Поехали

Каждую ночь он оказывался здесь, в храме высокой эстетики и сокровенного вожделения. Юный посетитель мог бы вдоволь насладиться жемчужинами изобразительных искусств, если бы не неприятная особенность, не только мешающая адекватному восприятию, но и причиняющая нестерпимую боль: все, абсолютно все, было белое, словно каждая мраморная плитка на полу, каждая резная колонна горела холодной ангельской ненавистью сама по себе.

Щурясь, как обычно, узник целеустремленно шел к заветной цели – выходу из Музея, ненавидимого им всеми фибрами души. Время от времени что-то больно пихалось, исподтишка ударяя под дых, в пах или в голову. Будучи привыкшим к подобным издевательствам, молодой человек более не размахивал кулаками, поскольку это было совершенно бесполезно, ведь своих мучителей он ни увидеть, ни задеть никак не мог; он попросту оборонялся как умел, уже заучив назубок то, что ранее казалось хаотичным.

Но даже со знанием паттерна действий назойливых негодяев дойти было крайне непросто. Призраки его то и дело отпихивали, зажимали меж «стенок» и нещадно давили всей толпой. В прошлом паренек часто становился кровавой кашицей, но кошмар все никак не заканчивался и не желал отступать. Потребовалась дюжина ночей, прежде чем отважный отрок наконец оказался перед тем, что считал порталом из этого ада – уж очень отличный был этот дверной проем от всего остального, непроглядно белоснежного.

На чудо не следовало рассчитывать. Когда-то давно он взвыл навзрыд от одного только того факта, что ради гипотетического спасения ему придется собственноручно пробить стену из крепчайшего алмаза, которой замурован выход наружу. С тех пор, впрочем, безропотно трудится над своим побегом, стирая в пыль плоть и кровь о преграду.

Ночами напролет одно и то же. Порой он допускал ошибку и снова оказывался затоптанным, а вооружиться было совсем нечем, так как артефакты отвергали его, моментально разрывая тело на куски. Тогда подросток просыпался и не мог более уснуть, как сейчас.

Он проснулся в холодном поту с маской для сна на лице. Проснулся тяжело, по ощущению было близко к выныриванию из-под толщи арктического льда. Очередное поражение отозвалось головной болью и сухостью во рту, и даже с закрытыми глазами ему было ясно, что от фантомной боли глазные яблоки вот-вот лопнут – настолько ярким был воображаемый свет.

Все же, повязку с изменчивым принтом разноцветных сот на полностью черном фоне следовало снять. «Что толку в ней?» – подумал про себя страдалец, приняв положение полусидя. На пластмассовом теле не было ничего, кроме полосатых трусов-шорт и черных носков с дыркой на левой пятке; было жарко, скинуто на пол одеяло за ненадобностью

Первым делом, русоволосый растрепа нашарил рукой в тумбочке, стоявшей неподалеку от ложи, упаковку с ампулами глазных капель, одной из которых незамедлительно воспользовался, чтобы искусственными слезами омыть сухие лупоглазки и снять мучащее напряжение. Проморгавшись, он почувствовал себя лучше, хотя и пришлось по настоянию врача сделать небольшую зарядку: вдаль из окна посмотреть, вблизь, на комнату тоже позалипать безраздумно…

При беглом осмотре изменений никаких не обнаружил. Его берлога все такая же просторная, открытая к общему с соседней спальней балкону и определенно мальчишеская. Под потолком, что он наблюдает, лежа на любимом диване с обивкой из красного плюша, закреплены модели самолетов, которые на реальные не очень похожи, но все же собранные своими руками и способные к полету. Стены, оклеенные обоями в стиле старинных пиратских карт, украшены чертежами наиболее удачных проектов и винтажными постерами любимых рок-групп: Oingo Boingo, Grateful Dead, Interpol и, как дед завешал, ELO. Богатый музыкальный вкус, к сожалению, не подкреплен коллекцией дефицитных пластинок, но зато на стеллаже в стройных рядах стояли книги, среди которых были из-под пера Харлана Эллисона, Курта Воннегута, Энтони Берджесса и многих других башковитых фантазеров; ущербники, не имевшие отношения к точным наукам и составленные методистами поколения Z, не один год пылились в мусорке.

Рядом с этим стеллажом стоял другой, содержавший на своих полках памятные фотографии, грамоты и награды. Юноша с трудом находит силы на минутку ностальгии, однако все еще испытывает гордость за полученную когда-то статуэтку Мастера Руки из пластика, реалистично окрашенную акрилом и имеющую красивую гравюрку на основании пьедестальчика:

«За нереальное вомбо-комбо критов»

Джонни МакБаллету

Артуру Манко

Этой статуэткой он дорожил чуточку больше, чем любым другим кубком за то, в чем и так был уверен – в жизнеспособности своих моделей, то бишь. Ему, впрочем, досадно от того, что не очень-то и много помнит о самом чемпионате, но, судя по фотографии с мероприятия, всем было весело. А ему, на тот момент мальчику с лучезарной улыбкой и светлыми волосами, – тем более.

Он был окружен ребятами постарше. Что стало с ними – хороший вопрос, на который Артур тоже не в силах дать ответ. Контакт с ними давно был утрачен.

К слову, о контакте.

Бледнокожий резко встал с дивана, заслышав оповещение об окончании питания портативного компьютера – Specboy. Это чудо техники помещается на переносицу, ибо заключено в оболочку хиповеньких очков, имеющих наушники вместо дужек и линзы, поддерживающие «Хай-Ню» конфигурацию.

Нажав алую кнопку у правого наушника, он «пробудил» систему и увидел на заранее отрегулированном расстоянии знакомые буковки по окончании сканирования сетчатки:

Процедура идентификации прошла успешно.

Доброе утро, inevitableRagnarok!

– Доброе, – сухо ответил он, считая иначе.

Очередной майский денек отрок решил начать с проверки электронной почты. Как и ожидалось, его все еще бомбардируют приглашениями на интервью со всех сторон СМИ, а от одного конкретного адресата ответа так и не последовало.

Не отвечая никому, он подчистил список входящих писем и перебрался в сторону социальных сетей… где вновь почувствовал гнетущую пустоту, так как закрыл все-все свои профили с целью отбросить от себя преследователей нежелательных. Тут и говорить, в общем-то, не о чем.

За пустым времяпровождением, что должно было заглушить тревогу, парень провел как минимум пару часов. Слушая музыку при этом, он не слышал, как глава семейства собрался и ушел добывать деня́ги, а кто-то приоткрыл дверь, заглянув внутрь.

– Дорогой, ты кушать не хочешь?

Почувствовав присутствие в комнате кого-то еще, помимо себя, Артур легким мановением руки прервал трансляцию композиции и отогнал в сторону окно с браузером. Он увидел перед собой родную мать в бархатном бирюзовом халате и с замотанным полотенцем на голове. Видно, она только из душа, оттого на лице не видать макияжа, что, впрочем, ей не вредит, поскольку и без «штукатурки» выглядит очень даже ничего для мадам бальзаковского возраста.

Она терпеливо ждала, когда сын будет готов к диалогу – прекрасно знает о его распорядке дня, стало быть. Он же, потянувшись сонно и задумчиво почесав затылок после, подал голос:

– Да, наверное. А что есть?