— Не переживай! Я знаю о вашем семейном проклятье, но даю тебе слово, с нашим ребёнком всё будет в порядке. Никто не посмеет его коснуться даже пальцем, тем более похитить или убить.

— Ты и об этом знаешь? — неприятно удивился Кравчинский.

— Да, — Тамара прижала палец к его губам. — Тсс! А ещё я знаю, кому нужно предъявить счёт за это, — сказала она ему на ухо.

— В таком случае ты сокровище, дарованное мне самим Богом.

И Кравчинский, выйдя за двери, с осторожностью, будто хрупкую вазу, поставил её на ноги. Союз обещал быть более чем полезным, и сейчас он изничтожил бы любого, кто посмел бы покуситься на его невесту.

И всё же, помимо корысти, женщина, что шла рядом, тянула его к себе и по иной причине. Чувство, рождённое на глубинном уровне, было сложным и тёмным, но он себя не обманывал, это была любовь, причём любовь с большой буквы.

«Чёрт! Что же теперь будет?» — расстроенно подумал Кравчинский и Тамара, почувствовавшая его настроение, повернула к нему голову.

Заметив, что она смотрит на него, он прохладно улыбнулся.

— Что, случилось? Тебя что-то тревожит?

— Меня-то нет, а вот ты какой-то нерадостный. Если тебя настолько угнетает мысль о нашем браке, то я тебя не неволю.

Тамара остановилась, готовая повернуть назад, но Кравчинский привлёк её к себе и поцеловал — долго и страстно.

— Нет, моя своенравная королева, кто попал в тенёта Черного вдовца, тому нет пути назад, — проговорил он, глядя на неё так, будто впервые видит.

Зная о его недюжинной способности очаровывать женщин, Тамара зябко передёрнула плечами. «Проклятье! Как бы не угодить из огня да в полымя, — тревожно подумала она, припомнив несчастливый опыт своей прежней семейной жизни. — Вот только у Антона даже близко не было тех возможностей, что есть у Анри. Если он вознамерится устроить мне ад, даже не знаю, что будет. Разве что последовать примеру его жён и прибегнуть к самоубийству, чтобы долго не мучиться…»

— Je suis désolé, mon amour, j'ai été inattentif envers toi[1], — произнёс Кравчинский и на её плечи легло соболье манто.

Французского языка Тамара не знала, но без перевода догадалась, что он сказал.

— Это ты извини, что доставляю тебе беспокойство.

— В этом преимущество моих жён. Они вольны доставлять мне беспокойство, сколько хотят и когда хотят.

В машине Кравчинский обнял её за плечи и с нежностью заглянул в лицо. «Какого чёрта он всю дорогу приглядывается ко мне? Ведь раньше ему не было дела до меня», — подумала Тамара, обеспокоенная его неожиданным вниманием.

— Да, кстати, — она порылась в сумочке и протянула ему флешку, — здесь брачный договор. Пусть твоя юристы его посмотрят.

— Хорошо, моя любовь, — Кравчинский небрежно сунул флешку в нагрудный карман. — Но ты же знаешь, женщины от меня так просто не уходят.

— Кто знает. Вдруг мне повезёт, и я буду первой, кто уйдёт от тебя не вперёд ногами, — саркастически заметила Тамара и он, беззлобно посмеявшись, привлёк её к себе и поцеловал.

— Не нервничай, с тобой ничего плохого не случится.

«Свежо предание да верится с трудом», — вздохнула Тамара и прижалась щекой к его плечу.

— Вообще, не знаю, что на меня нашло. Я же решила, что больше ни за что не суну голову в петлю замужества. А уж выйти за тебя — всё равно что заранее подписать себе смертный приговор. И тем не менее, — она собралась с духом. — Хочу, чтобы ты знал, я была замужем, но убила мужа. Зарубила его топором.

— Умница, — одобрил Кравчинский. — Если бы надо мной столько издевались, я бы порвал своего мучителя на мелкие кусочки.

— Соседку я тоже убила. Обухом топора.

— Это все твои убийства? А работа в ЦРУ?

— Скажешь тоже! Я же аналитик, — Тамара вздохнула. — Мы лишь разрабатываем способы убийства, но от этого не легче.

— И ты до сих пор переживаешь из-за какой-то пары жалких убийств? — снисходительно проговорил Кравчинский и, не удержавшись, снова её поцеловал. Она будто магнитом влекла его к себе.

— Господи! — вдруг заволновалась Тамара. — Даже не смей признаваться в своих делишках, а то я раздумаю выходить за тебя замуж.

— Поздно, моя любовь. Так или иначе, но я притащу тебя к алтарю.

— Анри, мой интерес к тебе понятен, мне нужны деньги и влияние на политической арене, но я-то тебе зачем? Если ради моих связей с вампирами, то не стоит. Со мной или без меня они всё равно будут сотрудничать с тобой.

— Я знаю.

Тамара попробовала было отстраниться, но Кравчинский её не отпустил.

— Тогда я вижу лишь одну причину. Ты хочешь поразвлечься за мой счёт, — с досадой проговорила она.

— И да, и нет. Моя любовь, ты мне нравишься и это новый опыт для меня, — улыбнулся Кравчинский. — Но это не исключает моего желания поразвлечься за твой счёт.

— Кошмар! — покачала Тамара головой. — Такое чувство, что сговариваются пожениться двое монстров.

— Что звучит крайне многообещающе. Не находишь? Кстати, твой «артист», случаем, не твой куратор от вампиров? — закинул удочку Кравчинский. Но тут же — по тому, как напряглась Тамара — он понял, что поспешил.

— Анри, давай не будем. Всё что могла, я тебе уже рассказала.

— Всё-всё! Извини, я был не прав, — Кравчинский глянул в окно. — Мы приехали.

Как галантный кавалер, он вышел из машины и, открыв дверцу, протянул руку невесте.

— Моя любовь, долой заботы! Королевская осанка и улыбка должны стать твоей визитной карточкой, — предупредил он вполголоса, и Тамара перестала хмуриться. Улыбку она сочла лишней, но плечи распрямила и по ходу визита старалась не забывать высоко держать голову.

При знакомстве с роднёй Кравчинского ей понадобилось всё её самообладание, особенно с Полиной Разумовской, которая не скрывала, что она ей не нравится и во всеуслышание раскритиковала её наряд, причёску и макияж. Когда она перешла к её личным достоинствам, Тамара, внутренне кипя, так глянула в сторону жениха, что он поспешил ей на выручку.

— Сейчас же уведи её от меня и впредь держи где-нибудь подальше, если не хочешь остаться сиротой, — проговорила она, не стесняясь тем, что Полина её слышит.

Пряча смех, Кравчинский состроил матери страшные глаза и, подхватив Тамару под руку, повёл её знакомить с многочисленными друзьями и партнёрами по бизнесу.

Как ни странно, угроза расположила Полину Разумовскую к будущей невестке и она, как деятельная женщина и добрая мать, заботящаяся о благополучии сына, взяла её в оборот. Когда Тамара категорически отказалась ложиться под нож пластического хирурга, она уговорила её пройти череду омолаживающих процедур.

Результат удовлетворил обеих. Тамара на свадьбе выглядела гораздо моложе своих тридцати четырёх и Полина заявила, — мол, если постараться, то даже из Бабы Яги можно сделать приличную женщину. При этом она выразила надежду, что внук унаследует гены отца, а не своей ничем не примечательной матери. Тем не менее даже у неё не поворачивался язык назвать невестку некрасивой[2].

_________________________

[1] Прости, любовь моя, я был невнимателен к тебе.

[2]Не могу удержаться. Чуточку патетики.))

Что ни говори, а деньги творят чудеса. Стильно одетая, уверенная в себе Тамара ощущала себя королевой и прихлебатели из окружения королевы-матери, столкнувшись с её умом и несгибаемой волей, быстро поняли, кто отныне будет властвовать в гареме империи Кравчинского. Из невзрачной забитой куколки наконец-то вылупилась прекрасная бабочка — свободная и целеустремлённая, которая, как героиня одного забытого, но жизненного фильма, могла бы с полным основанием заявить: «Вот стою я здесь перед вами, простая русская баба, мужем битая, попами пуганная, врагами стрелянная — живучая! Стою я и думаю — зачем я здесь? Это — проводить величайшие в мире законы».

***

В день свадьбы Тамары Штейн исчез, и никто не мог сказать, где он находится. И как назло, именно в этот день он понадобился Палевскому и, судя по раздражению, был нужен ему позарез.