– Я б так не сказал, – авторитетно заявил знахарь. – Коли он чем и был недужен, так эта хворь прозывается старостью. А ещё с ним была такая… бабуся, ну? – Фродвин засверкал глазами, словно намекая, что у неё с Дейермером что-то было. – В таком высоком… на голове, ну… как ведро на голове, что ли, с ручкой под подбородком – он помахал у себя над головой руками, изображая нечто и впрямь высокое, с плоским верхом. Айдан подумал, что речь об атуре. Инквизитор заулыбался и незаметно фыркнул в запястье.

– Продолжайте, продолжайте.

– Должно быть, Эсклармонда д’Аутер…, – подал голос курильщик. – Знатная вдова из Феллуа.

– Что вы знаете о ней? – заинтересовался Айдан.

– Ничего знаю, – было ему ответом. – Говорят, она тайно поклонялась Нергеддеону. Хотела встретиться с ним на Обратной Стороне.

– Но вы ведь не верите в это?

– Нет.

Айдан озадаченно прикусил губу. Странная компания – Дейермер и эта Эсклармонда. Кто ещё был с ними? – Кстати, э… Фродвин, вы не припомните, что Дейермер хотел у вас купить?

– Дай-ка припомню, – Фродвин потёр кулаком лоб. – Само собой, листья чёрной бузины, а вдобавок… Я ж ещё подумал тогда: вот господарь не от мира сего… Да, да, – он щёлкнул костлявыми пальцами, – порошок с костей рогатого пещерного василиска и корни лунного папоротника!

– Вот так набор, – присвистнул Шаан. – Я слышал, что лунный папоротник используют в чёрной магии, а порошок из костей василиска… м-м, он ведь из регистра запрещённых веществ, не так ли?

– Вот и я ж о чём! Лунного папоротника у меня и в лучшие-то времена не бывало, а порошок из костей василиска… – он ухмыльнулся, – ага, про него доносить велено, коли кто-то спрашивает.

– И вы донесли?

– А то как же, донёс. Ну, через месяц, через два, как-то так.

– Не боитесь?

– Вы как дитё малое. Кто сразу доносит – у того ж разве кто чего купит? А мне кусок хлеба лишним-то никогда не бывал.

– Вы сказали, – встрял Айдан, – что ему были нужны листья чёрной бузины. А зачем?

– Угу. Да, всё одно к одному: наверняка у них кто-то заразился!

Дальнейшее обсуждение переросло в спор о том, применяются ли кости пещерного василиска в медицине или потребны только для тёмных дел. Айдану он быстро наскучил и, что хуже всего, запах, который до этого изредка пробивался через табачные дебри, исчез совершенно.

***

К вечеру караван прибыл на постоялый двор, какими за недостатком приличных городов был усеян Пустой тракт. Издалека он выглядел как груда замшелых камней, да и вблизи, по правде сказать, смотрелся не лучше. Там было всё, что полагалось иметь в таком месте: сторожевая башня, молельная ротонда для пилигримов, кузница, приземистая и длинная гостиница с крошечными окошками – и, конечно, пристанище получше для важных или просто богатых путешественников. Айдану, пожалуй, и на такое бы хватило денег – и, ах, что за искушение улечься наконец на порядочный матрас, какой приятной была бы перемена после жёстких и колючих монастырских постелей – но ведь попутчики сразу смекнули бы, что у хилого, почти беззащитного монаха водятся денежки. Да и вообще, дорога длинная, она, пожалуй, ещё и не столько золота скушает, ни к чему было начинать сорить им с самого первого вечера.

Все здания были каменными, но не то чтобы для прочности: в регулярно разоряемом орками краю на долговечность имеет право лишь то, что укрыто за высокой стеной, за крепкими спинами магического гарнизона – а просто потому, что в зелёной пустыне хорошего дерева едва ли можно было сыскать на небольшой сарай. Айдан с досадой отметил, что на постоялом дворе, должно быть, не водится отдельных каморок, один только общий зал, где все будут храпеть на лавках – не очень чистых к тому же – значит, не выйдет посмотреть на Бернхардовы записки. А до следующего вечера ещё целая вечность…

Первым делом надлежало привязать лошадей на конюшне и проследить, чтобы их там не обижали. Скверно одетые и не очень трезвые мужики, которые поджидали странников, производили самое тягостное впечатление, однако руки их понимали, что надо делать, пусть даже головы затянуло хмельным туманом. Шаанова лошадь их очень впечатлила, да она и в самом деле была очень красивой: блестящая, широкогрудая, со своенравно изогнутой шеей и пронзительными глазами. Айдан не мог не подивиться тому, как инквизитор, который в его представлении должен был влачить жизнь едва ли не нищенствующего монаха, мог позволить себе такую. Мужики чуть ли не шапки принялись перед ней ломать, завязался оживлённый спор о том, сколько она могла бы стоить и готов ли кто-нибудь из них рискнуть свободой и жизнью, угнав её. Шаан нарочно помедлил, делая вид, что вытрясает из сапога камешек; как он потом признался Айдану, такие разговоры его премного забавляли.

К несчастью, оказалось, что рыжеволосая воительница направлялась в дорогую гостиницу, и Айдан провёл несколько неприятных мгновений, разрываясь между разумной бережливостью и мечтами о нечаянном разговоре с ней. Выпутаться помог Фродвин: хлопнул по плечу и увлёк за собою в корчму для босяков. Внутри было душно, в середине горел очаг – или, точнее сказать, коптил, мигая красными огоньками углей – со стен кое-где свисали гроздья сальных свечей, в подвижном полумраке лица, фигуры сегодняшних гостей тоже казались изменчивыми, потусторонними, а голоса их, смешиваясь, превращались в подобие непристойной молитвы. Казалось, ещё чуть-чуть – и выскочит из пламени рогатый проповедник Нергеддеона, и все эти смутные персонажи, побросав одежды, закружатся вокруг него.

Как-то само собой вышло, что Айдан, Шаан, Фродвин и бородатый курильщик уселись за одним столом. К ним попытался подсесть один коробейник, но разглядев инквизиторскую нашивку, ойкнул, поднялся и, сообщив, что сейчас вернётся, через некоторое время обнаружился на другом конце зала. Фродвину это дало повод блеснуть ехидством – во имя Света, ему стоило бы приторговывать им, а не какой-то алхимической мутью – Шаан же объяснил, что порою в том, что инквизиторов обходят стороной, находится и своя польза. Разговор потёк, как хорошее вино. К примеру, выяснилось, что курильщика звали Виллем те Роом и приехал он аж из Соединённых Провинций – далёкой южной страны на берегу Срединного Моря – с каким-то загадочным поручением, вроде бы связанным с установлением торговых связей. Довольно скоро Айдан понял, какой удачей было узнать хотя бы его имя: на все дальнейшие вопросы бородач отвечал односложно или вообще никак, лишь выпуская струйку дыма.

Приковылял корчмарь: нескладный, заросший неухоженной бородой, припадавший на левую ногу. Глухим, но располагающим голосом он поинтересовался, желают ли уважаемые господа откушать.

– Я сожру любезного хозяина вместе с прислугой, ежели мне сейчас же не явят иного кушанья! – возопил Фродвин. Остальные просто покивали. Корчмарь поклонился и был таков.

– Эй, да что такое с вами приключилось-то? – вдруг возопил крюконосый. Айдан повернулся; инквизитор и впрямь побледнел, глаза страдальчески прикрыты, рот искривился, а ноздри почти что схлопнулись.

– Кажется, я убил клопа, – слабым голосом произнёс Шаан, смахивая с пальца какую-то неразборчивую козявку.

– Эка невидаль! – хохотнул Фродвин. – Их тут, небось, тьма тьмущая. Но я буду счастлив продать моему любезному другу прекрасное средство, – из-за пазухи явился пузырёк с тоненьким горлышком, наполненный мутной рыжеватой жидкостью. Он поболтал им в воздухе перед носом у Шаана; часть осадка на дне поднялась и пустилась в пляс. – Ажно скину малость в честь нашенского знакомства, – Фродвин подмигнул. – Вот тут и ещё тут капнете, – он показал на шею и запястья, – и на цельную ночь позабудете о маленьких негодниках.

– Благодарю, – инквизитор с сомнением покосился на пузырёк, – А сами вы?..

– О, – тот улыбнулся во весь гнилозубый рот, – да на мои-то дряхлые телеса кого потянет, коли рядом есть сочное, молодое мясо? – продолжая кровожадно ухмыляться, он согнул руку клешнёй и с криками «Ыть, ыть!» стал делать вид, что пытается ей ухватить за бок Айдана. Монах ошеломлённо отодвинулся.