Ни птиц, ни мышей, ни змей или других песчаных гадов, что Тре встречал ранее в пустынях, не привиделось ему. Да и пустошь эта, собственно, разительно отличалась от других. Она словно пришла из другого измерения, какого-то неподвластного и неописуемого, которое Тре также хотел бы увидеть своими глазами. Только не сейчас, как-нибудь позже. Сейчас бы дойти уже, увидеть, а после назад в город, чтобы поесть, попить, отдохнуть.

– Поверни назад, – услышал он голос, пробившийся к его сознанию с трудом. – Людям сюда дорога закрыта.

– Кто ты? Почему я тебя не вижу?

– Тебе не дано меня видеть, пока я сам не захочу.

– Ты демон? – Тре вертелся вокруг своей оси, теряя ориентацию в пространстве.

– Так нас называют люди, но я больше, чем демон.

– Почему ты говоришь мне повернуть назад? Я хочу увидеть. Я видел людей, видел колдунов и помесь собак и людей, видел людей, пьющих кровь, видел людей, уже умерших, но продолжающих жить, я видел людей, на людей не похожих своей красотой, я видел ангелов, теперь же хочу увидеть демонов. Тогда мой путь будет завершен.

– Смелый путь для человека, – с одобрением, коего Тре не услышал от ангела, отозвался демон. – Ценю смелых, но не ценю глупых. Не будь глупым.

– Я должен увидеть своими глазами, – бормотал Тре иссушенными губами.

– Ладно, – сжалился демон. – Я дам тебе увидеть себя, и тогда ты повернешь назад.

– Почему ты так добр?

– Я не добр, но и не зол. Мне чужды эти границы. Я действую по велению собственного желания, потому что я свободен.

– Разве демоны не порождение тьмы?

– Мы порождение пустоты, как и те, кого вы зовете ангелами. Мы все из одного чрева.

– Тогда почему вы такие разные?

– Потому что мы свободны. Они нет.

– Ангел говорил о пороках.

– Быть свободным – порок?

– Вы отбираете чужие жизни. Так ангел сказал.

– Нам их отдают. Жизнь можно или отдать, или забрать. Тот, кто не забирает – отдает. Так мы живем.

– Разве ее нельзя просто иметь? Только свою, не претендуя на чужую?

– Многие так делают. Я так делаю. Такие, как я, живут в уединении, не соприкасаясь с чужой жизнью. Но вот сейчас ты встал на моем пути, пытаясь пробраться на мои земли. С чего мне сохранять тебе жизнь? Или предлагаешь мне отдать тебе свою?

– Все же, тебе не чуждо милосердие, – Тре через силу улыбнулся. – Предлагаешь мне повернуть назад.

– Я даю тебе шанс.

– Могу я увидеть тебя? Я проделал долгий путь от самых Чертогов.

И демону действительно оказалось не чуждо милосердие. Он показал себя, представ перед замученным Тре в образе молодого юноши до того прекрасного лицом, что и ангел не сравнился бы с ним. Кожа его была белой, как первый снег, длинные волосы, убранные в высокий хвост, в черноте своей отливали синевой. Глаза, вопреки рассказам, не были черны, вполне себе как у обычного человека, разве что неестественно яркого цвета ультрамарина. Он был высок, строен, шелковые одежды украшены золотой искусной вышивкой, а на кожаных сапогах ни следа пыли.

– Ты выглядишь, как человек, – поразился Тре.

– Я выгляжу так, когда хочу, чтобы меня приняли за человека, – голос звучал мягко, приятно лаская слух.

– Какой же твой истинный облик?

– Людям не дано его видеть.

Тре различил не белоснежном лбу витой обод, что переливался от белого до алого.

– Обруч на твоей голове, – Тре коснулся своего лба. – Он не обжигает тебя?

– Обжигает.

– Зачем же ты его носишь?

– Зачем человеческий царь носит тяжелую мантию из меха летом?

Демон чуть сощурился, оглядывая Тре сверху-вниз, как диковинную игрушку.

– Твой век подошел к концу. Тебе не вернуться, – сказал он без тени сочувствия или злорадства. Констатировал факт, который Тре и так чувствовал. – Пойдем со мной.

Демон протянул руку, от запястья до локтя обтянутую украшением из тонкой выделки кожи. Тре протянул свою шершавую ладонь и почувствовал смущение и неловкость, когда коснулся подставленной руки. Кожа демона холодила, источая не менее холодный запах, заставляющий проваливаться в бездну. Тре силился понять, что же навевает этот запах? Ангел пах медом и цветочными лугами, залитыми солнцем, а вот демон, вопреки ожиданиям, не пах серной ямой или зловонной низиной. Нет, запах его был благороден, умиротворителен. Так пахли снежные пики и полноводные реки, разбивающиеся о пороги. Так пахли мшистые пни и лунные лучи.

– Скажи, демон, ты много знаешь? – Тре брел под руку с демоном.

– Много.

– Мне поведали, что однажды в пустошь войдет человек, а из него выйдет дерево. Здесь раскинется лес, что поглотит всех людей. Это правда?

– Правда.

– Когда это произойдет?

– Когда твои глаза закроются.

– Скажи, демон, ты знал, что я приду?

– Знал.

– Ты ждал меня?

– Ждал.

– Так почему просил повернуть назад?

– Не просил, а предложил. Я тебя испытывал.

Демон подвел странника к глубокой расщелине, прочеркнувшую желтую землю черной полосой. Он помог Тре опуститься на колени, чтобы тот смог обожженным лицом окунуться в спасительную прохладу, источающуюся из разлома.

– Скажи, демон, – прошептал Тре, но не был уверен, что хоть звук вырвался из его горла, но демон услышал. – Как твое имя?

– Можешь звать меня Ингар.

– Почему ты так добр ко мне, Ингар? Добрее, чем ангел Лимаэель.

– Я не добр, человек. Я действую по велению собственной воли. Моя воля, чтобы здесь раскинулся Лес. Ты станешь его первым деревом. Упорством своим ты показал, что из тебя выйдет стойкое дерево. Я даже не спросил твоего имени, потому что деревьям оно не нужно. Моя воля, чтобы ты обманулся, человек, сочтя меня добрее ангела. А, ты уже умер, человек? Как же вы слабы …

Окоченевшее тело напитывалось росой, образовавшейся из разлома. Подпитываясь живительной влагой и солнечными лучами, кожа обратилась в кору, пальцы обратились в корни, зарываясь в обманчиво мертвую землю. Из скрюченного позвоночника вверх выбился побег, продолжая тянуться к небу, пока раскинувшиеся от него кости не обратились в ветки с темной листвой и не образовали тень над разломом. Из остатков крови на ветвях вызрели плоды, вкусив которые можно узнать истории всего мира, песни и сказания, языки и наречия, а также сколько пар обуви потребуется, чтобы преодолеть путь от востока до запада.

После лес обернется Лесом, и нарекут его Лесом Теней, потому что он поглотит всех людей, живущих в мире, оставив от них только тени.

***

Обещаю вернуться, потому что мне предстоит еще совершить необходимые покупки, а ходить с ростком в половину меня ростом не самое удобное. Будет жаль, если во время моего паломничества по мясному отделу кто-нибудь сломает ветви у моего саженца, а у меня есть серьезное намерение этот саженец приобрести и высадить в своем маленьком саду.

Но дойду ли я до мясного отдела сегодня? Следующим объектом моего внимания становятся игрушки, хаотичными рядами вываленные прямо на ковре, расстеленном на земле. Торговец вырезает из бруска кукол, ссыпая стружку на скрещенные ноги. Приходится сесть на корточки, чтобы разглядеть весь хлам поближе.

Продавец не обращает на меня никакого внимания, и я упоенно зарываюсь в обилие фигурок, мягких собачек, палочек, мячиков и прочей лабуды. Натыкаюсь на деревянную шкатулку, крышка которой свободно болтается и норовит оторваться. Внутри нее колода потрепанных карт с пестрой рубашкой в ромбик.

– Что это? – сдаюсь я, не в силах понять, в чем особенность этой шкатулки.

– Карты Смерти, – отзывается торговец.

– Их можно трогать? – уточняю во избежание инцидентна.

– Да.

Переворачиваю первую карту, надорванную в верхнем углу, затем вторую, заинтересовавшись странным обозначением. На первой – меч, но второй – курица. Ни масти, ни достоинств. Просто картинки.

– И как в них играть? – задумываюсь я.

Торговец ухмыляется.

– Лучше никак. Но если очень хочется, то все просто. Сыграем?