Павел Андреевич подошёл к креслу и, глядя поверх него на висевшую на стене дорогую ему картину, улыбнулся. Затем он прошёл до кровати, присел и, взяв с тумбочки рамку с фотографией жены, нежно погладил её дрожащими пальцами. Все стояли молча, давая ему возможность осмотреться и ждали от него либо одобрения, либо нарекания.
Дед поднял свои влажные глаза на родных и тихо сказал:
– Спасибо, мне всё нравится. Хорошо, что кровать напротив окна. Буду с луной разговаривать, – лукавая улыбка появилась на его устах, – и телевизор лежа можно смотреть.
– Ну, слава Богу, – проговорил Сергей, выдыхая сдержанный в лёгких воздух.
Оля улыбнулась и обняла свёкра. Можно было расслабиться. Ждали Диму. Он приехал, когда уже разобрали вещи, приготовили обед и собирались садиться за стол. Внук быстро помыл руки и, потирая их, пристроился к столу:
– Как есть хочется. Мам, что там у тебя? –заглядывал он в тарелки и буквально выхватывал еду из рук матери.
– Да, успокойся ты. Куда торопишься? Развёл тут суету, – упрекнула его Оля и хлопотала возле свёкра.
– Дед, как дворовые девчонки? Сидят на лавочке наряженные, но злые. По-моему, ты их обидел. Я у них спросил про тебя, а они только рукой махнули и отвернулись от меня.
– Наш дед, – засмеялся Сергей, – уже познакомился с ними, только не очень учтиво.
– Правильно, – буркнул Димка с набитым ртом, – пусть знают своё место.
– Что ты болтаешь? Какое место? – ответил раздражённо Павел Андреевич. – Женщины как женщины. У каждой своя жизнь за плечами, и, похоже, несладкая.
– Ладно, ладно, я шучу.
Родные ушли через два часа, и в новой квартире повисла тишина: незнакомая, угрюмая и тяжёлая. Павел Андреевич прилёг на кровать, устремив свой взгляд в окно. Балконная дверь и створки балкона были открыты, слышались голоса людей с улицы и озорной смех играющих во дворе детей, но всё это было как в другом мире, который находился за густой пеленой пустой тишины. Послышались раскаты грома, и сильные капли дождя застучали по козырьку балкона. За окном потемнело, а сильный свежий ветерок колыхал белоснежный тюль. В воздушном потоке эта лёгкая ткань, надуваясь как парус, влетала в комнату.
Павел Андреевич свернулся калачиком, погладил свои ноющие колени и задремал. Проснулся он через три часа. Наступили сумерки. Он вышел на балкон и просидел там весь вечер и всю ночь, наблюдая за качающимися от ветра ветками деревьев, которые, казалось, пытались побыстрее высушить свои мокрые листочки. Мыслей никаких не было, но какое-то давящее чувство в груди напоминало ему о его страданиях.
Прошла неделя. Он ни разу не вышел из дома и всё время сидел на балконе. Из разговоров двух ему уже знакомых женщин на скамейке он узнал обо всех жителях дома. Кто бы ни входил в подъезд или ни выходил из подъезда, какая бы машина ни подъехала, баба Лара никого не пропускала в своих обсуждениях, а баба Клава, пыталась ей иногда возражать, но быстро затихала и только поддакивала. Особенно они злорадствовали об одной женщине, тоже пенсионерке, с первого подъезда, которая всегда ходит одна и ни с кем не общается. Павел Андреевич, анализируя описанный ими портрет, сделал предположение, что эта Зинка (отчество они не упоминали),выглядит опрятно и держит себя с достоинством, что, по-видимому, и раздражало бабу Клаву и бабу Лару.
Ещё он был в курсе всех их болячек, источником которых были высокие цены на продукты, на коммунальные услуги, и, конечно, виновато во всём этом безграмотное правительство, в котором сидят одни шарлатаны. Так, невольно новый житель этого дома был заочно познакомлен со своими соседями. Оказывается, что этажом выше живет замученная, худая и нервная мать-одиночка Танька, на которую смотреть страшно. Четыре года назад её, беременную, привёз какой-то парень и больше не появлялся. С тех пор эта молодая женщина «крутится» как может. С ней на площадке – в двухкомнатной – семья из трёх человек. Там проблема: сын – хулиганистый подросток. На четвёртом этаже живёт одинокий художник, лет 65, очень мрачный и ворчливый. Ни одной картины его никто не видел. На пятом этаже – молодожёны. Остальных Павел Андреевич не запомнил. Он, сидя на балконе, уже стал узнавать описанных жильцов.
Татьяна действительно была худенькой, высокой девушкой, видно, что уставшей, но всегда ласковой со своим сыном, который сильно кашлял. Утром она вела его в садик, а вечером обратно. Она быстро проходила мимо сидевших на лавочке женщин и старалась на них не смотреть.
Первый раз увидев подростка Сашку, Павел Андреевич невольно улыбнулся. Его внешний вид действительно был необычен. Это был высокий, стройный парень, половина волос на голове выбрита, вторая – окрашена в зелёный цвет. Иногда носит бандану. Чёрные с прорезями джинсы держались на бедрах. Чёрная футболка с изображением черепа была на два размера больше и на ветру развевалась как пиратский флаг. Шею подростка украшали несколько металлических цепей. Они также были и на штанах, провисая от пояса до кармана. На левой коленке, прямо поверх джинсов, была повязана красная маленькая ткань в форме косынки. Его внешний вид был одним из поводов ссоры с родителями, которые всегда были прилично одеты и приветливы со всеми.
«Скорее всего, он хороший парень и просто пытается самоутвердиться и скрыть свою неуверенность за счёт одежды, – предположил Павел Андреевич.– А то, что он грубит родителям и знаменитым бабушкам (те так даже демонстративно плюют в его сторону),то это просто его защитная реакция».
Художник Эдуард, с виду не такой уж и мрачный, даже один раз помахал ему рукой, глядя на балкон, в знак приветствия нового жильца.
Молодожёнов пока не видел, а может просто не обратил на них внимания, ведь жителей в доме немало. Зато он узнал соседку из первого подъезда, которую так не любят баба Лара и баба Клава. Худенькая женщина невысокого роста, пепельного оттенка волосы, подстриженные до середины шеи, аккуратно зачёсаны назад. Она была одета в серый строгий костюм, на ногах – синие туфли на низком каблуке, а в руках она держала синюю сумку. Женщина выглядела ухоженной. Её медленная походка была с небольшим прихрамыванием на правую ногу. Глядя на неё, Павел Андреевич подумал, что ей очень бы пошла тонкая, аккуратная трость.
Наступил новый день. Павел Андреевич сидел на балконе и любовался солнечными лучами, скользящими между деревьями, а один даже пытался заглянуть в его квартиру.
– Нет, ты сначала на меня обрати внимание, – тихо проговорил мужчина и, подставляя своё лицо солнечному теплу, улыбался.
Вспомнилось, как жена умела наслаждаться такой же ситуацией. Любаша немного поднимала лицо к солнцу, медленно прикрывала глаза и замирала. Мужу казалась, что её кожа начинала светиться, и она вот-вот взлетит, настолько она становилась расслабленной и воздушной. Ему хотелось взять её за руку и помчаться с ней в небесные дали. Когда жена открывала глаза, то их цвет был янтарным, а выражение лица блаженным.
Павел Андреевич застонал и открыл глаза. Как же он страдал без неё. Воспоминания полностью поглотили его жизнь и не позволяли думать о чём-нибудь другом, хотя все его убеждали, что жизнь продолжается, и пора ею наслаждаться. Он никогда не отвечал на такие советы, да и как им можно объяснить, что большая часть тебя исчезла, а оставшаяся способна жить только воспоминаниями.
Познакомились они на почте. Весь день моросил дождик. Август всегда дождливый, зато радует то, что нет уже июльской изнуряющей жары. Мама отправила Пашу получить посылку от бабушки, которая часто присылала им гостинцы с юга. Войдя в небольшое помещение почтового отделения, он занял очередь и задумался о наболевшем.После окончания института вот уже месяц как он работает участковым педиатром в детской поликлинике. Профессию он выбрал сознательно и детей любит, но ему не нравится, что его одного отправляют по вызовам на разные участки. Паша пытался прояснить этот вопрос, но ему ответили, что, во-первых, не хватает врачей, а во-вторых – он же мужчина. «Нет, я не позволю так со мной обращаться, – мысленно рассуждал он, – завтра же решу этот вопрос с заведующей поликлиникой».
