Я меняю белый цвет на золотой, закрываю глаза, и снова его представляю. Моё воображение такое яркое, что даже добавляет запахи к этой картине — лимон, соль, эвкалипт — и звуки — ровный голос Данте, воздушный голос Габриэля. Когда мой мозг добавляет к ним голоса Таво и Сильвиуса, я раскрываю глаза. Несмотря на то, что я очень не хочу находиться здесь, я совсем не хотела бы оказаться там.

Я подхожу к не заправленной кровати и распрямляю простыни с аккуратностью военного, которой меня научила бабушка, и которую я отчаянно пыталась привить Фибусу, но этот мужчина не испытывает никакого интереса к заправлению кроватей, или к уборке в комнате, или… Единственное, что интересует Фибуса, это всевозможные удовольствия, доступные фейри.

Перечитав записку Антони ещё раз, я прячу её под матрас. Мне, наверное, стоило выбросить её в унитаз, но это моё первое любовное письмо, и хотя я не влюблена в капитана, мысль о том, что у меня хранится любовное письмо — кажется мне такой романтичной.

Как бы я хотела поделиться этим с мамой. Она так любит любовные романы.

Я прерываю свои фантазии.

Агриппина не моя мама.

Сжав руки в кулаки, я поднимаю глаза на остров, который как будто плывёт над океаном, точно земляничное желе.

Место рождения моих предков.

Колдуньи…

Мне хочется содрогнуться при мысли о том, что я произошла от женщины, которая использовала кровь для своих заклинаний.

Думаю, когда-нибудь, капля того, что течёт по паутине моих вен, заставит всех бояться меня. Утешением служит то, что Фибус, Сиб и остальные прекрасно знают, кто я такая, и всё ещё не отвернулись от меня.

Желание узнать побольше о моём происхождении и о том, как разблокировать мою магию, побуждает меня проникнуть сквозь стену, за которой находится Лоркан — или выйти из двери и зайти в его дверь. Я не сомневаюсь в том, что он утаит от меня правду, потому что в тот день, когда моя магия проявится, я стану восприимчива к обсидиану, и меня выбросит из Люса.

А это проигрышная ситуация для Короля воронов.

Да я и сама вряд ли что-то выиграю, если только…

Поскольку я только наполовину ворон, может быть только часть меня способна превратиться в камень? Но это тоже неидеально.

Если моя нижняя часть превратится в кусок обсидиана, можно попрощаться со свободным передвижением. А если моя верхняя часть превратится в камень… Ну, это уж совсем неидеально.

Лоркан, должно быть, знает, что может произойти с полукровками.

Пол накреняется. Каменные стены растворяются в воздухе.

Неожиданно я оказываюсь в комнате, заставленной огромным количеством книг. На их толстых кожаных корешках видны позолоченные надписи. Я могу разобрать некоторые из заглавий, но остальные явно написаны не по-люсински, так как прямо посередине слов там встречаются косые чёрточки и апострофы.

Я разворачиваюсь. Где я, чёрт побери? Я почти теряю равновесие, когда мой нос проходится по чёрной кожаной ткани, и крепкая рука ложится мне на спину. Я запрокидываю голову и сглатываю, потому что встречаюсь со взглядом знакомых золотых глаз.

ГЛАВА 8

— Никак не можешь оставить меня одного, Behach Éan?

Его запах слегка касается кончика моего носа: солнечный свет на ветру и летние грозы.

Я как можно сильнее закатываю глаза и надавливаю ладонями на крепкую кожаную ткань, которая покрывает ещё боле крепкую грудь.

— Отпусти.

Его рука так быстро меня отпускает, что я сразу же падаю назад и ударяюсь копчиком о книжный шкаф.

— Почему я здесь?

— Внутри моей головы? Потому что ты моя пара.

— В твоей голове библиотека?

Я стараюсь проигнорировать вторую часть его ответа.

Медленная улыбка приподнимает уголок его губ.

— Когда я не сплю, моё сознание находится там же, где моё тело. А когда я сплю, моё сознание пребывает там, куда уносят меня мои сны.

Эм-м.

— И как далеко простирается эта мысленная связь?

— Парная связь.

Я бросаю на него испепеляющий взгляд, который, как я надеюсь, даст ему понять, что я думаю об этой парной связи.

Его улыбка становится шире.

— Тебе ресница в глаз попала?

Я хмурюсь.

— Твой левый глаз начал маниакально дергаться.

Я широко раскрываю глаза и поднимаю подбородок, после чего одариваю его очередным взглядом, который, однако, не заставляет его улыбку исчезнуть.

— Как далеко, Морргот? Сосредоточься. Как далеко простирается эта мысленная связь?

— Парная связь.

— Мысленная связь.

Моё упрямство только ещё больше его забавляет.

— У неё нет ограничений. Пока наши сердца бьются, мы можем проникать в сознания друг друга.

Мерда.

— Тогда почему Кахол не может проникнуть в сознание Зендайи?

Мой вопрос стирает улыбку с его лица. Он становится мрачным, и чёрный дым начинает сгущаться вокруг него. Завитки дыма заполняют воздух между нами, закручиваются вокруг моих голых икр и лодыжек.

Но на этот раз я его не осаживаю, потому что он делает это не для того, чтобы меня разозлить. Я сомневаюсь, что он вообще в курсе того, как сильно эмоции влияют на его дым.

— Ты думаешь, что она мертва, так ведь?

— Честно говоря, я не знаю, но я молюсь о том, чтобы причина, по которой он не может проникнуть в её сознание, заключалась в том, что Мириам начертила кровавое заклинание на теле своей дочери, и оно повлияло на их связь.

— Под кровавым ты подразумеваешь?..

— Что она начертила его кровью.

Мысль о том, что можно писать на людях тем, что течёт в наших венах, ещё больше расстраивает мой желудок.

— Значит, чтобы нас разъединить, ведьма из Шаббе должна будет капнуть своей кровью на мою кожу? И желательно на твою тоже?

Я морщу нос.

— Меня тошнит от вида крови, не считая месячных, но это не относится к теме, и никому неинтересно.

Его дым резко возвращается в тело, или туда, куда он обычно уходит.

— В общем…

Я начинаю тереть кожу над ключицами, которая без сомнения покрылась красными пятнами, и решаю сосредоточиться на книгах, а не на его губах, которые снова приподнялись в улыбке.

— Мне надо… эм… идти.

Я закрываю глаза и начинаю представлять свою камеру. Через три с половиной секунды напряжённой концентрации я приоткрываю веки.

Лоркан одаривает меня ухмылкой.

— Как мне отсюда уйти? — ворчу я.

Он упирается узким бедром в высокий стол, покрытый пожелтевшими картами.

— Ты должна захотеть уйти.

Я таращусь на него.

— Я ничего так сильно не хочу.

— Если бы ты ничего так сильно не хотела, ты бы вернулась в своё тело, Behach Éan.

Я испускаю раздражённый вздох, который приподнимает прядь моих уже высохших волос, и сосредотачиваюсь на Фибусе и еде. Мой желудок издаёт низкое урчание, и я возвращаюсь обратно в своё тело, которое, к моему удивлению, спокойно стоит на том же месте, где я его оставила.

О, Боги, я покинула своё тело.

Я могу покидать своё тело.

Это мощно.

И я совсем этого не хочу… но это действительно мощно.

А хуже всего то, что я не могу рассказать об этом своим лучшим друзьям, потому что они зададутся вопросом — почему я могу проникать в чужое сознание, а мне бы не хотелось делиться с ними подробностями.

Если подумать, то никто не должен об этом узнать.

Абсолютно никто.

«Твой отец не сплетник».

Я подпрыгиваю, услышав голос Лоркана в своей голове, и осматриваюсь, чтобы понять, не перенёс ли он сюда что-то ещё кроме голоса, но не замечаю у себя в комнате никакого ухмыляющегося мужчину, окутанного дымом.

«А что насчёт тебя?»

«Я похож на того, кто любит изливать людям душу?»

«Нет. Да. Я не знаю. Я бы не сказала, что ты могила».

«Твой секрет в безопасности, Behach Éan. А теперь мне пора идти готовить очередную войну».

Я фыркаю, а затем…