Таким он был всегда. Однажды Илья Авсеевич шел с Александром Константиновичем в консерваторию. Навстречу им — кларнетист Ройтер. Галоши привязаны веревочками, без пальто. В те трудные годы гражданской войны все одевались плохо, но Ройтер выделялся своим ужасным, обтрепанным видом. Александр Константинович сразу же забеспокоился:

— Вы, наверное, замерзли? Почему вы раздеты?

И, доставая деньги и засовывая их в руку Ройтеру, он продолжал:

— Вот возьмите, купите себе пальто.

Можно вспомнить и множество случаев, как он «спасал» на экзаменах студентов.

Однажды приходит к нему секретарь учебной части и говорит:

— Александр Константинович, Мирон Полякин сдает французский язык, и, наверное, будет двойка. — Глазунов бросает все дела.

— Иду.

Он подходит к инспектору и говорит ему шепотом:

— Понимаете, Полякин — это величайший музыкант. Занимается на скрипке по восемь-девять часов в сутки. Надо ему помочь.

— Да, но он хоть как-то французский знает?

— Конечно. Мирон, прочти вот эту строчку и переведи.

Александр Константинович наклоняется, загораживая своей мощной спиной Полякина, и подсказывает ему текст. Мирон получает по-французски четыре.

А когда он что-нибудь рассказывал, то сам первый громко, заразительно смеялся.

— Дирижирую как-то раз шестой симфонией. Слышу, флейтист играет что-то совсем не то. Делаю ему знаки — не помогает. В антракте подхожу к нему, а он говорит:

— Извините, мне показалось, что я играю пятую симфонию.

В воспоминаниях время проходит незаметно, и вот перед ними часовой:

— Пропуск!

— Это 302? Артистов я к вам привел. Квартет имени Глазунова, — говорит их проводник.

Боец, приготавливаясь проверять документы, недоверчиво ворчит:

— Горазд врать. Они только по радио выступают.

— Ну вот, говорят тебе!

Тогда, наконец поверив, он звенящим от радости голосом кричит:

— Артисты? Давай!

По полку быстро разносится:

— У нас квартет Глазунова! Вот это сюрприз!

Они проходят в землянку и одевают прямо на ватные спецовки черные концертные костюмы. Вид людей в штатском воспринимается окружающими с умилением.

Вайнкоп произносит приветствие, и начинается концерт. Музыканты играют окоченевшими, потерявшими гибкость пальцами, но с таким подъемом, которого не испытывали никогда.

Они исполняют «Новелетты» Глазунова: пять небольших пьес. Некоторые из них полны непринужденного веселья, другие — глубокого раздумья. Сердцу каждого они говорят о чем-то своем, вызывая то нежные, то радостные воспоминания.

Иногда музыка заглушается артиллерийской канонадой, но артисты к такому аккомпанементу уже привыкли. Для порядка Вайнкоп спрашивает у начальника штаба: «Разрешите продолжать?» — и концерт идет своим чередом.

Все же во время объявления воздушной тревоги пришлось дважды спуститься в убежище. Картину воздушного боя музыканты наблюдали впервые и теперь не отрывали глаз от неба. Оно сверкало, освещенное огненной завесой зениток, и это сверкание переходило в сноп северного сияния, полыхающего с другой стороны.

После концерта им хлопало полторы тысячи рук, одетых в теплые перчатки.

— Этот гул, — думал Вайнкоп, — вызывает в воображении фантастическое представление о грохоте водопада, на который надета гигантская сурдина.

Потом начался митинг. Бойцы просили передать ленинградцам, что враги будут разбиты.

— Спасибо, величайшее спасибо за радость, которую артисты Ленинградской филармонии, не забывшие нас в глухих лесах Карелии, доставили нам,— говорили они. Полковник Обухов — обычно очень суровый и сдержанный — с неожиданной для всех взволнованностью произнес:

— Всю жизнь мечтал послушать квартет Глазунова. Дожил до седых волос, и привелось услышать в Карельских лесах. Спасибо вам, товарищи. Теперь и умереть можно.

Потом выступил политрук Красинский, который на следующий день должен был отправиться в Сталинград.

— Ваша музыка будет жить в моей душе на фронте и помогать мне сражаться.

Эти слова были встречены особенно горячими аплодисментами, потому что Красинский выразил мысль, волновавшую всех.

После концерта бойцы толпой провожали артистов, тащили виолончель Могилевского, которую они прозвали «балалайкиной бабушкой».

За двадцать шесть дней члены квартета дали шестьдесят концертов. Музыка Глинки, Чайковского, Римского-Корсакова и Глазунова вдохновляла бойцов на новые подвиги, а в госпиталях, как говорили врачи, соревновалась с медициной.

Кончилась война. Звуки «Торжественной увертюры» Глазунова, которые заполняли в эти дни площади и улицы, сливались с ликованием народа. Квартет имени Глазунова вернулся в родной город.

Илья Авсеевич Лукашевский ведет класс камерного ансамбля. Он подходит к Малому залу консерватории, проходит мимо знакомого бюста Глазунова и на мгновение задерживает на нем взгляд. Сейчас его ученики будут на выпускном экзамене играть глазуновский квартет.

И снова идет время. И новые победы наполняют сердца людей радостью. Мир узнаёт о первом советском космонавте Юрии Гагарине, совершают героические подвиги Титов, Николаев и Попович, Терешкова и Быковский, Комаров, Феоктистов, Егоров и Беляев. Вышел в космос первый гражданин Земли Алексей Леонов.

В эти дни, когда миллионы людей, привлеченные общим волнением, собираются у своих радиоприемников, в перерывах между сообщениями ТАСС звучит музыка Глазунова, воспевающая прекрасную мечту и ее воплощение в жизнь.

Глазунов А. К. Письма, статьи, воспоминания. М., 1958.

Глазунов. Музыкальное наследие, т. I и II. Л., 1959, 1960.

Асафьев Б. В. Из моих бесед с Глазуновым. Глазунов (опыт характеристики). Избранные труды, т. II. М., АН СССР, 1954.

Беляев В. А. К. Глазунов. Петроград, 1922.

Ванслов В. Симфоническое творчество А. Глазунова. М.—Л., 1960.

Ганина М. А. К. Глазунов. Л., 1961.

Юрок С. Воспоминания американского импресарио. Журнал «Советская музыка», 1959, № 6.