Теперь, прежде чем бросаться куда-либо, я тщательно всё обдумаю.

— Скажи Сиб и Джиане, чтобы они зашли ко мне с бочкой вина. Ах, да, и скажи им, чтобы взяли с собой Антони, Маттиа и Риккио.

— Не получится, дорогая. Я единственный, кому разрешено заходить в твою спальню.

Я перевожу сердитый взгляд на Фибуса.

— Кто это ещё сказал?

— Большой плохой ворон.

— Змеиная задница, — бормочу я.

— Мне всегда было интересно… есть ли у змеев задницы, или только хвосты? А, может быть, их задницы прячутся в их хвостах?

Его зелёные глаза сверкают, и хотя я не сомневаюсь в том, что эти мысли посещали Фибуса много раз за последние двадцать два года его жизни, сейчас мне кажется, что он использует эти глупые вопросы для того, чтобы поднять мне настроение.

Только вот моё настроение нельзя поднять.

— Вообще-то это неправда. Есть ещё один человек, которому разрешено тебя видеть.

Я чувствую, что сейчас он произнесет имя моего родителя-ворона: «Кахол Бэннок». И, конечно же, именно эти четыре слога вырываются изо рта Фибуса.

Мой отец — это второй мужчина, которого я отказываюсь видеть. Я не готова к встрече с великаном, у которого кривой нос, квадратная челюсть и неподвижные губы.

Я всё еще не могу поверить в то, что родилась от него. И что меня родила не та женщина, которую я звала мамой всю мою жизнь, а ведьма из Шаббе.

Ведьма из Шаббе!

Мне ещё предстоит встреча с Лором, где он должен будет рассказать мне обо всём, но я уже поняла, что именно Бронвен подменила маминого — я имею в виду Агриппину — ребёнка на меня, и именно это лишило рассудка милую фейри, которую я люблю всем сердцем.

Если только Бронвен не поломала её разум для того, чтобы она держала меня — подменыша, рожденного от ворона и ведьмы из Шаббе — в секрете.

Наконец-то у меня складывается цельная картина произошедшего. Всё это кажется до ужаса логичным, и мне хочется взбежать на гору и найти Лора вместе с той прорицательницей с изуродованным лицом.

Я выпрямляюсь и так крепко сжимаю руки в кулаки, что фаланги моих пальцев белеют.

— Ладно. Идём в таверну.

Фибус моргает и говорит:

— Серьёзно?

— Да, серьёзно.

Он принимает сидячее положение и потирает ладони.

— О, теперь Сибилла мне должна.

— Должна?

— Она поспорила со мной, что ты никогда не выйдешь из своего укрытия.

— Я не прячусь.

— Ах, да, ты дуешься.

— Я не дуюсь.

Фибус улыбается.

— Стоит ли мне напомнить тебе о том, что людям не нравится, когда их друзья пребывают в меланхолии?

Он спрыгивает с кровати, идёт ко мне и протягивает руку.

— Ты ведь понимаешь, что твоя гарпия с мужским лицом вовсе не воплощение зла?

— Даже не смей принимать его сторону! Он запер меня здесь. Он меня обманул. Он использовал меня.

Я решаю опустить ту часть, где я первая решила использовать Короля воронов. Мне ещё предстоит рассказать своим друзьям о пророчестве, на которое я повелась.

А пока оно не пришлось к слову, зачем о нём вообще рассказывать?

При мысли о принце-фейри, которого я сделала королём, моё нутро закипает. И хотя Небесного короля я ненавижу сейчас больше, чем Земного, я не являюсь поклонницей Данте Регио, который бросил меня после всего того, что я для него сделала.

Данте не заслуживает ни грамма моего уважения. А что касается моей любви, то он потерял её в тот день, когда назвал меня предательницей и начал смотреть на меня, как на исчадие ада, жаждущее крови фейри.

Я даю Фибусу пять чуть более энергично, чем следовало.

— Ненавижу мужчин.

Когда он драматично вздыхает, я добавляю:

— Кроме тебя.

Он делает вид, что утирает лоб рукавом рубашки цвета зелёного яблока.

— Я даже немного разволновался.

— Я буду любить тебя всегда, если, конечно, ты не запрешь меня в каменном дворце и не бросишь там.

Его кадык опускается.

— Ты же знаешь, что, если бы я мог, я бы взял тебя с собой.

Я вынимаю свою руку из его руки.

— Пожалуйста, Фибс. Умоляю тебя. Не бросай меня здесь.

Мой голос срывается, хотя глаза остаются сухими.

Он вздыхает, после чего заключает меня в объятия.

— Ладно. Не брошу. Пока ты здесь, я останусь с тобой.

— Это не…

— … то, чего ты хочешь. Но это лучшее, что я могу сделать, если хочу сохранить при себе свои конечности.

— Они вырастут снова.

— Если только их не оторвёт железный клюв или коготь.

Я отступаю на шаг и выгибаю спину, чтобы посмотреть ему в лицо.

— Тебе угрожал Лоркан или кто-то из воронов?

— Не совсем мне.

Я сжимаю зубы.

— Послушай, ты окажешь себе медвежью услугу, если уедешь отсюда. Я слышал, что в столице очень неспокойно. Многие фейри не очень рады тому, что Марко мёртв, и что вороны вернулись.

Я бросаю взгляд на окна, которые выходят на океан и на остров Шаббе вдали. Я не сомневаюсь в том, что Лоркан заставил меня смотреть на его розовые берега в качестве наказания. По этой же причине он поместил меня в комнату, смежную со своей.

К счастью, между нашими комнатами нет двери, а каменные стены блокируют все звуки, но я готова поклясться, что чувствую его присутствие с другой стороны. Несколько раз я просыпалась посреди ночи с отчётливым ощущением того, что его жёлтые глаза сияют из тёмного угла. Если он и наносил мне нежелательные визиты, то я его пока не поймала и не слышала, чтобы он говорил со мной через эту глупую мысленную связь.

Мне хотелось бы верить в то, что он не читает мои мысли, потому что я научилась закрывать своё сознание, однако я не испытываю иллюзий. Я сомневаюсь в том, что могу помешать всемогущему оборотню, способному создавать грозы и посылать видения, проникнуть мне в голову.

Лоркану либо стало скучно наблюдать за моими неприятными мыслями, либо он занят управлением своими черноглазыми пернатыми людьми.

Неожиданно моя голова дёргается назад.

— Какого чёрта ты делаешь, Фибс?

— Расчесываю этот жуткий беспорядок у тебя на голове, пока какой-нибудь ворон не принял его за гнездо. А теперь не двигайся.

Он снова дёргает мою голову.

— И чем ты меня расчесываешь? Садовыми граблями?

— Нет, хотя мне следовало попросить их у Лоркана. Твои волосы хоть и короткие, но они невообразимо густые.

Я поворачиваю голову, оставив множество волосяных фоликул в том орудии пыток, которое решил использовать Фибус.

— Ты ничего не будешь просить у Лоркана. Ты ничего не будешь должен этому мужчине.

У Фибуса хватает ума не пытаться меня успокоить. Когда он заканчивает мучить мой скальп, он направляется в сторону грота, прилегающего к моей комнате, который кто-то переделал в шкаф.

— И что же мы наденем?

— Я не буду переодеваться.

— Капелька, ты носишь одежду Джианы уже третий день. Нам надо найти для тебя…

— Я не буду надевать эту одежду. Я не знаю, кому она принадлежала.

— Она принадлежит тебе. Лоркан приказал сшить её…

Мой гневный взгляд заставляет Фибуса прервать свои объяснения.

— Гарпия с мужским лицом приказал сшить её исключительно для тебя.

Я приподнимаю подбородок.

— Это ещё одна причина не надевать её.

Он вздыхает.

— Ну, тогда хотя бы полей себя обильно духами, потому что ты пахнешь внутренностями ракушки.

Когда я прищуриваю глаза, он добавляет:

— Но я уверен, что этот запах приятен воронам. Я слышал, что они любят моллюсков.

Я жду, когда его губы шутливо вздёрнутся. Но он остаётся подозрительно серьёзным, поэтому я решаю посетить свою личную ванную комнату, которой отказываюсь восхищаться. Каждый раз, когда я начинаю испытывать хоть капельку удивления, я его подавляю.

Я перебираю множество флаконов с ароматическими маслами в глиняном горшке, отодвигаю в сторону куски мыла с сухими травами и цветами, которые напоминают мне о том мыле, что делала и продавала бабушка.

Я откупориваю один из сосудов, и моё сердце переполняется нежностью к женщине, что вырастила меня как родную. Я ненавижу себя за то, как ушла, и я ничего так не хочу, как оказаться в её объятиях. Стали бы её руки обнимать меня или оттолкнули бы?