В тот день, когда я появилась на лестничной площадке, Констанция взяла меня за руку. Спускаясь со мной по крутым ступенькам, она сказала с эдакой старомодной заботой:
— Осторожнее, мамочка, осторожнее.
И пока отец суетился на кухне, заставив меня поставить ноги на печную решетку и откинуться на спинку кресла, она тоже суетилась. Но их доброта не могла согреть меня.
На следующий день я снова взялась за домашнее хозяйство, причем с таким усердием, что отец постоянно предупреждал:
— Ну-ну, девочка, полегче. А то опять доведешь себя…
Но теперь я была одержима одной лишь мыслью, ужасающей мыслью, заставлявшей меня ежедневно заглядывать в календарь, висевший сбоку камина под ножницами. Она преследовала меня ночью: «Если это случится, я утоплюсь, я не смогу пережить этого позора еще раз».
Из тех, кто окружал меня, только Сэм догадывался, что могло случиться, но это были лишь догадки. Возможно, полагал, что меня бросили — так оно и было. Совершенно определенно мне дали отставку, но перед этим могли дать и еще кое-что. Боже милостивый! Нет! Нет! Нет!
В конце третьей недели я стала ощущать некую незначительную тяжесть внизу живота и тошноту, но в конце концов меня часто подташнивало во время менструаций, причем в любое время, а не только по утрам, поэтому я ждала и, просыпаясь по утрам, немедленно спрашивала себя: «Не тошнит ли меня?» И вот однажды утром ответ на этот вопрос заставил меня повернуться на живот, вбивая кулаки в подушку. Потом я села и шепнула сама себе: «О ней позаботится Сэм». Отец мог не дожить до того времени, когда Констанция будет сама в состоянии позаботиться о себе, но Сэм поможет. Я встала, оделась, спустившись вниз, достала из ящика шифоньера листок бумаги, конверт и написала: «Дорогой Сэм, пожалуйста, позаботься о Констанции. Сделай это для меня. А я так больше просто не могу».
Вот и все. Я заклеила конверт, написала на нем «Сэму», вернулась наверх и поставила его у зеркала. Было восемь часов утра. Я подняла Констанцию, одела ее, накормила завтраком и, крепко взяв за руку, повела к миссис Паттерсон.
Она вставала рано и к девяти часам справлялась с большей частью домашних обязанностей. Увидев меня в столь ранний час, она не выказала ни малейшего удивления, хотя моя просьба присмотреть за Констанцией до десяти часов, когда вернется отец, немного застала ее врасплох.
— Тебе не лучше? — поинтересовалась она.
— Лучше, миссис Паттерсон, — ответила я. — Спасибо. Намного лучше.
— По твоему виду этого не скажешь, — заметила она. — Выпьешь чашку чая?
— Нет, спасибо, — сказала я и, прежде чем повернуться, добавила — Большое спасибо, миссис Паттерсон, за вашу доброту. Жаль, что мы за столько лет так и не узнали вас как следует.
Она ничего не ответила на это, но вышла на улицу.
— Послушай, Кристина, почему бы тебе не зайти?
— Мамочка, — начала хныкать Констанция, и я сказала ей:
— Будь умницей и оставайся с миссис Паттерсон, — потом быстро зашагала прочь. Но я не направилась сразу к холмам — миссис Паттерсон могла заподозрить неладное, если бы увидела, что я в такое время направляюсь к реке. Я спустилась к мосту и, шагая вдоль берега, очень скоро достигла того места, которое и было мне нужно: раньше там купались парни, а я когда-то чуть не утонула — так было глубоко, и именно туда пришел ко мне Мартин.
Ну что ж, если на том свете души встречаются, то скоро мы будем вместе, думала я, глядя на воду. Я заметила, что возле берега было довольно мелко, и сообразила, что «прогулка» в холодной воде до более глубокого участка может поколебать мою решимость. Поэтому я прошла еще какое-то расстояние до камней, переправилась по ним на противоположный берег и подошла к тому месту, где началась моя жизнь.
Поляна, где мы лежали с Мартином, была сплошь затянута грязью и имела совершенно непримечательный вид. У кромки воды я задержалась, прикидывая, сколько шагов мне надо будет сделать до края уступа скалы, потом двинулась вперед.
Ступни моих ног уже погрузились в воду, когда я увидела чью-то фигуру, напоминавшую катившийся по склону холма булыжник. И это так напоминало случившееся несколько лет назад в тот летний вечер, что волосы у меня встали дыбом. Потом я разглядела, что это Дон Даулинг. Он что-то громко кричал. Чтобы меня тащил из воды Дон Даулинг — этого бы я не вынесла. Придется ждать другого случая. Я шагнула назад и, наклонившись, подняла плывшую по воде большую щепку. Как раз в этот момент запыхавшийся от бега Дон закричал с противоположного берега: — Не двигайся с места!
Я взглянула на него и таким спокойным голосом, что даже сама удивилась, поинтересовалась:
— Что с тобой?
На какое-то мгновение мой вопрос привел его в замешательство. Потом он прокричал:
— И что это ты такое задумала?
Теперь я вновь включилась в игру, потому что с ним я играла всегда.
— Вышла прогуляться, — крикнула я в ответ. — Вот, подобрала топливо. Что-нибудь не так? — я вытянула руку, демонстрируя ему находку, и он, моргая, смотрел на нее некоторое время, не зная, как истолковать мое поведение.
— Стой и не двигайся, я иду к тебе! — закричал он.
Однако он не успел сделать в направлении камней и одного шага, потому что я крикнула ему:
— Можешь не трудиться! Я иду в город, надо сделать кое-какие покупки. Я просто хотела взглянуть на реку. Что это с тобой?
Его лицо вытянулось, и он опять заморгал, а я повернулась и начала взбираться на берег, зная, что он не сводит с меня глаз. Я знала, что произошло: заподозрив неладное, миссис Паттерсон пошла к тете Филлис. Мне не стоило вести к ней Констанцию. Оставила бы ее в кровати — и все было бы в порядке.
Выйдя на тропу, я выбрала кратчайший путь к городу. «Куда мне пойти?»— спрашивала я себя. Но уже на окраине поняла: я иду к Молли — она знает, что делать.
Когда я постучала в дверь ее дома, мне открыл какой-то мужчина лет тридцати. Он был высоким, темноволосым и темноглазым. По его произношению я поняла, что он не из наших краев. Тембр его голоса чем-то напоминал мне голос Мартина. Похоже, он только что встал, и я смущенно пробормотала:
— А… а Молли уже проснулась?
— Э… н-да, — проговорил он громко, словно припомнил что-то только что. — Я знаю, кто вы. Входите, входите. — Я протиснулась мимо него, и он закрыл за мной дверь. — Поднимайтесь наверх.
Я вошла в гостиную, но Молли там не обнаружила.
— Извините, что я так рано, — проговорила я, поворачиваясь к нему.
— Рано? — повторил он. — Вы не рано, это я поздно. Садитесь, садитесь, если сможете найти стул, — он смахнул с одного из стульев пальто и пуловер и, указав мне на него, произнес — Она будет буквально через минуту. Я подумал, что это она и что она забыла ключ.
Тут я вспомнила, что Молли работает в ночную смену. Я решила во что бы то ни стало дождаться ее, потому что должна увидеть ее. И я охотно села, чувствуя, что у меня дрожат ноги. Мужчина спросил:
— Вы промочили ноги? — он смотрел на мои туфли, но я не сделала попытки спрятать их под стул.
— Да, я шла по траве.
— Гмм… — таким же тоном, как вначале, произнес он и процитировал — «Роса покрыла вереск пред рассветом…»
Его губы слегка искривились в странноватой улыбке. Она как бы приглашала меня улыбнуться в ответ, но я просто таращилась на него, размышляя о том, как он мог познакомиться с Молли. Он казался немного чудаковатым, но эта чудаковатость не ассоциировалась у меня с чем-то смешным, как это было у Сэма.
Он отправился на кухню, в этот момент я услышала быстрые шаги на лестнице, дверь открылась и на пороге появилась Молли. Увидев меня, она остановилась и воскликнула:
— О… привет. Что-то ты раненько встаешь, Кристина? — Я не успела ответить: окинув комнату взглядом, Молли прокричала — Эй, Додди, посмотри, во что ты, черт побери, превратил комнату!
Мужчина появился на пороге, в руках он держал поднос. Вскинув голову, он произнес:
— «Приветствую тебя, прекрасная колдунья утра!»
