Генри пожал плечами. У него не было намерения подыгрывать тому, что он воспринял как жалость к себе.

– Под прямыми солнечными лучами я превращаюсь в тлеющую кучу углеродных соединений. Похоже, ты находишься в лучшем положении.

– Ты не понимаешь…

– Я не видел солнца четыреста пятьдесят лет. Думаю, я понимаю.

Вики поправила очки и отвернулась, чтобы посмотреть в окно на то, чего не видела. Не имея возможности выплеснуть гнев, она не знала, что теперь делать.

– Хорошо, значит, понимаешь, – спустя некоторое время сказала она. – Что ж, могло бы быть и хуже. Я все еще могу работать. Я не ослепла. Я не оглохла. Я не сошла с ума. И все равно дело – дрянь.

– Согласен.

Генри уловил разочарование своей спутницы и задался вопросом, осознает ли она сама, что ожидает искреннего сочувствия от людей, которым рассказывает о своих невзгодах. Не получая сочувствия, она чувствует себя сильной, и это компенсирует то, что она считает своей слабостью. Генри подумал, что болезнь была первым случаем в жизни Вики, когда она не могла все исправить исключительно силой воли.

– Ты когда-нибудь думала о том, чтобы взять напарника? Того, кто будет работать ночью?

Вики фыркнула, ее гнев уступил место веселью.

– Ты имеешь в виду – помогать мне на постоянной основе? Ты пишешь любовные романы, Генри. У тебя нет опыта в подобных делах.

Он сел прямее. Он же вампир. Король ночи. Любовные романы – просто его способ зарабатывать на жизнь.

– Я бы не сказал…

– Кроме того, – перебила Вики, – я и одна-то с трудом зарабатываю на жизнь. Ты же знаешь, какая в Торонто дороговизна.

– Если бы ты могла работать по ночам, тебе поручали бы больше дел.

С этим не поспоришь, что верно, то верно. Голос Генри стал глубже, и Вики почувствовала, как волосы у нее на затылке встали дыбом.

– Просто подумай об этом…

«Не используй на мне свои вампирские уловки, сукин ты сын».

Но не успела она додумать эту мысль, как уже ответила:

– Хорошо.

Остаток пути до фермы они молчали.

Когда грунтовая дорога, по которой они ехали последние несколько миль, осталась позади, Вики стала видеть лишь смутный веер света перед машиной, а как только Генри выключил фары, вообще ослепла.

Во внезапной тишине скрежет когтей по стеклу рядом с ее головой прозвучал очень громко, и она не сумела полностью подавить испуганный вопль.

– Это Шторм, – объяснил Генри. В его голосе слышалась улыбка. – Не вылезай, сейчас я обойду машину и проведу тебя.

– Да пошел ты, – любезно ответила она, нащупала ручку и открыла дверцу.

Пытаясь оттолкнуть огромную голову, Вики пробормотала:

– Да, я тоже рада тебя видеть.

Из пасти у него воняло не так сильно, как у большинства собак, – наверняка из-за того, что в другой своей ипостаси он мог пользоваться зубной щеткой, – и все-таки пахло. Поняв наконец, что без рычага ее шансы отодвинуть Шторма ничтожны, Вики откинулась на спинку сиденья и молча терпела восторженный прием. Ее так и подмывало зарыться руками в густую шерсть на шее пса, но ее удержало воспоминание о нагом юном теле Питера.

– Шторм, довольно.

В последний раз энергично фыркнув, вервольф отступил, и Вики почувствовала, как Генри прикоснулся к ее запястью. Отбросив его руку, она вылезла из машины.

Хотя Вики видела убывающую луну – висящий в темноте серебристо-белый ущербный круг, – от рассеянного света не было никакой пользы. Размытые желтые прямоугольники справа, вероятно, были окнами дома, и она подумала, не пойти ли в ту сторону, просто чтобы доказать, что она не так беспомощна, как думает Генри.

Генри прочитал эту мысль на лице Вики и покачал головой. Восхищаясь ее независимостью, вампир все же надеялся, что независимость не заглушит ее здравый смысл. Он понимал: сейчас Вики кажется, что она должна что-то доказать, и не знал, как переубедить ее в этом. По крайней мере, ему ничего не надо доказывать.

Он подал Вики сумку, подождал, пока она крепко сожмет ручки, и осторожно взял ее за другую руку.

– У тропинки есть изгиб, – прошептал Генри ей на ухо. – Ты же не хочешь вытоптать цветы Надин. Надин кусается.

Дыхание вампира заставило волоски на шее Вики встать дыбом, но она не обратила на это внимания, сосредоточившись на том, чтобы шагать так, будто ее никто не ведет. Вервольфы (по крайней мере, в волчьей ипостаси) наверняка видели не хуже Генри, и она не собиралась показывать перед ними свою слабость.

Высоко держа голову, Вики вглядывалась в прямоугольники света и пыталась запомнить звук хруста тропинки под ногами, все ее изгибы по дороге к дому. Знакомые городские запахи бетона и выхлопных газов исчезли, сменившись неприятным запахом овечьего дерьма (Вики предполагала, что так пахнет именно овечье дерьмо). Она узнала стрекотание сверчка, но понятия не имела, что означают остальные ночные звуки.

Там, в Торонто, каждый запах, каждый звук для нее что-нибудь бы значил. Здесь они ни о чем ей не говорили, и Вики это очень не нравилось: еще одно препятствие в придачу к ее слабеющим глазам.

Два внезапных резких укола в икру и еще один в предплечье вырвали ее из уныния, напомнив об одном упущенном аспекте сельской жизни.

– Проклятые комары! – Она высвободила руку и шлепнула себя по ногам. – Генри, я только что вспомнила, как ненавижу деревню!

Они вошли в полосу света, падающего из окон, и она смогла разглядеть улыбку Фицроя.

– Поздновато вспомнила. – С этими словами он открыл дверь.

Вики, моргая, застыла на пороге. Ее первым впечатлением было, что она попала на уютную, хоть и скромную, фермерскую кухню, кишащую людьми и собаками. «Вернее, кишащую вервольфами, – поправило второе впечатление. – И люди здесь тоже собаки. Волки. О, черт!»

Было поздно, почти одиннадцать. Селуччи откинулся на спинку стула и уставился на единственный листок бумаги на своем столе.

Дело Алана Марго было завершено в рекордно сжатые сроки и передано в суд для тамошнего неторопливого рассмотрения, поэтому Селуччи теперь с полным правом мог заняться небольшим незаконченным дельцем.

ГЕНРИ ФИЦРОЙ.

Что-то в этом человеке было не так, и Селуччи твердо намеревался выяснить, что именно. Он взял чистый листок бумаги, если не считать имени, написанного крупными печатными буквами, сложил вдвое и аккуратно убрал в бумажник. Завтра он проведет стандартное расследование подноготной мистера Фицроя, а если это ничего не даст…

Он встал, хищно улыбаясь. Если расследование ничего не даст, есть способы копнуть глубже.

То, что он задумал, некоторые назвали бы злоупотреблением властью. Детектив-сержант Майкл Селуччи называл это дружеской заботой.

– Я – Надин Хиркенс-Уэллс. А вы, должно быть, Вики Нельсон.

Женщина, которая подошла к Вики с протянутой рукой, была во многом похожа на Питера и Розу: те же широко расставленные глаза и заостренное лицо, такая же грива густых волос – в данном случае пыльно-черных с проседью, – та же сильная короткопалая, мозолистая рука. Но в ее глазах притаилась тень, и за этой тенью скрывалась потеря настолько глубокая, настолько острая, что ее нельзя было полностью скрыть и, возможно, никогда не удастся полностью забыть.

Вики с трудом сглотнула, удивленная, что так резко воспринимает чужую боль. Без сомнений, Надин была тут главной; предупреждающий оскал, которым она встретила гостью, вскоре превратился в приветливую улыбку.

«Полагаю, у нее нет причин с ходу мне доверять, что бы ни рассказал обо мне Генри».

С вежливо-невозмутимым выражением лица Вики ответила на крепкое рукопожатие таким же крепким, подавив внезапное необъяснимое желание помериться с Надин силами.

– Надеюсь, я смогу вам помочь, – сказала она официальным тоном, твердо встретив взгляд женщины.

Сила личности Надин, сила ее горя нанесла Вики почти физический удар, и она невольно сощурила глаза.