Черт, да у него полного образования-то нет. О чем еще говорить? Его знаний явно маловато, чтобы заслужить такое право. Индастрил – это даже не Арэй, хотя и там нужно постараться, чтобы тебя перевели из шахт в армию. Все эти тестирования и запреты не просто так придуманы.

Если всякому взбредет в голову перекидываться с места на место, начнется такая путаница, что черт ногу сломит. А Индастрил это вообще что-то… совершено уникальное. Тем, у кого коэффициент знаний был хоть на одно деление ниже положенного, там и делать нечего. Даже дворники в столице наук имели несколько дипломов.

Алекс хоть и верил в сестру, но когда та получила положительный ответ на свою, наверное, десятую просьбу рассмотреть ее кандидатуру, был искренне удивлен. И расстроен. Если она пройдет тесты, то им придется, так или иначе, расстаться. Только Дженнис, видимо, не понимала этого. В ее розовых мечтах, она могла перетащить через границу и брата.

Только этому не бывать. Ему-то уготована жизнь здесь, пахать на шахтах. Он знал это и принял. А для сестры желал лучшего. Так что в назначенный день проводил ее до прибывшего из столицы вертолета с эмблемой Ребелиума и пожелал удачи. Тогда он видел светящееся от счастья лицо Дженисс в последний раз. Как и слышал о ней.

Прошел месяц, два. Ни ее, ни какой-либо весточки о том, справилась она или нет. Когда истек второй месяц Алекс начал бить тревогу. Что-то пошло не так. В любом раскладе, даже если бы Дженнис добилась успеха, его, как ближайшего родственника, должны были об этом известить. Так прописано в своде принятого закона.

Дни шли, молчание накалялась, как и его беспокойство. Тогда Алекс решил действовать решительней. Поднял все и всех на уши, потребовал у полиции достать сведения о местонахождении сестры, даже рискнул заявиться в центр Бондса и вытребовать ответа у губернатора, но его, разумеется, не пустили и на порог центрального управления. Все же шумиху он поднять смог, и спустя время ему пришло письмо с гербом Ребелиума.

Герб огромной страны был изящным и замысловатым: круг, от которого расходились четыре линии, разделяющие пространство на четыре части. Каждая секция своя подлокация, а в центре крошечная оттиснутая копия дворца самого Навеля. У всех подлокаций свой отличительный знак, схожий внешне с древними рунами, которыми когда-то много веков назад, еще до извержения вулкана, пользовались их предки.

У Индастрил это изящная буква “И” с длинным нижним витиеватым хвостиком и маленьким кружочком наверху. У Регулума две волнообразные вертикальные и несимметричные линии с такими же завитушками. У Арэя похожий на вопросительный знак зигзаг, только отраженный наоборот. А У Бондса непонятная загогулина со шляпкой наверху, как у буквы “T” и вдобавок, как нарост, маленькая “с”, пересекающая с главной линией. Самый нелепый знак, как и сама подлокация.

Этот самый знак был оттиснут и у Алекса чуть ниже ключицы. Он и не помнил, когда ему сделали эту татуировку. Наверное, сразу после рождения. У Дженнис он тоже был, на том же месте. И у знакомых Хантера. Их делали всем жителям, в любой подлокации. Правда, что за чернила такие использовались, он и понятия не имел. За столько лет татуировку не обновляли, но она была угольно-черной, словно только-только набитой.

По мнению Хантера, эта штука была далеко не символом памяти об их роде, как изначально задумали власти. Это больше походило на клеймо, чтобы каждый помнил, откуда он и не смел рыпаться и пытаться что-то изменить. Таким образом, им всем четко и ясно указали свое место.

Алекс с непониманием тогда смотрел на конверт. Лично сам Навель решил дать ответ? Не просто Навель. Письмо от президента Рейнольда Олдана. След его перстня снизу не мог лгать. Это как-то необычно… тем более для человека уровня Алекса. Но на конверте было его имя, так что сомнений не оставалось. Он вскрыл его, пробежал глазами по изящно написанным строчкам и… сердце ухнуло вниз.

В письме приносились глубочайшие соболезнования, и просьба простить их за неспешный ответ. По каким-то там причинам, они не могли отыскать его, Алекса Хантера, чтобы сообщить печальное известие. Его сестра, Дженнис Хантер, не справилась с экзаменом по переквалификации. Ее отправили домой, но вертолет потерпел крушение и разбился недалеко от стены. Тело его сестры сильно пострадало, и было забрано обратно в Навель. Там же его и кремировали. В самом низу листа приписка адреса и места, откуда Алекс мог забрать доставленный в Бондс прах.

Погибла. Кремировали. Не справилась с экзаменом. Потерпел крушение. Алексу понадобилось много времени, чтобы понять смысл. Мозг отказывался воспринимать информацию, а строчки ускользали из-под взгляда. Как такое возможно?

Алекс забрал прах сестры не сразу. Только через несколько дней. Просто не мог собраться с духом, иначе это бы означало, что написанное в письме правда. Его сестры больше не было. Его милой темноволосой сестренки с заразительным смехом не было в живых. Он остался один. Совсем один.

Как же Хантеру хотелось отправиться в Навель и разгромить дворец президента. Прошло несколько месяцев, а ему никто ничего не сообщил, пока он сам не начал докапываться! Несколько месяцев! Не могли найти! Президент не мог найти человека в собственных владениях! Черта с два! Ложь! От первого до последнего слова! И сплошное притворство, а не соболезнования! Они бы так ничего ему и не сказали, если бы он ничего не делал! Им плевать! Им на всех плевать!

Чертов Навель! Чертов Индастрил! Из них погибла его сестра! Единственный родной человек! Та, ради кого он жил! Сравнять бы Навель с землей! Будь проклят и президент, и его тупые законы, из-за которых погибла Дженнис!

Вот так и сломался Алекс Хантер. Со смертью сестры ушел и смысл жизни. Он послал к черту шахту и погрузился в мир, полный беспробудного пьянства и опустошения. Полностью растоптал жизнь. Превратился в большое серое пятно, мелькающее в толпе. Какой смысл что-то делать? Ради кого стараться? Ради кого жить? Теперь он предоставлен лишь себе. А на свою жизнь Алексу было наплевать. И жить-то не хотелось вовсе.

Несколько следующих лет прошли в мучительной мысленной агонии. Выпивка, ночные приключения, карты, – все это только чтобы не оставаться наедине с мыслями. Тогда же, в пьяном бреду, он проиграл круглую сумму. Пришлось продать квартиру. Но это даже хорошо. Он все равно не мог там находиться.

В итоге, Алекс начал снимать комнату в полуразвалившемся общежитии. Удивительно, как шаткая лестница еще держалась. Пол прогнивший. Штукатурка отходила от потолка слоями и падала на голову. Грязь. Паутина. Постельное белье пахло сыростью. Шкаф, кровать и стол – вот и все удобства. Кухня, туалет и ванная общие на весь этаж. В соседях наркоманы, законченные алкоголики, парочка сидевших. Зато сдавали эту халупу задаром.

Все равно Хантер там почти не бывал. Если попадался стоящий вариант, ночь он проводил у одной из новых знакомых. Ну, а если терпел неудачу, после очередного бара заваливался в общежитие в таком состоянии, когда и ноги-то не держали. Так было проще. В такие моменты думалось лишь о том, чтобы тебя не вывернуло, не говоря уж о чем-то еще.

Нет, появлялись в его жизни и проблески, но слишком быстро гасли, не давая надежде на лучшее закрепиться. Несколько раз Алекс пытался заводить отношения. Вряд ли что-то из того что было, он что-то мог назвать любовью, но неподдельная симпатия точно присутствовала.

Алекс по натуре своей человеком был верным. Все эти поверхностные увлечения было лишь своеобразной игрой, чтобы отвлечься. И ради тех начинающихся отношений он искренне старался измениться. Стряхивал оцепенение, устраивался на работу, пытался жить, как живут все. Даже успевал поверить, что есть шанс выплыть из того болота, в котором он так прочно увяз. Но каждый раз все заканчивалось ничем и у Алекса снова опускались руки.

И все же последний самый болезненный разрыв подстегнул карабкаться дальше. Ему даже подвернулась неплохая возможность, и он устроился барменом в один из местных кабаков, в которых раньше хорошо надирался. Как раз после неудачи на фабрике. В том баре работал его старый друг Джон. Они дружили еще со школьной скамьи, нечета тем отморозкам, по вине которых он чуть не сел. Этот друг-то и подсобил, поговорив с хозяином заведения и уговорив взять Хантера на работу.