Он поднимает руки в притворной капитуляции, ничего не выражая.

— Просто выполняю свою работу.

— И какую именно?

Габ пронзает Рафа тяжелым взглядом. Ни у кого из нас нет конкретного представления о том, чем Габ занимается. С тех пор, как он вернулся на побережье на Рождество в том году с огромным загадочным шрамом на лице. Все, что мы знаем, это то, что теперь он говорит по-итальянски лучше, чем мы оба вместе взятые, и каждый раз, когда мы его видим, у него новые боевые раны. Сегодня это фиолетово-зеленая отметина, расползающаяся по его глазнице, и глубокие порезы на распухших костяшках пальцев.

— Попробовать стоило, — бормочет Раф себе под нос.

Я киваю подбородком в сторону фургона.

— Он ужасно тихий.

— Да. Это потому что я уже повеселился с ним.

— Ради всего святого…

— Расслабься, — протягивает он, пресекая протесты Рафа. — Он всё ещё в боевой форме.

Он поворачивается и идет обратно к фургону.

— Встретимся в начале тропинки.

Мы стоим там и смотрим, как фургон скрывается из виду.

Я качаю головой.

— Он сумасшедший.

— Но почему? — Раф молниеносно говорит в ответ. — С каких это пор?

— Почему тебя это волнует? — я указываю на фруктовый сад позади нас. — Тебе это во снах снилось.

Но я знаю, что он чувствует. В конце концов, Габ — наш брат. Один из нас. Наша собственная плоть и кровь. И все же мы даже не знаем, где он живет и что он делает в те три воскресенья в месяц, когда его нет с нами. Он никогда не отвечает на звонки по мобильному. Мы просто отправляем ему смс, и он появляется.

Раф прикусывает внутреннюю сторону щеки, храня молчание, пока мы проходим через ворота и направляемся к началу тропинки. Это длинная дорога, посыпанная гравием, вдоль которой растут идеально подстриженные яблони. Вдалеке она переваливает через холм, на вершине которого гордо возвышается белый дом в колониальном стиле.

Воздух раннего утра мягкий, это совсем не похоже на вездесущую прохладу в Дьявольской Яме. Я засовываю руки в карманы брюк и задираю подбородок к ясному небу. Над головой кружат птицы: маленькие голубые с раздражающим чириканьем.

Бьюсь об заклад, Аврора точно знала бы, что это за гребаная птица. Вероятно, она использует его название, как ругательство.

— Чему ты улыбаешься? — резко спрашивает Раф рядом со мной.

Я возвращаю своему лицу выражение по умолчанию: безразличие.

— Просто не терпится поиграть.

— Это то, что мне нравится слышать.

Из-за деревьев появляется черный фургон. Он едет по дорожке в нашу сторону и паркуется у небольшого поворота примерно в сотне футов от нас. Проходит несколько секунд, затем Габ выпрыгивает наружу, ведя за собой нашего грешника. Рот заклеен скотчем, запястья стянуты веревкой. Габ маячит у него за спиной, как Смерть с косой, подталкивая его вперед. Они останавливаются в нескольких футах от нас.

Габ ударяет мужчину по плечу и, прищурившись, смотрит на нас сквозь резкий солнечный свет.

— Итак, ребята, добро пожаловать на охоту.

Грешник визжит и пытается вырваться из рук Габа, но тот только крепче сжимает его.

— Правила настолько просты, что даже вы, два идиота, можете им следовать. Филипп получает тридцатисекундную фору, а потом начинается честная игра.

Мой взгляд прикован к Габу, который что-то бормочет мужчине на ухо. Теперь он плачет, его рыдания приглушены скотчем, заклеивающим рот. В последний раз ударив его по спине, Габ подходит и встает рядом с нами.

Я бросаю на него взгляд.

— Ты ожидаешь, что он просто побежит прямо по тропинке?

— Угу.

— Чушь собачья. Он нырнет в деревья при первой же возможности.

Он выдыхает через нос.

— Я обещаю тебе, он побежит прямо.

Раф наклоняется вперед, чтобы получше его рассмотреть.

— Он выглядит немного старым. Надеюсь, эти ноги все ещё работают, потому что я хочу, чтобы он пробежал приличное расстояние, прежде чем мы начнем.

— Для тебя это не имеет значения, ты всегда дерьмово прицеливался, — насмехаюсь я.

Гнев вспыхивает в его глазах, когда он смотрит на меня, но вскоре оно сменяется намеком на озорство.

— Ставлю сто штук на то, что я попаду в него первым.

— Пусть будет двести, что ты этого не делаешь.

— Ставлю полмиллиона, что ни один из вас в него вообще не попадет, — вмешивается Габ, не отрывая взгляда от своей винтовки.

— Договорились, — говорим мы с Рафом в унисон.

Воздух густой, легкий ветерок доносит приглушенные мольбы мужчины.

— Тридцать, — внезапно, без предупреждения, гремит голос Габа. — Двадцать девять. Двадцать восемь. Двадцать семь…

Мужчина замирает, пока Габ ведет обратный отсчет. Бросив взгляд между нами троими, он, наконец, разворачивается и начинает убегать.

— Господи, держу пари, он никогда не бегал на легкой атлетике в старших классах, — бормочет Раф рядом со мной.

Он пошатывается, спотыкаясь о свои кроссовки в попытке убежать от нас. Думаю, я бы тоже не был в идеальной форме, если бы трое мужчин наставили на меня заряженные винтовки.

— Девятнадцать. Восемнадцать. Семнадцать…

— Надеюсь, дела идут хорошо, брат, потому что я собираюсь нанести удар по твоему кошельку в самое больное место, — усмехается Раф, взводя курок и нацеливаясь на добычу.

— Семь. Шесть. Пять…

Время шоу. Знакомый прилив адреналина пробегает по моему позвоночнику, и у меня текут слюнки от осознания того, что я вот-вот испытаю кайф, которым буду наслаждаться несколько дней. Сосредоточенно стиснув челюсти, я готовлю винтовку, мой палец ложится на спусковой крючок.

— Три. Два…

В последнюю секунду мужчина резко сворачивает вправо, убегая к деревьям. В унисон мы с Рафом разворачиваем наши винтовки, чтобы последовать за ним, но Габ бросает свою на землю.

— Какой гребаный идиот, — рычит он, ударяя кулаком по воздуху.

Я резко разворачиваюсь к нему лицом. Озадаченный.

— Хм?

И тут меня оглушает взрыв. Чувствую, как его жар обжигает мне щеку. Я инстинктивно прикрываю глаза от жгучего желтого света и гравия, сыплющегося вокруг нас. В конце концов, все превращается в потрескивающий костер, густой черный дым лениво поднимается к безоблачному небу.

Я убираю руку от лица, и мы все трое стоим там, молча наблюдая за происходящим.

— Тупой ублюдок, — в конце концов выплевывает Габ. — Я сказал ему бежать прямо, — он переводит взгляд на нас, и на его губах появляется кривая ухмылка. — Что ж, похоже, вы оба должны мне по полмиллиона.

Раф моргает.

— Что?

— Держу пари, ни один из вас вообще не попал бы в него.

Я со свистом выдыхаю воздух сквозь зубы.

— Ты заложил дорожку взрывчаткой и сказал ему об этом. Ты думал, это заставит его бежать напрямик.

— Он, должно быть, подумал, что я несу чушь.

От тишины звон в моих ушах становится ещё громче. Затем Раф начинает смеяться. Громкий смех, который исходит из глубины его живота и выливается на обугленный гравий.

— Господи Иисусе, это было невероятно, — он вкладывает мне в руки винтовку и пускается медленной трусцой вниз по тропинке. — Просто хочу посмотреть на повреждения вблизи! — кричит он через плечо.

Я поворачиваюсь к Габу и пронзаю его раздраженным взглядом.

— У тебя мозги набекрень.

— В детстве играл слишком много в видеоигры, — сухо говорит он, его взгляд устремлен вперед.

Я прослеживаю за его взглядом и замечаю, как Раф пинает конечность, упавшую на тропинку.

— Я хочу тебя кое о чем спросить.

— Не стоит.

— Не о тебе, — бормочу я в ответ. — В последнее время я перестал пытаться понять тебя.

— Тогда порази меня.

Я разглаживаю свой костюм спереди, но знаю, что это не спасет его от количества гравия и человеческих останков, забрызгавших лацкан.

— Я подумывал о ремонте нашего старого дома.

Он напрягается.

— В Дьявольской Яме?

— Да. Я проходил мимо него на днях, и там полный беспорядок. Мне надоело останавливаться в Visconti Grand каждый раз, когда я приезжаю. Ненавижу находиться на территории Бухты, — добавляю я, чувствуя горечь в своих словах.