Литмир - Электронная Библиотека

Артём Красин

Сказки старого дома

Пролог

Когда люди покидают дом, он напрягается, как верный пёс, тревожась каждую секунду своего запустения. Что случилось? Люди уехали на лето к легковесным и разноцветным южным пристанищам? А вдруг они готовятся оставить его навсегда, передать новым хозяевам? Дом волнуется, скулит несмазанными дверями, подвывает одиноким ветром, гуляющим по чердаку. Спускается ночь. Люди не возвращаются. Дом тяжело вздыхает и засыпает. Ему снится сон.

Люди вернулись, стены дома снова наполнились шумом и разговорами. Но фразы в этом разговоре обрывистые и громкие, люди, не разуваясь и пыхтя, выносят из дома тяжёлые вещи, напряжённо молчат, укладывая в коробки альбомы и украшения. Ругнувшись, решают оставить железную кровать, не проходящую в двери, забывают снять со стены выбеленную солнцем фотографию в деревянной рамке, которая висит здесь столь же долго, сколько стоит сам дом. Люди покидают дом, и никто не приходит им на смену.

Теперь дом греет бродячих кошек, укрывает от дождя выводок голубей на чердаке. Иногда в дом заходят странные звери, похожие на людей: они ломают дом, выворачивают его деревянные рёбра, бьют подслеповатые стёкла, иногда засыпают, не раздеваясь, на старой кровати. Дом принимает и их. Они всё же немного напоминают его бывших хозяев, и он рад, что хотя бы кому-то его ослабшие стены могут подарить приют.

Однажды к дому с опаской подбираются человеческие детёныши. Поначалу они боятся каждого шороха и подзуживают друг друга – кто первым распахнёт отяжелевшую дверь. Затем, набравшись смелости, изучают покрытые золотой древесной пылью комнаты. Оказывается, прежние хозяева оставили дому самые дорогие сокровища. Дети вскрикивают от удивления, показывают друг другу старые вещи, и дом гордится собой. Дети приходят всё чаще и чаще и приносят дому свои дары: длинные и удобные ветки, разноцветные гладкие камешки, пятнистые одеяла, карманные фонарики, чтобы в сумерках рассказывать страшные истории.

Дом снова чувствует себя нужным. Он внимательно слушает взволнованный шёпот и помогает им как может: то скрипнет крышей, то шурхнет близкой веткой по уцелевшему стеклу, то попросит ухнуть в ночи знакомую сову. Дети визжат, а потом хохочут до изнеможения, когда страх уйдёт. Вечер за вечером дом ждёт своих новых маленьких хозяев и вместе с ними слушает сказки.

Дети приходят в дом каждое лето. Они сами не замечают, что растут едва ли не быстрее, чем ветшает дом. Покрытые загаром и царапками, они переизобретают вселенные и сочиняют легенды. Чаще всего слово берёт смуглая чернявая девчонка, живая как огонь, пляшущий в печке. Она напропалую мешает ужастики из телевизора с собственным выдумками. Вещи дома играют у неё в руках: старая кукла танцует на полу, подкова бряцает по железу кровати, связка чеснока висит на шее как оберег островного шамана. Её чёрные брови стреляют грозой в тех, кто хохочет, когда она надеялась вселить в сердца ужас, но уже через минуту она и сама готова посмеяться с остальными.

Другой, долговязый, с волосами как солома, говорит реже. Ему интереснее пытать страха делом. Первым прыгнуть с тарзанки в пруд, первым поджечь петарду и задержать в руке перед броском. Первым он залез и в погреб старого дома. Когда он начинает говорить, то любая грязная тряпка или ржавый нож кажутся хранителями убийственных тайн. При малышне долговязый вообще отмалчивается: не расскажет историю, сколько ни упрашивай, лишь слушает других и изредка хмыкает.

Есть ещё один, самый верный друг дома, с глазами как жаркое летнее небо. Другие уезжают из деревни, как только начинают желтеть листья, а этот приходит даже зимой: то расчистит снег у просевшего крыльца, то подоткнёт раскисшие окна кусочком ваты, чтобы не отсырел подоконник, то заберётся на чердак и смотрит на звёзды сквозь дырявую крышу. Иногда он ночует здесь, и дом замечает длинные синяки на его руках и ногах. Синеглазый говорит тихо, будто читает книгу, и никак не возьмёт в толк, что рассказы должны пугать. Он исследовал дом до последнего уголка, нашёл на чердаке красную ёлочную звезду и починил в ней фонарик, выудил южную открытку из чудом уцелевшего старого дорожного чемодана. Он приносит с собой в рюкзаке и читает в холодных стенах книги про космос и ещё одну толстую книгу с крестом на обложке. Дом не знает, почему этот мальчик бежит к нему из-под родной крыши. Наверное, он скучает по своим друзьям. Коротая дни вместе с домом, синеглазый ждёт нового лета и новых историй.

Сказки старого дома - _0.jpg

Сказки старого дома

Наследство

Аня всматривалась в зеркало, оттягивая пальцами левое веко. Обычно она с лёгкостью нашла бы повод погоревать над узостью глаз или приметила бы бесявую чёрную точку на толстой, как блин, щеке. Или посетовала бы на дуралеев мамку с папкой, родивших на свет такую несуразную и нескладную её – с раскосыми ханскими глазами и славянским щедрым мясом под ними – и даже не чувствующих укоров совести за такое наследство! В шестнадцать лет обычно было бы залиться слезами и по многим другим поводам, увидев своё отражение в зеркале. Но сейчас был случай, когда даже слёзы запутались, как детсадовцы на параде, не зная, куда и по какому поводу им нужно бежать. Можно было бы открыться родителям, но как назло в эти выходные Аня была дома одна. Родители улетели на Алтай на похороны бабушки Карлагаш, маминой мамы.

На радужке левого глаза явно проступали голубые крапинки. Аня могла бы списать это на освещение, но фото на фронталку айфона подтвердило её опасения. Глаз покрывался голубизной, как голыш на морском берегу расцветает пятнышками солёных брызг. «Уродка шизофреническая», – прошептала Аня и тихонько захныкала от досады и страха.

Всё началось с утра. И отнюдь не с голубеющего глаза. Зайдя в метро, Аня вдруг услышала согласный гул. Высокий и противный звук, будто среди привычной какофонии метро кто-то запустил на автомобильной колонке на полную громкость писк комара в душной летней комнате.

Бииииззз… зииииб.

А потом в вагоне Аня вдруг увидела мух. Мухами она окрестила их про себя, но на самом деле вблизи рассмотреть не успела. Мухи были размером со шмеля и похожи на пульсирующие точки из вантаблэка на реалистическом полотне метро. Они метались по вагону от одного человека к другому, и Аня чуть не завизжала, увидев, как густо они облепили лысину пожилого мужчины в синей спецовке, дремавшего на поручне возле двери.

От страха Аня зажмурилась, и вдруг звук ушёл. На всякий случай, она постояла так чуть-чуть, чтобы убедиться в его исчезновении. Приоткрыла глаза – и мухи тут же вернулись на карту будня. Бииииззз… зииииб. Аня их не интересовала – и это придало ей храбрости для небольшого эксперимента. Она закрыла правый глаз. Мухи продолжали роиться в вагоне. Левый. Мухи исчезли, а их зуд в ушах прекратился.

Остаток пути Аня проехала по-пиратски – зажимая левый глаз ладонью. «Ну не бывает же такого, что сходят с ума только одним глазом?» – успокаивала она себя. Ближе к концу серой ветки вагон подосвободился. Аня вышла и окинула взглядом пустеющую платформу. Мухи летели на улицу вслед за людьми, но где-то совсем рядом зудел плотный рой. Аня обернулась. На краю платформы в окружении пульсирующей черноты стояла девушка и напряжённо всматривалась в глубину тоннеля. Аня вздохнула, собралась с силами и подошла. Рой взметнулся и утёк в темноту, когда она спросила:

– Здравствуйте! Всё в порядке? Вам нужна помощь?

– Не, всё нормально, спасибо, – тусклым голосом ответила девушка и, резко перестав ждать поезда, зацокала каблуками к противоположному выходу.

«Вот же ты дура… Так от тебя все на улице будут бегать, если ты со своими глюками к каждому прохожему подходить начнёшь» – вновь утонула в стыде Аня, прокручивая в голове день, и, кажется, строгая воспитательница Печаль всё же построила детсадовцев по парам, так что слёзы уже готовы были политься ручьём. Но вдруг над самым ухом Аня вдруг снова услышала: «Бииииззз… зииииб» – и быстрее, чем даже успела подумать, прихлопнула наугад источник звука.

1
{"b":"839610","o":1}