Она шла, слега наклонившись вперед, навстречу ветру. Поначалу медленно, обходя разросшиеся сорняки, а затем все быстрее, свободнее, увереннее, словно вдруг помолодев на много лет. И опять к ней вернулась способность удивляться, но — впервые — не поступкам других, а самой себе. Она старалась понять: что же произошло, откуда этот новый прилив бодрости, смелости, готовность принять все, что еще может принести судьба? Но не нашла другого ответа, кроме того, что внутреннее спокойствие, нет, больше того — радость пришли тогда, когда она поняла, что хочет остаться и непременно останется. Можно было решить иначе, поддаться уговорам Паскаля и Софи, но…

Анна шла по пустому полю навстречу хлеставшему ее ветру. Неужели прав был дед ле Бон, когда, багровея от гнева, кричал много лет назад, что, если она, его внучка, выбирает этот чужой город, этих чужих людей, значит, она такая же безумная, как и они?

Святая Анна Орейская! Безумная? В самом деле безумная?

Варшава 1978—1979