Северная Атлантика, 1943 год.

В конце мая 1943 года U-Boote фрегаттен-капитена (нем. Fregattenkapitan, иными словами капитана 2 ранга) Иоахима Фридриха, графа фон Мансфельда вернулась во французский Сен-Назер после боевого похода в Северную Атлантику в крайне тяжелом состоянии. И тому были вполне объяснимые причины. Лодка Мансфельда входила в группу «Майзе» «Волчьей стаи» «Штар».

«Стая» этих «серых волков» была сформирована в апреле 1943 года и "охотилась" к юго-востоку от Гренландии вместе с рядом новых подлодок. 1 мая лодки "стаи" "Штар" были переброшены на перехват конвоя SC-128, следовавшего в восточном направлении; его засекли, но потеряли подводные лодки группы "Шпехт" из девятнадцати лодок.

Общее соединение "волчьих стай" под названием "Финк" насчитывало двадцать восемь подводных лодок. 5 мая, воспользовавшись штормовой погодой, которая создавала помехи радарам эскортных кораблей, подводные лодки потопили 11 судов общим водоизмещением 51023 брт, но это событие стало последним крупным достижением немецких подводников. При установлении среднего волнения в спустившемся тумане в ночь на 6 мая эскорт конвоя атаковал подводные лодки, пять уничтожил (U-630, U-192, U-125, U-531 и U-438), а семь сильно повредил. Вследствие столь серьезных потерь гросс-адмирал германских ВМФ (Kriegsmarine) Карл Дёниц или «Лев», как уважительно называли своего шефа подводники, приказал прекратить операцию и 7 мая распустил "волчьи стаи" "Финк" и "Амсель".

В боевой рубке «U-Boat», находящейся на перископной глубине, командир Мансфельд припал к окулярам перископа и внимательно отслеживал цель на поверхности. Это был бородатый тридцатилетний мужчина с приятными чертами мужественного лица, худощавый, в цивильной одежде, но в военно-морской мятой фуражке с белым верхом (отличительная характерная деталь всех командиров немецких лодок). Для удобства наблюдения в перископ в фуражка на его голове была повёрнута козырьком назад и слегка сдвинута на затылок.

Фон Мансфельд:

– та-ак, … внимание! … 3-й аппарат, огонь! …

Стоящий рядом с командиром старший офицер включил секундомер.

– 4-й аппарат, … огонь!

Старпом, такой же бородатый, как и все подводники, включил второй секундомер. Командир опустил перископ и вопросительно с тревогой ожидания упорно смотрел на своего помощника, который, в свою очередь, не отрывал взгляда от секундомеров. Мансфельд повернул фуражку козырьком вперёд и прислонился к переборке рубки. Неподвижно уставился в одну точку и затем утомлённо закрыл глаза. Стрелки секундомеров быстро бежали по кругу. На одном прошло три с половиной минуты, на другом – уже четыре.

Командир открыл глаза и опять вопросительно-напряжённо посмотрел на старшего офицера. Тот оторвал взгляд от секундомеров и показал их командиру.

– всё, гер капитан. Время вышло.

Командир в досаде сжал кулаки. Губы его были плотно сжаты. Промах! Он включил механизм подъёма перископа, откинул ручки и припал к окулярам. Быстро повернулся вместе с ним на 360 градусов, осматривая горизонт. На поверхности его внимание что-то привлекло, и он вернулся к этой цели. Мгновение спустя, включив механизм опускания перископа и сложив его рукоятки, скомандовал:

– Тревога! Срочное погружение!

Вахтенный офицер, дублируя приказ командира, прокричал вниз, внутрь лодки:

– Тревога-тревога! Срочное погружение!

Мансфельд вслед за старпомом последним быстро покинул платформу боевой рубки, энергично крутанув, завинчивая рукоятку затворного механизма люка и оказался в центральном посту корабля, где продолжал командовать:

– Глубина погружения 120 метров! Боцман, рули семь градусов на погружение! Всем приготовиться к атаке глубинными бомбами!

Моряки, не занятые на постах, по знакомой, заученной процедуре друг за другом быстро побежали в нос лодки, чтобы увеличить дифферент на нос и ускорить её погружение. В носовом первом отсеке сбившись в кучу, присели на палубу.

Боцман, сидящий за управлением горизонтальными рулями, докладывал:

– 80 метров, … 95, 100 метров.

– 120 метров, гер капитан!

Одновременно с его докладом выше глубины погружения лодки раздались первые разрывы глубинных бомб.

Стармех, отдифферентовал лодку на заданной глубине. Взрывы всё ближе. Наконец, прямо над головами подводники отчётливо услышали шум винтов преследующего их вражеского корвета. Моряки с напряжёнными, тревожными лицами уставились наверх, устремив свои взгляды в подволок. Капитан также вскинул голову вверх, скомандовав:

– Глубже! Идём глубже, … держим 180 метров!

– Есть, 180 метров!

Шесть всплесков сброшенных бомб и мощные взрывы встряхнули тонны воды над лодкой и вокруг неё, сотрясая корпус. Её буквально швырнуло глубже вниз, на пятьдесят метров. Моряки, испытавшие эффект быстрого падения вниз, когда внутренности человека внезапно, как будто скачут вверх, а комок подступает к горлу, с испугом смотрели друг на друга. От близких разрывов и сотрясения корпуса пока продолжалось падение, неистово плескалась вода, лязгала сталь, скрипели шпангоуты, подтравливали клапаны, прыгали плиты палубы, лопались плафоны освещения, а кое-где вылетали отдельный заклёпки из переборок прочного корпуса. В округлившихся изумлённых глазах людей был неподдельный страх и ужас. На глубине 225 метров стармех остановил падение лодки. Подводники на мгновение перевели дух. Но лишь на мгновение … Вверху раздались всплески очередной партии глубинных бомб, сброшенных эскортом.

Мансфельд:

– Ещё глубже. Стармех, погружаемся на 240 метров!

Старший механик с тревогой повернул голову к командиру, как бы удостоверяясь в полученном приказе, но всё же отрепетовал:

– Есть, 240 метров!

Через несколько минут стармех Зигфрид доложил:

– 240 метров, гер капитан!

– Хорошо, – откликнулся командир. Он обессиленно присел на стул рядом со штурманским столом и, сняв фуражку вытер рукавом пот на лице. Стоящий рядом старший офицер тронул его за плечо и тихо проговорил:

– всё, Фридрих, это предел.

Мансфельд не ответил. Он устало и, как бы безразлично, тупо смотрел перед собой. Вдруг опять совсем рядом раздались разрывы глубинных бомб. Командир, приняв решение, надел фуражку, встал и решительно скомандовал:

– стармех, погружаемся на 270 метров.

Все находящиеся в центральном посту моряки резко вскинулись, повернув головы в сторону капитана, и испуганно-тревожно посмотрели на него.

– Зигфрид, чёрт побери! Что непонятного? Я приказал 270 метров, выполнять!

– е…есть, гер капитан!

Стрелка глубиномера медленном поползла вниз … 250 метров, … резкий звук, похожий на выстрел – словно пуля вылетела заклёпка из обшивки прочного корпуса, вслед за ней – ещё одна. Корпус подводного крейсера тревожно потрескивал. … Глубина 260 метров. Снова несколько «выстрелов» заклёпок. Стальной корпус скрежетал и скрипел, клапаны раскрылись, прокладки баллера руля дали течь. Помпы без устали откачивали воду. Повсюду текла вода. Прочный корпус подводного крейсера испытывал неимоверные нагрузки давления. Лицо фон Мансфельда, словно окаменело. Губы были плотно сжаты. На скулах ходили желваки. Брови тревожно нахмурены. Он пристально уставился на стрелку глубиномера. Старпом молчал рядом, костяшки пальцев на его руках, схватившихся за какой-то механизм, побелели от напряжения.

Стармех хриплым голосом:

– глубина 270 метров, гер командир!

– понял,– только и ответил Мансфельд. Вслед за этим:

– держимся на этой глубине.

Полчаса, …час, … полтора часа самым тихим ходом, только лишь для того чтобы подводный корабль мог управляться, лодка Мансфельда продвигалась в тёмных глубинах Атлантики. Нервы подводников были натянуты как струна, мышцы потеряли чувствительность от холода, нервного напряжения и страха. Отупляющая агония ожидания лишила подводников чувства времени. Днище лодки было заполнено водой, соляркой и мочой.