Отлично. Я хмуро смотрю на него в ответ, но потом пожимаю плечами. Какая разница. Я более чем счастлива убраться подальше от лазерного взгляда Данте и оказаться вне досягаемости рубинового кольца Альберто.

Все больше официантов окружают меня, забирая столовое серебро и заменяя его новой сервировкой со скоростью команды Формулы-1 на пит-стопе. Когда я устраиваюсь рядом с Максом, он толкает меня в плечо и ухмыляется.

— Ну, разве это не приятный сюрприз? Теперь мне не нужно просто восхищаться тобой издалека, — его глаза сверкают, пробегая по моему красному платью и останавливаясь на моей груди. Его горло подрагивает. — Кстати, ты сегодня прекрасно выглядишь.

Я благодарна, что официант, обслуживающий этот конец стола, не получил памятку о моем запрете на алкоголь. Он наполняет мой бокал красным вином, и я делаю отчаянный глоток, прежде чем снова повернуться к Максу.

— Ты ведь знаешь, что я помолвлена с твоим боссом?

— Ты меня знаешь, — мурлычет он, прижимаясь своим коленом к моему под столом. — Мне нравится жить на грани, — но то, как его глаза лихорадочно метнулись к главе стола, говорит об обратном.

Макс не Висконти, но он определенно хотел бы им быть. Он, что называется, соучастник — в его жилах нет ни капли итальянской крови, но, тем не менее, он работает на мафию. Он просто своего рода лакей, выполняющий любую случайную работу, о которую «состоявшиеся люди» не хотят марать руки, включая сопровождение невесты Капо в Дьявольскую Яму два раза в неделю.

Макс заставляет мою кровь закипать. У него плотоядные глаза и шарящие руки, и он напоминает мне мальчиков, которые сделали меня такой. Он тоже учился в той же школе, что и они, престижной академии Побережья Дьявола, так что я знаю, что до него дошли слухи.

Он всего на год старше меня, с большими карими глазами и растрепанными волосами, которые он откидывает с лица, когда нервничает. Единственная причина, по которой я до сих пор не сделала ему ничего плохого — это то, что у нас сделка. Я терплю его непристойные комментарии и пристальные взгляды в обмен на два часа одиночества, как только мы добираемся до Дьявольской Ямы. Мы оба знаем, что у него были бы серьезные неприятности, если бы Альберто узнал, что он не следил за мной всё время, так что это наш маленький секрет.

Цок, цок, цок.

Звук столового серебра, отскакивающего от стенки хрустального бокала. Конечно, шум исходит от Альберто — единственное, что он любит больше, чем молодых женщин и анекдоты — это длинные, скучные речи. Я поднимаю на него глаза, когда он откашливается, и тут же мой взгляд приковывается к мужчине, который занял моё место за столом.

По моему телу пробегает странное ощущение, в котором мой мозг лихорадочно пытается разобраться. Оно начинается у основания моего позвоночника и поднимается к шее, прежде чем обвиться вокруг горла, как удушающий захват. Я заставляю себя сглотнуть и сосредотачиваюсь на профиле мужчины. Эти острые скулы, щетина на подбородке…

А затем, словно почувствовав, как мой взгляд буравит его лицо, он поворачивается и встречается со мной взглядом.

О, твоё ж фламинго.

Это он. Человек с края утеса. Тот, с сигаретой, кончиками туфель и безразличным тоном.

Самоубийство — это грех.

Он пронзает меня равнодушным взглядом, который в дальнейшем темнеет.

Я отвожу свои глаза, трясущимися руками теребя салфетку у себя на коленях. Мое сердце колотится так, словно пытается вырваться из клетки, и я чувствую, как пот собирается у меня под бедрами, заставляя меня ещё глубже вжаться в кресло. К тому времени, как я набираюсь смелости снова поднять взгляд, он переключает своё внимание на Данте. Неподвижный и молчаливый, он слушает, как тот говорит, с нейтральным выражением на его идеальных чертах лица.

Альберто откашливается, звеня бокалом с большей силой. В комнате наконец-то воцаряется тишина.

— Внимание всем, — громко говорит он. С хищной ухмылкой он поворачивается к приглашённому на ужин и поднимает свой бокал. — У нас неожиданный, но очень желанный гость. Итак, выпьем за моего любимого племянника, Порочного Висконти!

Племянник. Порочный.

Я тону в радостных возгласах, которые наполняют комнату.

Подношу бокал к губам и выпиваю всё до последней капли кроваво-красной жидкости, затем протягиваю его для того, чтобы мне добавили.

У меня неприятное предчувствие, что мне это понадобится.

Волнение в столовой в конце концов утихает, и ссора между Альберто и Данте кажется давно забытой.

По щелчку пальцев моего жениха, украшенных кольцами, ужин начинается.

Ленивая версия Авы Марии доносится из-за пианино, служа фоном для непринужденной болтовни. Вино и виски льются рекой в мой бокал, как и в любой другой, но это никак не притупляет беспокойство, зарождающееся у меня под кожей.

Я не могу отвести от него глаз.

Сначала я слежу за каждым его движением, потому что жду момента, когда он скажет Альберто, что узнал меня. Девушку в спортивных штанах, опасно балансирующую на одной ноге на краю обрыва. Будучи одной. Я жду, что Альберто пригвоздит меня своим обжигающим взглядом, стиснув челюсти, точно так же, как он сделал это в прошлую пятницу, когда я смутила его, стянув вниз шторы. На этот раз последствия будут намного серьезнее, чем пощечина или резкий рывок за мой хвостик.

Но когда четвертый бокал мерло согревает мой желудок, страх уступает место любопытству.

Он почти не произнес ни слова. Едва двигался. Когда принесли закуску, он снял пиджак и аккуратно повесил его на спинку стула, обнажив кремовый свитер, который облегает его тело, как вторая кожа. С тех пор он сидит там со стальной спиной, сжав кулаки по обе стороны от своей нетронутой тарелки, в то время как Альберто и Данте ведут все разговоры.

Он ни разу не взглянул на меня.

Может быть, первоначальный шок проходит, а может быть, вино действует на мою нервную систему, но я начинаю позволять себе верить, что мне померещился его мрачный взгляд, когда Альберто представлял его. Он был мимолетен, вероятно, я просто находилась в поле его зрения. В любом случае, каковы шансы, что он меня узнал? Он только раз взглянул на меня на утесе, как раз когда поворачивался, чтобы уйти, и всё это время на мне был надет капюшон.

Да. Всё в порядке. Всё будет хорошо.

— Я заставляю тебя нервничать?

Это не более чем едва слышимый шепот. Я отрываю взгляд от главы стола и смотрю на Макса.

— Хм?

Он облизывает губы.

— Ты трясёшь ногой и не притронулась к еде. Ты нервничаешь, сидя так близко ко мне?

Если бы мне не нужно было, чтобы он возил меня к моему отцу два раза в неделю, я бы сломала тормоза его машины.

Вместо того чтобы огрызнуться в ответ, моё внимание переключается на Витторию слева от меня. Она двигает крабовую ногу от одного края своей тарелки к другому, её шелковистые чёрные волосы закрывают лицо.

— Виттория?

— Я становлюсь вегетарианкой, — объявляет она, с отвращением оттолкнув конечность. — Крабы кричат, когда их варят. Ты знала об этом?

— Тогда хорошо, что они обжарены на сковороде, — сухо говорит Леонардо по другую сторону от неё, не отрываясь от своего айфона.

— Придурок, — бормочет она себе под нос, откладывая вилку.

Они с Леонардо близнецы, и в свои шестнадцать лет они ненавидят эти званые ужины почти так же сильно, как и я.

Я легонько касаюсь её руки и понижаю голос.

— Э-э, это твой двоюродный брат?

Она накрывает салфеткой разделанного краба и мрачно поднимает глаза.

— Анджело? Да, сто лет его не видела.

Анджело. По крайней мере, на самом деле его зовут не Порочный.

— И он член клана Лощины? Я его раньше не видела.

Переступив порог этого особняка, я словно попала в сцену из Крестного отца. Я довольно быстро изучила генеалогическое древо, но всё ещё слабо представляю, кому что принадлежит. Альберто и его сыновей часто называют кланом Бухты, в то время как его брат Альфредо управляет кланом Лощины, всего в двадцати минутах езды по дороге. У них там есть своя компания по производству виски, а также другие предприятия, о которых я мало что знаю. Но я несколько раз встречалась с сыновьями Альфредо, и этот новенький определенно не один из них.