелетал через поваленные деревья. Схема расположения алтарей, которую он выстроил в голове, рассыпалась в прах. Пространство, в котором он привык находиться и которое навязывало ему свои правила, теперь растворилось, как ночь на заре. То, что казалось далеким, стало вдруг на расстоянии вытянутой руки, а непролазные горы – обычной прямой дорогой.
С изменением окружающего мира Уни почувствовал, что изменился и сам. Внутри него словно что-то сломалось, как в человеке, который от голода после долгих мучений и борьбы с собой начинает есть отбросы и понимает, что ничего страшного в этом, оказывается, нет, зато жизнь его – продолжается. Отбросами Уни, конечно, не питался, однако потребность в еде незаметно свел к минимуму. Обычно это была каша, горсть орехов и кусок хлеба. От каши он тоже вскоре отказался, а хлеба обычно откусывал лишь самую малость.
Сложнее было с водой. Достать ее в этих горах было неоткуда, а воду в обители Уни пить не мог: она почему-то вызывала у него рвоту. Исхитрившись, он стал просыпаться еще раньше, теряя драгоценные мгновения и так недолгого сна, чтобы слизать с листьев пресные капельки утренней росы. А еще через несколько дней, скинув и навсегда отбросив свои вонючие лохмотья, Уни подставил изрядно похудевшее тело прохладному воздуху предрассветной поры, словно впитывая всей кожей растворенную в нем влагу. Показавшееся из-за горизонта солнце, охватив его всего теплыми лучами, нежно обняло и согрело своего забредшего в эти дальние края сына. Наверное, именно так чувствовали себя первые геранды, создавшие культ Небесного владыки, – детьми и вечными данниками его за возможность жить и радоваться его лучезарным потокам, которые и есть сама жизнь.
Но сейчас Уни ощущал себя даже не своим далеким предком, а диким зверем, мир которого во всей полноте ощущений стал гораздо богаче мира более умного, знающего, но менее приспособленного к существованию без сложных мыслей и прикрас, просто «сейчас под ногами». У него исчезли все те вычурные рассуждения, которые годами составляли основу его восприятия реальности. Лишних мыслей просто не было, да и вообще само слово «думать» для молодого дипломата стало редкостью, спрятанной до поры до времени в самые далекие уголки его сознания. Он жил чувствами, ощущениями, не размышлял, а поглощал сразу, не думая, мельчайшие детали бытия, скрытые за попытками анализировать, раскладывать по полочкам каждое явление или предмет. Теперь Уни воспринимал все целиком и сразу, а решения принимал мгновенно, словно по наитию: бежать – так без промедления, выбрать направление – уже выбрал. И так – во всем. Словно кто-то невидимый руководил всеми его действиями и поступками, а сам Уни лишь в точности выполнял его беззвучные, но удивительно точные команды. Если раньше он много мечтал, но мало делал, то теперь для мыслей просто не осталось времени: каждый миг нужно бежать, прыгать, оставлять и забирать фишки.
Уни уже не считал, сколько сделал, сколько осталось и как ему эффективнее работать. Он даже не делил время на дни поисков и ночи отдыха. Мир стал предельно конкретным и сжался до «здесь и сейчас», но границы этого «здесь» стали очень широкими. Уни начал видеть на бегу всех жуков в траве, слышать, как сливающийся цветом шкуры со скалой горный козел карабкается на вершину, а в высокой траве струится, переливаясь всеми цветами радуги, местный тупомордый ужик. Чувства юноши так обострились, что он улавливал полузабытый запах мяса, которое готовили в поселении за горизонтом, мог слышать голоса живущих там людей и даже их шаги по гладким, отполированным дорожным камням. Уни превратился в один большой оголенный нерв, вопивший обо всем неожиданном многообразии окружавшей его реальности, но при этом неспособный ощутить цель всех своих действий, их предназначение и смысл.
Даже потом Уни не мог сказать, сколько дней все это продолжалось. Просто однажды, опуская деревянную фишку на очередной алтарь и забирая ту, которая там была, он вдруг понял, что один его мешок совсем пуст, а другой – заполнен до отказа. Значить это могло только одно: он наконец-то обошел все сто восемь алтарей, обошел в правильном порядке, в то время как солнце и не думало садиться и день еще не закончился.
Уни плавно сел на землю и застыл, молча смотря прямо перед собой. У него не было никаких эмоций, ни радости, ни облегчения. Он все прекрасно видел и чувствовал, однако у него не было мыслей о том, что делать дальше. Медленно сжав пустой мешок, он резко бросил его в пропасть. Потом, крепко обхватив другой, полный фишек, рывком поднялся. В голове юноши возник образ Онелии Лерис, но в этой картинке не было ни страсти, ни романтики. Была просто цель. Уни посмотрел на мешок так, словно хотел прожечь его взглядом насквозь. А потом ноги сами понесли его вперед. Он не знал куда, но точно не в обитель Стройного Ясеня. Юноша бежал дальше в горы, словно повинуясь некоему инстинкту, руководствуясь не здравым смыслом и памятью, а мистическим озарением, порожденным недавним переворотом в видении такого, казалось, знакомого, но на самом деле обманчивого мира.
Хотя, слово «бежал» не совсем точно отражало те ощущения, которые испытывал Уни. Скорее наоборот – ему казалось, что он просто с невероятной скоростью поднимает и опускает колени, стоя на месте, в то время как окружающая реальность – скалы, деревья, трава и небеса, – свернувшись в одну разноцветную воронку, бешено вращается за его спиной.
Уни не успел осознать, что с ним, как наваждение исчезло. Он стоял перед пропастью, через которую был переброшен… нет, не подвесной мост. Это были два толстых, скрученных из пеньки каната, расстояние между которыми равнялось примерно ширине плеч. Канаты уходили в туман, и что там дальше, разглядеть было невозможно.
Молодой дипломат осторожно, как зверь, пробующий воду реки лапой, дотронулся до импровизированного моста. Натяжение вполне достойное, он поначалу ожидал худшего. Аккуратно ступив вперед, Уни сделал несколько шагов. Было на удивление не страшно. Раньше он всегда боялся высоты, но в этот раз даже гулкий провал снизу казался игрушечным, не вполне настоящим. Возможно, в другой ситуации юный герандиец сделал бы долгую паузу, задавшись множеством вопросов о природе этого «моста», технологии строительства и о том, куда он ведет. Сейчас же Уни просто шел по канатам через объятия тумана, сосредоточившись лишь на одном – как бы не сбиться с дороги.
