– Обещаю.

И эхом ему отозвалось:

– Клянусь!

Граф Франсуа де Розен получил титул по наследству от отца. Двадцать три года тому назад он женился на кроткой, не знатной, но из состоятельной семьи девушке по имени Матильда Лярош. Супруга была моложе де Розена на три года. Вскоре она родила Франсуа двух наследников; оба эти мальчика умерли в младенчестве. Через год после смерти второго ребенка Матильда вновь забеременела, на этот раз на свет появилась девочка. Роды прошли тяжело, и в течение последующих лет совместного проживания с Матильдой Франсуа так и не дождался от супруги наследника мужского пола. Постепенно потеряв к молодой графине интерес, де Розен спровадил Матильду Лярош в обитель Сен-Пьер – старое аббатство города Ман, а говоря попросту, в монастырь, где она и живет по сей день.

Когда маленькой Валери исполнилось семь лет, граф неожиданно вспомнил, что она живет в его доме, у нянек, и Валери стали изредка приводить к родителю.

Пролетели годы, и в один знаменательный день Франсуа получил странное известие: он обнаружил, что вот уже на протяжении десяти лет родной отец Матильды регулярно навещает свою дочь в аббатстве Сен-Пьер. Все проведенное время в обители превратилось для графини в воистину тяжкое испытание, и причиною являлось то, что Матильда Лярош никогда не переставала преданно любить своего мужа, мучительно тосковала по нему, невзирая на горькие обиды отвергнутой супруги и оторванной от ребенка матери. Казалось, чем сильнее была боль, причинённая от Франсуа, тем прочнее становилась ее связь с ним, и этот странный болезненный процесс с годами только набирал силу. В конце концов, будучи состоятельным землевладельцем, отец Матильды заручился поддержкой своего сюзерена и ближайших вассалов, лично сам заявился к де Розену и потребовал, чтобы тот наконец вернул его дочь, и свою супругу из незаконного, как он с жаром выразился, заточения. Де Розен, как подобает графу, принял это требование с достоинством, даже заверив Ляроша, что они определенно придут к соглашению. Получив как бы необходимое время для раздумья, Франсуа за считанные дни собрал армию из вассалов и простых наемников и без всякого предупреждения средь бела дня напал на сеньорию Лярошей. Там он устроил поистине резню: убил отца Матильды, а заодно еще ее старшего брата, сжег деревню, забрал урожай и скот, а его наемники перерезали всех тамошних дворовых людей и крестьян, каких только им удалось поймать. В последствии эти душегубы – как и подобает, перед крестом и перед богом – поклялись, что де Розен заранее объявил своему тестю частную войну, а Лярош погиб в справедливом рыцарском поединке…

Присоединив к своим владениям сеньорию Лярошей (или то, что от нее осталось), граф Франсуа де Розен вошел, что называется, во вкус и более остановиться уже не мог. Он развязывал частные войны одну за другой и, хотя сами по себе они тогда были обычным делом, зловещая молва о кровавой свирепости его набегов разнеслась далеко за пределы Анжуйского графства. Не церемонясь со своими подручными и меняя одного за другим наемников в этой армии, Розен окружил себя самыми отъявленными головорезами.

Сегодня, когда де Розен пировал за одним столом с Бернаром де Дионом, и оба улыбались друг другу как добрые соседи и будущие родственники, трудно было представить, что еще меньше года тому назад они вели тяжелую междоусобную войну. Однако время и вправду не стояло на месте, как говорил Гаспар, и их прошедший конфликт уже не был таким кровавым, как прежние набеги де Розена. Помогла Святая церковь. Ужасаясь всем последствиям подобных разбоев, и не только описанных здесь нами, она повсеместно ввела Божий мир. Эта силовая мера не запрещала, конечно, частные войны, но она законом хотя бы оградила от смерти людей, не имеющих никакого отношения к междоусобицам: крестьяне, ремесленники, землепашцы, мастеровые, священники, да просто женщины и дети раньше погибали на них почем зря. Теперь это стало печальным прошлым. Благие намерения Божьего мира на том не ограничились: стало строго запрещено разорять церкви, поджигать деревни, уничтожать скот, урожай и всякого рода имущество. За нарушение закона полагалось суровое наказание.

Но ни Божий мир, ни Божье перемирие, которое запретило вести войны в определенные дни и недели, не мешали сеньорам и их вассалам продолжать убивать друг друга. День за днем Бернар терял преданных ему людей, и это наводило на размышления о будущем. Мы уже говорили, что Дион был примером практичного человека и во всем преследовал собственную выгоду. Взирая на необъяснимую жестокость в поступках де Розена, Бернар, тем не менее, никогда не испытывал к нему ненависти или призрения. У Розена были графский титул и герб, а эти вещи Бернар очень уважал, кто бы их ни носил. Его нисколько не волновало, был граф негодяем или не являлся таковым, но беспокоило другое – потеря верных вассалов. К этому времени он уже твердо решил совершить поход в Святую землю, встать под знамена Ричарда – сына короля – с целью все того же обогащения, и для выполнения задачи ему были необходимые преданные люди. Все эти разумные мысли вывели для Бернара итог: пришла пора заключить мир.

Легко было сказать – заключить мир, но намного труднее это сделать. Такой договор всегда влек за собой разного рода уступки, проще говоря, предстояло платить, а тут у Бернара было слабое место. Дело затягивалось, решение не приходило, а вместе с тем, пора уже было идти за Гробом Господним. Когда мы рассказывали читателю об участниках дружеского пира в замке барона, то упомянули о рыцаре из его окружения по имени Жан Колестан. Вот именно этот шевалье и предложил Бернару блестящее решение. Он рассказал барону о юной Валери, которой к тому времени исполнилось семнадцать лет, и которую де Розен никому не показывает, хотя молва о пленительной красоте его дочери разнеслась далеко за пределы сеньории. Жан Колестан дал барону дельный совет, что брачный союз Кристиана де Диона и Валери де Розен решил бы разом все острые вопросы, а также скрепил бы воедино все титулы, земли и состояния обоих отцов!

Все это молча выслушав и не рассуждая далее ни минуты, Барон отправил к графу гонца с посланием о назначении даты и места встречи проведения мирных переговоров, в котором ни словом не обмолвился об их настоящей цели. Граф ответил на послание согласием, и они встретились на следующий же день.

Одержимый будущим Крестовым походом не меньше, чем сын Генриха Второго, Бернар де Дион ни минуты не сомневался, что поступает правильно, увозя с собой Кристиана на войну буквально из под венца. Кристиан, по его убеждению, должен был твердо понимать, что мирные переговоры и свадьба – все это им нужно для дела. Но Кристиан усвоил другое. В свои двадцать два года он не был зеленым юнцом. Его воспитанием занимались с раннего детства, и сегодня это был рыцарь и мужчина. Временами его даже посещала не свойственная юному возрасту меланхолия. Прожитые годы казались уже такими длинными, а будущая жизнь вообще бесконечной. Плотские удовольствия Кристиан давным-давно уже познал, но не было в этом богатом прошлом лишь самого главного, что и действительно делает из юноши мужчину – не довелось ему никого полюбить. В доме де Розена Кристиан встретил Валери, и с этого дня жизнь его переменилась, и сам он стал другим; глаза по-другому смотрели на мир, иначе он стал все чувствовать и даже иначе говорить. Теперь Кристиан постоянно думал лишь о том, когда же он снова увидит эту удивительную, волшебную, добрую девушку.

Но несмотря на сильные благие потрясения, имя которым – любовь, никогда в своей жизни не ослушался бы Кристиан своего отца. Сызмальства он жил в отчем доме почти по военному уставу и даже сейчас, мечтая лишь о союзе с Валери, Кристиан все-равно твердо знал, что в недалеком будущем оставит ее, быть может навсегда потеряет и отправится в Иерусалим, – ведь приказ не нарушишь и судьбу не изменишь – и будет там погибать от тоски по своей любимой. Он мужественно отгонял эти черные мысли, утешал себя тем, что у них будет еще много светлых счастливых дней задолго до горькой разлуки. Да, Кристиан и вправду был сильный духом человек. Одним из таких безоблачных моментов стал день их помолвки. Франсуа де Розен, не раздумывая, принял деловое предложение Бернара о союзе их детей; Дион был богат, а вот состояние Розена уже трудно было оценить, настолько он погряз в своих войнах, судах, тяжбах и прочих неприятных занятиях. Конечно, этот альянс был ему на руку.