– Нет, Иса Махмедович, но Люба у нас строптивая барышня, которой нужно показать, как правильно себя вести в обществе интеллигентных людей.
– Без проблэм, дарагой, – расплылся в улыбке Иса, – С этим у меня проблэм нэ возникнэт.
Я в ужасе смотрела на мужчину и пыталась пятиться назад. Нет, нет и еще раз нет. Только не это. Влад сильнее, чем следовало сжал шею и нагнул меня, помогая усесться в салон. За мной тут же захлопнулась дверь, отрезая пути к отступлению.
Все остальное было, как в тумане. Помню свои мысли, что живой не дамся. Задорого продам жизнь. Помню, как первая набросилась на этого Ису, целясь ему в глаза. В которых, кстати, был неподдельный испуг. Мужчина не ожидал такой прыти и позволил впиться пальцами ему в лицо.
Молодой водитель со своего места сквозь смешки пытался мне помешать, но больше давился от хохота, чем помогал Исе. Оказывается, мы отъехали от парковки буквально метров пятьдесят и встали.
Я явно выигрывала в этом поединке, хотя не раз получила тяжелой ручищей по голове, груди и животу. Но держалась. Из последних самых яростных и отчаянных сил. И возможно, я бы одержала победу, смогла убежать, если бы не открывшаяся снаружи дверь и не взбешенный голос Влада.
– Ну, ты доигралась, сука, – он выдернул меня из машины за волосы и снова повалил в грязную кашу снега, – Не понимаешь по-хорошему? Будет тебе по-плохому, деревенщина.
Влад замахнулся и с такой силой ударил меня по голове, что я ничком упала на спину. Приходила в себя уже в тепле на мягкой кровати.
Первой мыслью было, что пронесло. Все обошлось. В книгах всегда так бывает. Прекрасная героиня теряет сознание, и пока она в обмороке, главный герой вытаскивает ее из болота. В моем случае, я уже очнулась в болоте. И две уродливые жабы с мутными взглядами стерегли свое сокровище.
– Андрюх, погляди, очнулась краля! – радостно и как-то глуповато воскликнул один из сторожей.
На вид они оба были ужасные. Большие накаченные тела, по сравнению с которыми головы казались несуразно маленькими. Тяжелый выступающий лоб, взгляд не обремененный мыслями, квадратная челюсть. Они походили на карикатуру, нарисованную детской рукой.
– Где я? – слабо простонала, чувствуя, как голова раскалывается от боли.
– Дома, – ухмыльнулся второй и направился ко мне. Он так паскудно улыбался, что я вся сжалась, наблюдая за его движениями.
– Это не мой дом, – вокруг маленькая комнатка, оклеенная бордовыми обоями и заставленная добротной мебелью. Чтобы разглядеть обстановку получше, приподнялась на локтях и тихо охнула. Помимо головы болело все тело, словно меня переехал грузовик, а следом за ним асфальтоукладчик.
– Ошибаешься, красючка. Теперь это твой дом на долгие годы вперед. Ну, или сколько проживешь, – подошедший толкнул меня в грудь, отчего я упала обратно на подушку. За ноги дернул второй и притянул к себе вниз.
Я закричала и тут же схлопотала увесистую пощечину. Уже сбилась считать, которая это была по счету с момента знакомства с Владом.
– Рот закрой и веди себя тихо, – низким голосом проговорил «Андрюха», – Не хочу попортить тебе личико, но если будешь визжать, не обессудь.
– Что вы собираетесь делать? – мой голос дрожал от страха, а глаза испуганно метались с одного на другого.
Вместо ответа эти уроды стали показывать. Тонкое шелковое платье от Prada они разорвали за секунду, невесомые трусики-стринги тоже не стали для них препятствием. Когда же они широко до боли развели мои ноги, я закричала. Это было единственным, что мне оставалось доступным. Недолго.
– Попытаешь откусить – лишишься зубов, – держа меня за волосы, предупредил Андрюха. Рукой он больно сжал челюсть, заставляя открыть рот, и ворвался своим членом прямо в горло. Второй же насильник уже вовсю пыхтел на мне, сжимая бедра до кровавых синяков.
Это было лишь началом. Началом конца всего, что было важно для меня. Моим планам и целям, моим принципам и подростковой беззаботности. Хотелось умереть в тот момент, но почему-то не получалось даже потерять сознание.
В ту ночь умерла Люба, которую все знали и любили. Больше не было добродушной Любаши, готовой веселиться с друзьями, дарить людям улыбки и радость. Осталась лишь одна телесная оболочка без всякого содержимого внутри.
– А девка-то крепкая, – с восторгом произнес Андрей, отпуская мое безвольное тело.
– Я уже заманался держать ее. Брыкается, как кобыла, – пожаловался второй.
– А ты зайди к ней с головы, – похабно хохотнул первый, – А я пристроюсь сзади.
И снова все повторилось, а потом еще, еще и еще. В комнату кто-то периодически заходил, отпускал едкие комментарии, а некоторые даже присоединялись. Они в открытую скалились, насмехаясь над моими слезами и криками, не чурались того, чтобы ударить. Наверное, это длилось дня три, пока на грани жизни и смерти я не перестала приходить в себя после кратковременных обмороков.
Только тогда меня, как кусок пережеванного мяса, отнесли в комнату к остальным девочкам, проживающим здесь. С тех пор несколько раз в день меня грубо выдергивали из кровати, волочили по полу все в ту же бордовую комнату и насиловали. Только теперь Андрей выступал в роли цепного пса, следя за тем, чтобы я не накинулась на клиента. А мне это было и не нужно. Я закрывала больные глаза, отворачивалась и молча плакала, пока тело терзали чужие мерзкие руки и не только.
– Лежишь, как бревно, – недовольно протянул цербер, возвращая меня обратно, – Клиенты недовольны. Спрашивают, за что только деньги платят в таком приличном месте, как наше.
– За изнасилование, – потрескавшимися губами, прошептала в ответ.
– Шибко умная что ли? – разъярился Андрей, – Да с тобой еще ласково обошлись. Можно сказать по-семейному. Скажи спасибо Владу, что сбагрил сюда, а не отдал кавказцам на растерзание. Вот где было бы изнасилование, овца!
– Передай Владу.., – зашептала я, собирая последние силы, – Пожалуйста…
– Что передать? – грубо тряхнул меня Андрей.
– Пусть… пусть…
– Ну? Что?
– Пусть сдохнет в самых тяжких муках.
Мужик поглядел на меня рыбьими глазами да как расхохотался. Его смех неприятно отзывался гулом в голове. Хотелось заткнуть ему рот грязными тряпками, лишь бы замолчал.
– А ты все-таки боевая, – отсмеявшись, сказал он, – Боевая, но глупая. Хотя тебе всего, сколько там лет? Восемнадцать? Огонь девка!
* * *
Рассказав все это Миле, я горько заплакала. На душе слегка полегче, но скорее всего это потому, что я сытно поела впервые за долгое время. Мне хотелось, чтобы меня пожалели, как в детстве. Чтобы обняли, прижали к себе и гладили по головке, приговаривая, что все пройдет, пройдет и это.
Я столько натерпелась грубостей и злости в своей адрес, что теперь столько же хотела теплоты и заботы. Она была нужна мне, как воздух. И ее я увидела в глазах Милы.
Девушка с жалостью смотрела на меня, гладила по рукам и успокаивала. Чуть позже заговорила.
– Не обижайся, Люба, но твоя история мало чем отличается от большинства других. За некоторым исключением, конечно.
– Вы здесь тоже пленницы? – шмыгнув носом, спросила.
– Кто-то да, а кто-то приехал сюда добровольно. Кого-то мать продала Андрюхе, кого-то он сам подцепил и теперь все никак выгнать не может. Тут же, понимаешь, сколько людей – столько и историй, – мягко улыбнулась она.
– Почему вы не приведете сюда милицию? Почему не попросите тех уродов, что вас насилуют, чтобы они помогли?!
– Потому что мы все хотим жить, Люба. Никто не хочет получить пулю в лоб, – серьезно произнесла она, – И ты держи язык за зубами, если не хочешь к отпетым наркошам. Как бы мерзко и грубо не прозвучало, но тебе действительно повезло, что ты попала сюда. Есть места в тысячу раз хуже. Туда выписывают билет в один конец, так как там никто не выдерживает больше двух недель.
Я все равно молчала, не зная, что на это сказать.
– Ты можешь сейчас злиться, беситься, не понимать моих слов, но со временем, когда успокоишься, поймешь, – продолжила она, – То, что с тобой случилось – это ужасно. Это тяжело пережить и принять, но надо, Люб, надо. Понимаешь? Иначе, зачем вообще жить?