– С ума ты сошла, что ли?! Чтоб я покойника разглядывала, еще и внаклонку?! Будь он хоть трижды Купцов. И рядом не сяду, я лучше постою. Садись, если тебе хочется.

– Спасибо тебе, добрая подруга! Но стоять тебе, скорее всего, долго придется.

– Ничего, я потерплю.

– Ну-ну!

– И сколько ж нам ждать придется представителей нашей доблестной полиции? – с тоской протянула Рая через пару минут.

– Сколько надо, столько и будем ждать! За это время нам надо выработать линию поведения! Так что лучше присаживайся.

– Какую еще линию?!

– Что отвечать будем на вопросы, чтоб не было разнобоя в показаниях.

– Какие еще показания? Мы гуляли, зашли в сквер, присели отдохнуть на лавочку, напротив мужик в неестественной позе. Подошли узнать, не нужна ли помощь!

– Ага, это если мужик – чужой. А если это Купцов? Уж купцовская жена при опросе обязательно расскажет про двух подруг юности, интересовавшихся ее мужем аккурат в день его убийства. И не странным ли будет выглядеть факт, что подруги юности по чистой случайности как раз и обнаруживают тело ее мужа? Как только нарисовались подруги, так муж приказал долго жить. А они, подруги то есть, оперативно обнаруживают его тело.

– Но мы же сами вызвали полицию!

– Может, мы сделали это специально, для алиби?

– Но шею-то мы же не могли ему свернуть при всем нашем желании!

– А может, ему какой-нибудь укол сделали, прежде чем шею свернуть? Мужик-то по виду крепенький.

– Я как-то об этом не подумала.

– Вот и давай подумаем.

– Но не рассказывать же ментам мою романтическую историю? Вот хохоту у них будет! И то, что мы его преследовали.

– Не будем рассказывать. Я полагаю, они обязательно нас спросят, не знаком ли нам убитый.

– Еще чего! Я на него толком и не смотрела, я покойников боюсь. Если, конечно, не считать нашей с ним беседы. Но тогда он был вполне жив.

– Можно сказать, что нам показалось, что знаком. То есть, мы скажем, что гуляли по улицам, устали, решили отдохнуть, и у входа в сквер заметили этого мужика. И он показался нам похожим на друга юности – Купцова Олега Викторовича. И мы решили удостовериться. Подошли к нему – а он мертвый. Если жена на нас настучит, то мы ее таким образам упредим.

– А почему мы сразу не удостоверились, ждали, пока его убьют?

– Потому что мы покупали мороженое, которое ты потом нечаянно уронила на юбку. И мы задержались у входа, отчищая тебе юбку. Продемонстрируешь юбку. То есть мы скажем часть правды, ничего существенного не утаивая.

– Но пятно на юбке сзади, – резонно заметила Рая, – как я могла его уронить туда?

– Ты просто перевернула юбку, чтоб не так заметно было. Она же у тебя с резинкой на поясе, сделай пятно на боку, вот и вполне реальное объяснение.

– Зайка, какая же ты умная! Но зачем мы будем впутывать сюда Купцова? Нет, я не согласна. Убитый мужик нам не знаком, и точка!

– А как иначе мы узнаем, Олег это или не Олег? Пойдем в полицию и спросим? Так они тебе и откроют тайну следствия. Или еще раз навестим жену Купцова? Тогда пойдешь одна, я сопровождать тебя не буду.

– Нет, – поежилась Рая, – это в самом крайнем случае. – Здравствуйте еще раз, мы там в сквере мертвого мужика нашли, это случайно не вашего мужа убили? И все же нелогично: а если это все же Купцов, как мы об этом узнаем? Ты же говоришь, тайна следствия. Они нам не скажут.

– Так мы же им дадим подсказку. А нас все равно пригласят на беседу потом, и я думаю, что в ближайшее время. Тогда и скажут, тем более, если это все-таки он. Начнут пытать на предмет наших с ним связей. А может, и не на одну беседу, – вздохнула Зоя Васильевна.

– А мы будем сидеть и ждать?

– Мы же ускорим процесс поисков. Сделаем, что в наших силах. А ты что предлагаешь? Эх, Бурлакова нет. А то мы, может, знали бы уже не сегодня-завтра – Купцов это или не Купцов.

– Если бы да кабы!.. – Ах, Лида-Лида, – снова вздохнула Зоя Васильевна.

– Я бы подобного предательства не простила. Подруга, называется! А ты еще ей дифирамбы пела.

– Я тоже не прощу! – поклялась Зоя, – наверно…

Рая взглянула на нее выразительно, но сказать ничего не успела.

– А вот и ваша доблестная полиция показалась – вон, в начале аллеи, – переключила ее внимание Зоя.

– Ну, сейчас мало нам не покажется! Напомни мне, что там Черчилль говорил про ад?

– Если тебе предстоит идти через ад, нужно просто идти как можно быстрее.

– Хорошо бы уж побыстрее его пройти!

Однако побыстрее не получилось. И вцепились в них, и нервы потрепали, и продержали в полиции почти до вечера. Женщины столько раз отвечали на одни и те же вопросы разным людям, что ответы уже просто отбарабанивали. Да и почему бы не отбарабанить, если скрывать им было нечего? Ну, почти. Разве что умолчать о первопричине их интереса к убиенному – душещипательной романтической линии.

Наконец дам отпустили. Выйдя на улицу с ощущением сброшенного с плеч тяжелого груза, но со смутой в душе, дамы зажмурились и глубоко вдохнули раскаленный воздух.

– Вон и еще скверик с лавочками! Посидим немножко?

– С сегодняшнего дня я буду ненавидеть все скверики. Нет уж! Домой!

Свернув на свою улицу, Зоя Васильевна сразу же углядела на лавочке возле своей калитки одинокую женскую фигуру. Знакомую. Уж не Лида ли Бурлакова сгорбилась там в позе кающейся грешницы? Интересно, давно ли тут сидит, сирота казанская?

Предчувствия ее не обманули. Это была Лидия Федоровна собственной персоной. Прикатила аж из самой Астрахани, едва проводив мужа за порог. Ее говорливая совесть ночного покоя ей не обещала, она это точно знала.

Зоя Васильевна не напрасно прибавила «наверно», тем самым приготовив себе путь к отступлению. Да и Раиса Георгиевна после рассказа Лиды нехотя призналась себе, что поторопилась с выводами.

…Вадиму Сергеевичу суточное дежурство по области, обязательное для всех старших офицеров, выпало на воскресенье. Спокойными эти суточные выдавались крайне редко, но сегодняшнее было – что-то особенное, особенно ночь. Помимо обычной рутинной работы – объезда постов, проверка работы патрулей, инспектирование пунктов охраны и т.п. – пьяная перестрелка в ночном баре «Фламинго», ограбление ювелирного магазина и уже под утро – вишенка на торте: захват заложника.

Террористом оказался перепившийся рабочий бондарного завода, а заложником – его семилетний сын. Жене удалось каким-то чудом выскочить за дверь. Она же сообщила в ближайшем опорном пункте о том, что у мужа имеется граната (черт знает, откуда она у него взялась, но вот взялась откуда-то!), а сына он взял в заложники потому, что, идиот, вдруг заподозрил, что Славка ему не родной.

Требования злодей выдвинул соответствующие. Грозил взорвать весь барак, в котором они живут, вместе с соседями, если жена не приведет «вот прям щас же!» настоящего отца Славки, чтобы муж набил морду «этому козлу».

– А он может взорвать? – спросил Бурлаков рыдающую женщину.

– В таком состоянии? Все может!

– А граната-то настоящая?

– А что я в них понимаю? Похожа на гранату, а на настоящую или игрушечную… У меня не было времени ее рассматривать! Помогите же, скорее! Там Славик!

– И соседи.

– А что соседи? А, ну да, и соседи!

Пункт охраны располагался возле проходной бондарного завода, а бараки строились давным-давно для рабочих – тоже рядом с промзоной, даже ехать никуда не надо было. Вызвали ОМОН, но ожидать группу захвата в таких условиях времени не было.

Бурлаков не стал светить у бараков служебный автомобиль, велел водителю остановиться за углом, а сам побежал к зданию. Всего бараков было три, перед одним уже топталась кучка полуодетых жильцов.

Террорист обитал на втором этаже. Попасть на второй этаж можно было, поднявшись по деревянной скрипучей лестнице, переходящей в деревянную же неширокую галерею с навесом, на которую и выходили двери всех шести квартир. Рядом с каждой входной дверью располагалось небольшое окно, видимо, кухни. Из открытой форточки одного из окон неслась громкая мужская брань, довольно разнообразная, с однообразной угрозой – взорвать всех к чертовой матери.