– Дрянной он тип, этот Маккарти, – сказала мама Майклу. – Он из неблагополучной семьи и закончит свою жизнь в канаве.

– Похоже, что он чокнутый, мам.

– Вполне может быть, – сказала она. – Держись от него подальше.

– Но зачем он это сделал? – спросил мальчик. – Зачем было так жестоко избивать мистера Джи?

– Дурные люди совершают дурные поступки, – сказала она, наматывая на вилку спагетти и помогая себе большой ложкой.

– Может, потому что мистер Джи – еврей?

– Надеюсь, не из-за этого. – Она сделала паузу. – Но из того, что ты рассказал, похоже, что отчасти поэтому.

Она рассказала сыну о Гитлере: тот ненавидел евреев настолько, что убивал их миллионами. Нацисты были бешеными ненавистниками евреев, сказала она, и прежде чем с ними справились, погибли миллионы и других людей. Не только евреев.

– А почему они ненавидели евреев? – спросил Майкл.

– Ох, Майкл, по большей части дело тут в обычной зависти, если уж на то пошло, – сказала она, сделав глоток вина. – Есть много небылиц о том, кто убил Иисуса, и всяком таком, но те идиоты (у нее это прозвучало насмешливо: идьеты), кто об этом брешет, даже в церковь-то не ходят. И Гитлер в церковь не ходил. И Фрэнки Маккарти, я уверена. – Она помолчала, тщательно подбирая слова. – Прежде всего евреи – народ образованный. Наверное, поэтому многие невежды к ним придираются. Дети их всегда помогают по дому. Ходят в колледж. Многие, приехав сюда, не знали ни слова по-английски, а стали врачами и адвокатами. Жаль, что наши так не умеют.

– Я слышал, трое сыновей мистера Джи учатся в колледже, – сказал Майкл. – Они ему летом в лавке помогают.

– Вот-вот, – сказал она. – И ты не услышишь, что кто-нибудь из детей Маккарти посещает колледж. Они все никчемные. – Она посмотрела на сына. – Пожалуйста, ради бога, не стань таким, как они.

Они доели спагетти. Мама допила вино, встала, собрала тарелки и положила их в раковину. Она наскоро организовала чай с молоком и сахаром и достала печенье «Соушел ти», напевая незнакомый ему ирландский мотив. Майкл подумал: ей, наверное, полегчало, что они закончили разговор о евреях и о том, что произошло с мистером Джи, и он не стал возвращаться к теме – несмотря на то, что до сих пор прокручивал в голове фрагменты сцены в лавке сладостей. Когда она спросила Майкла, о чем еще, кроме метели, он разговаривал с мальчишками, он также испытал облегчение. Слишком запутанной и пугающей была эта тема. Он сказал, что «Доджерс» собираются взять в команду Джеки Робинсона из низшей лиги – кстати, цветного. И вся улица считает, что в высшую лигу того никогда не пустят.

– Говорят, что цветные игроки не так хороши, как белые, – сказал мальчик. – Они вроде как недостаточно усердны.

Мама мало что знала о бейсболе и глянула на фотографию рядового Томми Делвина, словно жалея о том, что он не может поговорить сейчас с Майклом.

– Ну, они не дали бы ему шанс, – сказала она, – если бы он не проявил усердия. – Она отхлебнула чай и пресекла попытку сына макнуть печенье в чашку. – Уверяю тебя: когда они подписывали с ним контракт, он точно не слонялся без дела.

Посуду они вымыли вместе. Мама выглядела очень усталой. Майкл вытирал тарелки и стаканы, она ставила их в шкафчик; затем она медленно направилась в гостиную. Уже несколько недель кряду она читала толстую книгу писателя по имени Арчибалд Кронин. Когда Майкл закончил с посудой, он также вышел в гостиную. Она сидела в большом сером кресле, рядом с которым стоял торшер, и полностью ушла в чтение. От керосиновой горелки воздух в комнате был жарким и спертым. Оконные стекла запотели. Майкл рисовал на них рожицы пальцами и глядел на заснеженные улицы, жалея о том, что мать уже не рассказывает ему ирландские сказки, как в раннем детстве.

Сказки эти были даже интереснее, чем комиксы и книги в библиотеке на Гарибальди-стрит. Волшебные сказки о Финне Маккуле, великом ирландском воине, который однажды в разгар кровопролитной битвы нагнулся, поднял своей могучей рукой гору и обрушил ее на вражеские ряды. Финн был настолько большим и сильным, а глыба настолько огромной, что, когда она упала в Ирландское море, она стала островом, который теперь всем известен как остров Мэн. А Ушин, его сын, последовал за женщиной с золотыми волосами в Страну вечной молодости, где он жил, не старясь, три столетия, пока не заела тоска по родной Ирландии. Ему было сказано, что путь домой знает его белый конь, но если он хоть раз спешится, то уже не вернется никогда. А тот бросился на подмогу гибнущим беднягам, которых придавило каменной плитой, упал с коня и превратился в сухонького слепого старца. Совсем как в фильме «Потерянный горизонт», который Майкл смотрел в «Венере», – герои попали в долину под названием Шангри-Ла и обрели вечную молодость, но уйти оттуда означало стать стариком.

Она могла бы рассказать ему предание о Балоре, у которого был дурной глаз, да такой огромный, что открыть его могли только восемь человек; когда этот глаз был открыт, он парализовал любого вражеского воина, который осмелится взглянуть на него. Вот если бы Балор оказался в лавке мистера Джи, он-то уж точно парализовал бы этого проклятого Фрэнки Маккарти. А Финн Маккул смог бы вышвырнуть его в Нью-Джерси. Когда Майклу было лет пять-шесть и он учился читать, мама рассказала ему, что в древней Ирландии были громадные горшки, в которых никогда не заканчивалась еда, серебряные деревья с золотыми яблоками, искрящимися на солнце; рассказала она и о магических заклинаниях, от которых человек мог проспать сорок лет кряду, о волшебных мечах, которые сами находили горло врага, и о том, как друиды превращали ливень в огонь, а женщин – в мышей, а мышей – в солдат. Была там и волшебная заводь, обнаруженная в одном из озер, – в нее окунали мертвых воинов, и они выходили оттуда живыми, только разговаривать уже не могли. Она могла рассказать, как раньше, и предание о великом Кухулине, у которого в каждом глазу было по семь зрачков[6] и по семь пальцев на руках и ногах, а одним глазом мог видеть то, что происходит позади него, не крадется ли там к нему враг. Могла рассказать об огромном быке из Кули, который легко катал на спине сразу пятьдесят мальчишек. И все это – в Ирландии, откуда она когда-то приплыла по туманным морям.

Но Кейт Делвин очень устала, она сняла обувь, ступни ее опухли и горели. Он силился вспомнить, при ней ли отец рассказывал истории о волшебной собаке Стики. Нет. Мы были в парке. Это было летом. На скамейке. Тем временем мама клюнула носом и пришла в себя. Она посмотрела на него и улыбнулась.

– И долго я спала? – спросила она.

– Может, секунд десять, – ответил он.

Она покачала головой.

– Что-то меня начало уносить, – сказала она. – Чудилось, будто я в Ирландии.

Она снова уткнулась в книгу.

– Мам?

– Да, сынок.

– А истории про Ирландию… – сказал он. – Ну, эти, про Финна Маккула, Кухулина, Балора и прочих. Это все правда?

– Конечно.

– Ты серьезно?

Она прыснула со смеху.

– Ну, когда мне их рассказывал мой папа, упокой Господь его душу, он сказал мне, что все это чистая правда.

– Так куда же все они делись – Финн, Ушин и остальные?

– Я задавала этот вопрос, – сказала она. – И мой папа ответил, что они никуда не делись, они остались, спрятались и стали невидимыми, но, как только Ирландии понадобится, они тут же вернутся.

– А почему не пришли, когда на нас напали англичане?

– Может быть, им не хотелось пачкать руки, – сказала она и засмеялась.

Вид у мамы был сейчас почти счастливый, поэтому Майкл спокойно ушел в свою комнату. Там он глазел из окна на заснеженную пожарную лестницу, думая о том, каково сейчас мистеру Джи в больничной палате, и чем в этот момент занят Фрэнки Маккарти, и знает ли рабби с Келли-стрит, что произошло в лавке сладостей на Эллисон-авеню. Он представил себе, как Кухулин с красными глазами, огненной бородой и заткнутым за пояс мечом шириной с дверной проем едет на могучем боевом коне по Эллисон-авеню, чтобы отыскать Фрэнки Маккарти и наказать его.