– Ну как не водятся? – загудел дед Василий, приходящийся Ленке родным дядей, – Вон, ниже по течению, у леса, часто бобров можно встретить. А если чуть дальше углубиться, то можно и плотину увидеть, что они построили. Но там народ редко ходит, место топкое, кустарником заросло.

– Ну, так то там, у леса, а то здесь. Здесь-то бобер что делал?

– Олеську, наверное, поджидал, – хохотнул Вадик, давний знакомый семьи Паровозовых, вечный друг-недруг Олеськи. В детстве он любил изводить мелкую, как он называл Олеську, с возрастом это «увлечение» у него несколько поутихло, но шпильки и подколы в ее адрес от Вадика прилетали часто.

– Он же с ней разговаривал, поди просил настоечкой угостить, а она, глупая, не поняла ничего. И будет теперь этот бобер нашей Олесеньке в страшных снах являться. Пока она его не задобрит, и стопарик с настойкой под мост не поставит.

Вадик засмеялся над своей, как ему казалось, удачной шуткой. А Елена Петровна, верная своей учительской привычке, снова захлопала в ладоши, привлекая внимание.

– А давайте устроим небольшую викторину про бобров. Рассказывать можно на разные темы – хоть книжки или фильмы вспомнить, хоть научные факты или географию обитания, повадки этих животных, кто что знает.

– А скороговорку можно? – спросила Наташа, – Мы с Машенькой недавно скороговорку выучили, как раз про бобров. Ну, Машуля доченька, давай. Помнишь? Подсказать тебе?

Шестилетка Машка, вынырнула из-под стола, где потчевала забежавшего под шумок со двора Тобика сырокопченой колбасой. Лишенная переднего зуба, она шепелявила больше обычного.

– Не надо помогать, я шама,

Машка вытерла жирные от колбасы руки о платье, встала в позу и начала декламировать:

Как ижвешно бобры добры,

Добротой бобры полны.

Ешли хочешь шебе добра,

Надо прошто пожвать бобра.

Ешли ты беш бобра добр,

Жначит шам ты в душе бобр.

– Прелестно, прелестно! – захохотал Лев Львович, профессор математики, – Чудный ребенок, чудная скороговорка!

Данька, профессорский внук, скривился – ему было обидно, что эту пигалицу все хвалят, а на него никто даже и внимания не обращает. Эх, и зачем это деду приспичило ехать в эту деревню! Скукотища… И даже телек никто не включит. А дед не разрешил взять подаренный смартфон. Смысл тогда было такой подарок делать, если им воспользоваться нельзя? Но все присутствующие действительно с умилением смотрели на малышку, и просили повторить скороговорку. Машку упрашивать было не надо – она любила быть в центре внимания и ничуть не стеснялась своей шепелявости.

А потом народ стал разбирать сам текст прочитанной Машкой скороговорки, что добавило веселья.

– А Олеська-то у нас не просто так бобра встретила – доброй стать захотела.

– Да ладно, она у нас и так добрая! Чего вы на нее напали.

– Ага, добрая! Значит она бобр!

Олеська сначала смеялась вместе со всеми, но потом ей надоело, и она попыталась переключить тему разговора. Но кто бы что ни говорил, так или иначе разговор сводился к бобрам и, соответственно, к Олеске. К тому времени все уже были подогреты Олеськиной настойкой и градус веселья слегка зашкаливал.

Олеська обиделась. Она ушла в дальнюю комнату и завалилась на кровать, на которой лежали сложенные кучей куртки, пальто и шубы гостей. Укрылась чьей-то длинной шубой и уткнулась в мохнатый воротник. Закрыла глаза, и ей показалось, что она крутится на карусели. «Странно, – подумала Олеська. – Неужели я такая… пьяная? Почему-то потолок кружится… А они все бессовестные. Я им такой интересный случай рассказала, а они лишь смеются. Это все Наташка со своей Машкой! Бобры-добры. А может они и не добры вовсе…»

Но, вспомнив сегодняшнего зверька, Олеська хихикнула – ну как такой милый бобрик может быть не добрым – он очень даже добрый. Что-то там лопотал по-своему. Жаль только, что ничего не понятно. А интересно, можно выучить бобровый язык? Или бобриный?

Тут пол скрипнул, будто кто-то зашел в комнату. Олеська приподнялась на локтях, но никого не увидела. А через полминуты в углу разгорелся бледно-желтый свет – стоящая на столе лампа зажглась сама собой. И в этом бледном свете Олеська разглядела сегодняшнего знакомца – бобер, переваливаясь, проковылял на задних лапах к кровати, а его плоский хвост волочился за ним, издавая звук, словно кто-то тащил по полу мокрую тряпку. Он сложил передние лапки в молитвенном жесте перед собой и заговорил:

– Олеся, ты не должна обижаться на своих друзей. Они просто ничего не знают, а ты знаешь. Ты – добрая девушка. И значит ты – бобр. Ты принадлежишь нашему роду, и это принесет тебе счастье. Главное только, чтобы у тебя были крепкие зубы.

– Зубы? – переспросила Олеська, – А почему именно зубы?

Ее не смущало, что бобер говорит человеческим языком, а вот вопрос о зубах заставил поволноваться. А вдруг они и правда не достаточно крепкие? Она ведь так давно не была у стоматолога. А может ничего страшного? Надо только выяснить, для какой цели нужны крепкие зубы.

– Ну, как же – укоризненно покачал головой бобер, – Зубы для бобров очень важны. Мы ведь перегрызаем деревья. Большие деревья.

– И мне надо будет перегрызать деревья? – ужаснулась Олеська.

– Конечно!

– Но я ведь человек…

– Ты – бобр. Потому что ты добра. Смотри, ты должна делать вот так, – бобер подскочил к ножке стола и мигом ее перегрыз. Лампа со звоном покатилась на пол.

–Попробуй! – крикнул ей бобер, – У тебя обязательно получится. Или попроси, чтобы тебя научила она!

Вместо бобра на полу оказалась Машка. У нее изо рта торчали два длинных и острых зуба. Она бухнулась на коленки и моментально перегрызла вторую ножку стола. А потом метнулась к окну, с треском распахнула его и выскочила во двор. Подбежала к растущей рядом с домом большой елке и начала грызть ее. Машкины зубы работали ничуть не хуже, чем бензопила, еще чуть-чуть, и дерево завалится на бок. Олеська от страха закрыла глаза. И тут она почувствовала, как кто-то трясет ее за плечо.

– Лесь ты чего? Мы тебя потеряли… Ты обиделась, что ли? Да плюнь на них, на дураков…

Олеська открыла глаза и увидела сидящую на краю кровати Ленку – Елену Петровну.

– Айда, там пельмени стынут. Сейчас поедим, и гулять пойдем. Дед Василий обещал бобровую плотину показать. Я тебе там одежонку подобрала, да пимы батины, чтобы ты в своих моднявых ботильонах да колготках не окочурилась на морозе.

Елена Петровна, конечно, была учительница, но и местным фольклором она владела виртуозно.

Прогулка до бобровой плотины всех взбодрила. Народ пришел веселый и голодный. Олеська перестала дуться на друзей и на их подколы, что, мол, пришли в гости до Олеськиной родни. И когда на ее фразу: «Ой, как есть-то охота!» Вадик протянул ей прутик, прихваченный Машкой из леса, лишь засмеялась и запустила в грубияна снятым с ноги большущим валенком. Вадик увернулся, и валенок, описав дугу, попал в деда Василия. От неожиданности тот едва на ногах удержался. Обернулся и погрозил пальцем Олеське:

– Ты чего разошлась? Так, Лесе больше не наливать, она уже буйная.

– Никакая я не буйная! – оправдывалась Олеська, – Этот противный Вадька меня провоцирует.

– Эх, молодо-зелено, любовь-морковь, – покачал головой дед Василий.

– Какая любовь, дед?! И с кем – с этим Вадечкой?– возмутилась Олеська, и показала Вадику язык.

– Ага, – меланхолично отозвался дед Василий – Сначала хиханьки-хаханьки, а потом… Любовь и кашель не скроешь, так говаривали умные люди.

Вадик состроил страшную рожу и громко заржал. Но поперхнулся и закашлялся. Да так сильно, что не мог остановиться. Его хлопали по спине, а невозмутимая Елена Петровна принесла воды.

– Вадик, твои идиотские шутки до добра не доведут,

– Угу, – буркнул Вадик из-за кружки и снова кашлянул.

– Да пей уже спокойно! – прикрикнула Елена Петровна, – Тридцать лет с хвостиком, а все как ребенок себя ведешь. Напился? Свободен! Народ, айда за стол пельмени есть. Сейчас Старый год проводим, а потом еще успеем хороводы у елки во дворе поводить. До речи Президента.