Они как-то быстро переключились на другие возможности этого возраста: часто гуляли; читали; смотрели телевизор, обсуждая некоторые программы; раз в год обязательно ездили в санаторий; дружили с соседями. К себе особого внимания от родных не требовали, понимали, что у тех и так забот хватает. По телефону общались с ними почти каждый день, но встречались не чаще двух раз в месяц и по праздникам.

Когда Павел Андреевич остался один, то родные стали посещать его два раза в неделю. По воскресеньям приходили Сергей с женой. Оля занималась кухней, а мужчины обсуждали всякие новости. А по средам – Дима с женой, которая помогала по хозяйству. Когда Соня забеременела, внук звонил почти каждый день и консультировался по поводу самочувствия жены, пока у той не прошёл токсикоз.

Особенно внимательной к Павлу Андреевичу была Оля. Она рано похоронила своих родителей и считала его своим родным человеком. С ней легко было общаться, она никогда не повышала голос и всё время хлопотала – то по хозяйству, то в заботах. Когда Павел Андреевич впервые увидел её, то подумал, что она ещё ребёнок, хотя ей было уже 22 года. Маленького роста, худенькая, светло-русые волосы чуть ниже плеч, она собирала их в хвостик и закалывала заколкой. Резинки она не любила, а вот заколки были её страстью. Это облегчало выбор подарка для неё. Она радовалась им как ребёнок. Её большие зелёные глаза расширялись ещё больше, и блаженное выражение лица вызывало у всех умиление. Конечно, бывало, но очень редко, когда она «раздавала оплеухи», за то, что, как говорят, «допекли». Её выражение лица становилось жёстким, цвет глаз менялся на тёмную зелень, и тогда с ней спорить или что-то доказывать было бесполезно, лучше переждать, когда она выскажет своё негодование. Оля следила за модой и старалась следовать её течению, но без экстравагантности и ярких оттенков, тем более что работала она в государственных структурах, где существовал определённый дресс-код. Со временем она сменила причёску, теперь у неё была красивая объёмная многослойная стрижка до плеч с небольшим осветлением волос. Заколки отошли в прошлое, а новой страстью её стали броши. С подарком для неё опять не было проблем, и она, как и прежде, искренне, по-детски радовалась новому украшению. На её косметическом столе стояли две больших шкатулки, в одной – заколки, в другой – броши. Оля любила их перебирать, особенно когда надо было восстановить душевное равновесие.

– Павел Андреевич, я вам приготовила еду, думаю, дня на три хватит. Всё в холодильнике. Если что захотите ещё, то скажите, я принесу.

– Спасибо, Оля. Много ли мне надо? То, что ты наготовила, мне за неделю не съесть.

– Прекращай, отец, кушать надо хорошо, а то сил не будет.

– А на что они мне?

– Не хандри, ты нам нужен. За здоровьем правнучки надо будет следить, а то сейчас дети какие-то хилые растут. А там, даст Бог, и на замужество её благословишь,– повернувшись к отцу, заботливо и тепло проговорил Сергей.

– Ну, это ты загнул, – улыбнулся Павел Андреевич, и в его глазах сверкнули искорки, – значит, девочка будет.

– Да-а-а, – с удовольствием протянул сын,– внучка!

И все трое удовлетворённо улыбнулись.

Заморосил дождь. Июнь заканчивался, но тепла ещё почти не было. У солнышка, видимо, не было настроения, и оно особенно не пригревало. Остановились на светофоре возле рынка, и Павел Андреевич обратил внимание, как быстро переходили дорогу люди, даже пожилые женщины с ведёрками спешили продать свой выращенный урожай.

«Ничего не меняется, все куда-то торопятся, у всех какие-то дела и интересы, – подумал он, – а я как то солнышко – ни осветить, ни согреть не могу».

Оставшийся путь проехали молча, видимо, каждый задумался о своём.

– Ну, вот и приехали, – сказал Сергей, подъезжая к подъезду.

Павел Андреевич приезжал раньше к внуку, но сейчас всё воспринималось по-другому. Двор был небольшой и тихий. Высокие деревья и палисадник добавляли ему уюта. В жару, по-видимому, здесь было прохладно. В доме всего два подъезда, и весь двор был «как на ладони» с любого вида. На лавочке, под балконом новой квартиры деда, сидели две женщины с раскрытыми зонтиками, которые, видимо, прожили со своими хозяйками не один десяток лет, и выглядели они одинаково выцветшими. Павел Андреевич вышел из машины и направился к подъезду, следом за невесткой, которая уже держала в руке запасные ключи от квартиры. Сын достал из багажника две сумки и последовал за ними.

– Значит, ты и есть Димкин дед? – вдруг раздался грубоватый голос одной из женщин.– Теперь будем соседями. Познакомиться надо.

Павел Андреевич вздрогнул от неожиданности. Сам он был человеком общительным и обязательно при случае представился бы, но сейчас ему очень не понравилась эта фамильярность. Он быстро пришёл в себя, подошёл к женщинам с высоко поднятой головой и, глядя на них сверху вниз, ответил таким же тоном, одновременно разглядывая женщин:

– Отчего же не познакомиться с местными авторитетами. Разрешите представиться: дед Димки. А вас как величать?

Женщины не ожидали такого ответного напора и на секунду притихли.

– Я Лариса Степановна. Соседка снизу, – ответила полноватая женщина в ярком цветастом платье, поверх которого была надета шерстяная кофта коричневого цвета того же возраста, что и зонтик. Весь фасад этой женщины украшали крупные бусы на шее. Эти бусы напоминали мелкие абрикосы на нитке, как на празднике урожая. Губы у бабы Лары были неровно подкрашены помадой розового цвета, видимо, она пользовалась ей редко. Обута она была в растоптанные чёрные туфли, а синие носки поднимались под подол платья. Пучок давно не крашенных волос был закручен на затылке в маленькую шишечку, а седые корни обрамляли широкое лицо, покрытое морщинками. Жёсткий взгляд почти чёрных глаз выражал одновременно и вызов, и смущение.

Её вид рассмешил нового жильца, но он догадался, что они принарядились к встрече с ним. Вторая женщина сидела тихо, с опущенными глазами. Она была худее первой, но всё равно с лишним весом. На ней были однотонного синего цвета юбка и голубая тёплая вязаная кофта, застёгнутая на все пуговицы до самой шеи. Её туфли были более женственны и помоложе. Волосы на голове были совершенно седыми, аккуратно коротко острижены и открывали её маленькие уши, в которых красовались маленькие золотые сережки. Руки её были более ухожены, чем у подруги.

– А вас как величать, милая барышня? – обратился Павел Андреевич ко второй женщине, не меняя интонацию.

– Она Клавдия Петровна, – ответила за неё подруга.

– А она что, немая, или вы за всех отвечаете?

Клавдия Петровна покраснела и разозлилась одновременно.

– Я умею разговаривать, и ответить на ваши колкости смогу, – сказала она с вызовом, открыв свой беззубый рот.

– О, да у вас проблемы, – съязвил новый сосед и замолчал, сдерживая себя, чтобы не рассмеяться.

– Да, проблемы. Вот зубы вставлю и укушу.

Её лицо раскраснелось уже не от смущения, а от неловкости ситуации, и она мысленно пыталась себя успокоить.

– Папа, ты не очень приветлив, – вступил в разговор сын, наблюдая за перепалкой отца с соседками.

– Да, ты прав, – ответил он, осознавая свою бестактность, – извините меня. Ещё поговорим. До свидания.

Женщины посмотрели ему вслед, чуть склонив головы, и интуитивно признали своё поражение. Их дерзкие выражения лиц менялись медленно, как на замедленной съёмке, сначала– растерянность и сожаление, а потом – покорность и подчинение. На пьедестале авторитетов двора безоговорочно, негласно, без всяких голосований, без единой пролитой капли крови, сменился предводитель. Женщины осознали, что их вольное и надменное отношение к жителям дома теперь будет зависеть от участия или неучастия нового соседа. Против него они не пойдут, хотя побороться ещё попробуют.

Оля открыла квартиру и прошла вперёд. Прихожая была маленькой, и, чтобы не толпиться, все сразу прошли в комнату. Павел Андреевич огляделся. Слева у стены, граничащей с прихожей, стоял двухстворчатый шкаф, к нему перпендикулярно примыкала кровать с тумбочкой у изголовья, на которой находились небольшая настольная лампа и фоторамка. Напротив кровати было окно с дверью и застеклённым балконом. От тумбочки, вдоль третьей стены, расположился шкаф с книгами. Он был с откидной крышкой посередине, которая заменяла письменный стол. Рядом стоял стул. Далее – кресло с торшером и маленьким журнальным столиком. Напротив находился телевизор на тумбе. Весь интерьер и шторы были в тёплых песочных тонах. Посередине лежал коричневый ковер с бежевым рисунком.