От скуки она вспомнила о Юле и Ильдаре: в ходе всего этого действа не было никаких признаков присутствия в помещении их новых друзей. У Ани закралось подозрение, что Юли и Ильдара здесь просто-напросто нет и что, по всей видимости, их отвели в какую-то другую комнату и у них какая-то своя сюжетная линия.

«Интересно, – подумала Аня, – как они реагируют на все происходящее, в особенности Ильдар?» Это ее Сергей всегда был настроен философски и вел себя флегматично и дипломатично в любой ситуации, но Юлин кавалер показался Ане совсем другим. «Может, он уже там всех «Командоров» разогнал? – думала она, – набил морды этим «работникам казино» и мнимым «детективам», разыскивающим чип, откусил и съел, предварительно посыпав солью, грудь латиноамериканской танцовщицы…»

От этих раздумий Аню отвлек новый поворот сюжета: оказывается, пока она вспоминала Юлю с Ильдаром, их с Сергеем заподозрили в краже чипа и временно задержали и изолировали, препроводив в некую «приватную комнату». Они «вошли» в эту комнату (не слезая, впрочем, со своих насиженных стульев), и их конвоир начал описывать интерьер.

Тут оказалось, что обстановка «приватной комнаты» чудесным образом совпадала с обстановкой их реального номера в гостинице «Мортон», что на Длинной улице в Краснодаре. «В комнате все стены красные, – вещал их провожатый, – свет приглушен…».

На этих словах супруги страшно развеселились и, кажется, впервые за все время течения этого иммерсивного спектакля включились в него как настоящие заинтересованные участники, наперебой подсказывая своему невидимому собеседнику, как именно выглядит «приватная комната». Ни одна деталь не была ими забыта: «А диван – круглый, и тоже красный!» – «Подушки через одну красные и черные и пошиты в форме сердца!» – «Черная сантехника в туалете, а шторка душа – белая, в мелкий синий цветочек!» – «Черное белье! Пододеяльник велик для одеяла!» – «Батареи не греют!» – «Вентиляционная решетка в ванной отвалилась!»…

Впрочем, кажется, нахлынувшее на участников префоманса вдохновение и творческий всплеск их воображения никак не тронули организаторов спектакля, а скорее поставили последних в тупик. По крайней мере, никто не обрадовался креативу Ани и Сергея и их вовлеченности в сюжетную линию, а вместо этого их бесцеремонно прервали, предложив им, пока суд да дело (в прямом смысле этих слов), попытаться отыскать в той «приватной комнате», в которой они, якобы, находились, тот самый чип.

Ох, не знали ребята, на какую опасную «красную» кнопку нажали они своим необдуманным предложением, на какую мину наступили! Тем более так грубо вторгшись в ликование супругов, особенно Сергея! Ведь он чуть ли не впервые за весь спектакль по-настоящему веселился!

Анин муж, айтишник, услышав «неприличное предложение» поискать чип, вдруг перестал дурачиться и снова зазвучал серьезно и педантично:

– Ребята, да вы хоть знаете, что такое чип? Это такая мизерная микросхема, и её совершенно невозможно потерять, а потом якобы найти! И если вы думаете, что мы щас будем тут ползать с завязанными глазами и искать этот, с позволения сказать, чип, то вы глубоко ошибаетесь. Нет, слушайте, вам надо полностью пересмотреть ваш сценарий…

Сергей мог бы ещё долго рассказывать горе-сценаристам про современные компьютерные технологии, но в этот момент «вошёл», по всей видимости, «следователь» (ну то есть не настоящий следователь, и даже не Ильдар, а просто некий участник с глубоким голосом – возможно, по-прежнему владелец того самого «голоса Командора»), и этот якобы следователь сообщил участникам, что готов их освободить, поскольку они признаны невиновными.

Аня втайне обрадовалась, потому что ее под-повязочная клаустрофобия начинала уже ее не на шутку беспокоить. Больше часа ей трудно было находиться с завязанными глазами, так что она сильно надеялась, что близка развязка – как в переносном смысле (окончание спектакля), так и в прямом (освобождение от повязок на глазах).

Ну, собственно, так и оказалось. Аню и Сергея вывели в вестибюль и сняли с их глаз повязки. На Анин вопрос, а чем же все это закончилось, кто же на самом деле был преступником, и вообще – каков финал детектива, от мальчика-одуванчика последовал ответ:

– Ну, вы же не сотрудничали! Пришлось нам остановить спектакль.

Аня выразила притворное возмущение:

– Но как же так! Почему это мы не сотрудничали? Ну вот – за наши же деньги нам не дали до конца досмотреть или, точнее, доучаствовать в спектакле. Ну ладно, – сменила она, наконец, гнев на милость, – надеюсь, хотя бы наша вторая пара зрителей более успешна. Они еще не закончили? Мы можем их здесь пока подождать? После обменяемся впечатлениями.

– Так их давно здесь и нет, – растерянно сообщил администратор. – Мы завязали глаза даме и провели ее в ту комнату, в которой сидели вы. Но как только мы начали завязывать глаза молодому человеку, он неожиданно возбудился, сообщил не терпящим возражений тоном, что отказывается в «этом» участвовать, и потребовал, чтобы ему «вернули его женщину», после чего они оделись и ушли.

Аня была немало озадачена таким исходом, ну а Сергей нисколько не удивился.

Что ж, они двое уже тоже собрались на выход, когда им было предложено сделать фото на память в пиратском антураже вестибюля. Аня обрадовалась, схватила какой-то лежащий поблизости реквизит, напоминающий садо-мазохистские игрушки, и потащила Сергея вместе позировать. Мальчик-одуванчик служил фотографом.

Развеселившись, Аня предложила администратору сделать селфи втроем и даже пообещала, что разместит его в своей инсте и таким образом прорекламирует этот во всех отношениях замечательный театр. На что мальчик-одуванчик, потупившись, отвечал:

– Ой, нет, вы знаете, к сожалению, я не могу участвовать в такой фотосъемке, потому что это не мое постоянное время работы, а на постоянной основе я занят в другом театре. Там не одобрят, если увидят меня на таком фото.

– Правда? – с искренним участием переспросила Аня. – А в каком же театре вы служите?

– В кукольном, – ответствовал мальчик-одуванчик и еще больше смутился.

– Так вот почему все билеты распроданы! – отреагировала Аня. – Актеры все разбежались по подработкам.

– Нет, я во всех спектаклях участвую…, – начал было оправдываться одуванчик.

Но Аня с Сергеем его уже не слушали, а с хохотом вывалились в январскую краснодарскую ночь, где зеленели в свете фонарей газоны и кусты, где не было и намека на снег и где им не нужны были ни шапки, ни варежки.

Когда этой ночью супруги засыпали в красной «приватной комнате» своего трехзвездочного отеля, Аня положила голову Сергею на грудь и вдруг ни к селу ни к городу припомнила, что «тема сисек» сегодня уже звучала.

– Знаешь, – сказала она, – я больше всего боялась, что они мне подсунут вместо груди какую-нибудь другую часть тела.

– А то, что они подсунули тебе парня, тебя не смутило? – отвечал муж.

– Как парня?! – отпрянула Аня, – я ж вроде настоящие сиськи нащупала.

– Не знаю, что ты там нащупала, но, насколько я понял, грудь у него была бритая. Поэтому они и руки твои убрали.

– А ты откуда знаешь?

– Да у меня повязка не полностью глаза закрывала, нос-то большой – вот я и мог кое-что видеть внизу под повязкой. Ну и, когда ты наклонилась слизывать соль, вся эта картина предстала передо мной во всей своей красе.

– И ты не мог мне сказать, – она надулась.

– Ну, если бы я тебе сказал, то выдал бы себя. А ведь кому-то надо было оставаться на стреме, чтобы среагировать в случае более серьезной опасности.

О да, Анин муж всегда умел оправдать свои действия. И бездействие тоже.

Тот не вполне удачный поход в театр никак не помешал нашим героям сотрудничать с Юлей, и она ответственно и энергично взялась за наследственные дела Сергея.

Для Ани и Сергея иметь своего представителя в Краснодаре стало тем более важным, когда буквально через два месяца после их первого визита туда разразилась, как гром среди ясного неба, так называемая специальная военная операция. Аэропорт Краснодара, наряду с несколькими другими, был закрыт для пассажирских воздушных судов, и супруги оказались физически отрезанными от возможности присутствовать в городе для решения бюрократических вопросов. Ну если только не поехать на поезде – сутки до Краснодара и столько же в обратную сторону. А в этом-то как раз и не было необходимости, потому что Юля во всех наследственных процессах была их руками, глазами и головой.