– Ну вот и чудесно, вот мы и пришли в себя, – заворковала она, поднося к Лёлиным губам стакан с торчащей из него трубочкой. – Попей, моя хорошая, давай, потихонечку… Вот так… ещё глоточек… Молодец!

– Где я? – спросила Лёля, точнее, попыталась спросить, но вместо голоса из горла вырвался тихий хрип.

– Тише, тише, – женщина подсунула Лёле руку под спину, придерживая, и быстро подкрутила какой-то механизм. Когда девушку снова опустили на кровать, спинка оказалась приподнятой, и появилась возможность принять почти сидячее положение. – Попей ещё, только тихонечко. Это водичка с лимоном. Тогда и говорить станет легче.

– Где я? – повторила Лёля свой вопрос, понимая одно: кто-то подобрал её в том лесу, когда она потеряла сознание, и привёз… а куда, собственно, привёз?

– Сейчас я скажу, что ты пришла в себя, – женщина явно избегала отвечать на вопросы, и это слегка настораживало, впрочем, Лёля очень надеялась, что сможет как-то договориться со своими спасителями. Ведь не для того о ней так заботятся, чтобы отдать Завьялову. От воспоминаний её тут же замутило, голова закружилось, а пищащий аппарат снова ожил и выдал череду взволнованных сигналов.

В комнату — назвать эти апартаменты палатой у Лёли язык бы не повернулся — снова вбежала уже знакомая медсестра или сиделка: девушка ещё не поняла, кто есть кто. Но на этот раз она была не одна, вслед за ней вошёл мужчина, увидев которого Лёля почему-то сразу поняла, что спас её именно он.

– Здравствуйте, – проговорил он довольно низким голосом и по-хозяйски сел в стоящее неподалёку от Лёлиной кровати кресло. – Я очень рад, что вы пришли в себя. Понимаю, – он предупреждающе поднял руку, увидев, что медсестра хочет что-то сказать, – вы ещё очень слабы, поэтому постараюсь особо не утомлять. Но есть вопросы, которые требуют решения, вы ведь понимаете?

– Конечно, – хриплым шёпотом ответила Лёля, всматриваясь в слегка усталое лицо своего собеседника, – я постараюсь ответить… на какие смогу…

– Это замечательно, – он улыбнулся, и Лёля заметила, как улыбка изменила его лицо: у глаз собрались морщинки, но они удивительным образом ему шли, а на подбородке обнаружилась милая ямочка. – Но вам пока трудно разговаривать, поэтому сегодня в основном буду говорить я, хорошо?

– Спасибо, – шепнула Лёля, чувствуя, что действительно говорить пока вряд ли сможет. В горле словно поселилась семейка маленьких ёжиков, которые при малейшей попытке заговорить начинали ворочаться и царапать его иголками.

– Тогда давайте я по порядку расскажу вам, что случилось, – начал мужчина, – и для начала представлюсь. Меня зовут Алексей Константинович Краснов, и вы находитесь в моём доме, а сам дом расположен в Павловске. Наверное, вам интересно узнать, как вы здесь оказались?

Лёля кивнула, внимательно рассматривая Краснова: ему было, скорее всего, лет сорок с небольшим, хотя в густых тёмно-русых волосах уже было много седины, впрочем, не слишком старившей его. Скорее, эти белые пряди придавали ему некий с трудом объяснимый шарм. Загорелое лицо, тяжеловатые, но не грубые черты лица и удивительно проницательные светло-серые глаза.

– Мы с моим водителем подобрали вас в лесу, на тропинке возле небольшого лесного озера, куда я приехал в надежде отдохнуть и посидеть с удочкой. Откуда вы там взялись, мы так и не поняли, так как проводить следствие было некогда — мы всерьёз опасались, что не довезём вас живой. Потом мой врач диагностировал у вас сотрясение мозга, перелом трёх рёбер, перелом и вывих ноги, отравление угарным газом, про многочисленные ушибы разной степени тяжести я даже не говорю. К тому же… – он отвёл глаза, и Лёля прерывисто вздохнула. Она положила забинтованную руку на живот, и Краснов кивнул. – Мне жаль, но травмы были слишком сильны, у вас не было шансов сохранить ребёнка. Но вы ещё очень молоды, и Фёдор Павлович сказал, что не видит препятствий к тому, чтобы в будущем вы могли иметь детей. Скажите, – он пристально взглянул на Лёлю, – вас кто-нибудь ищет? Нужно сообщить кому-нибудь?

– Нет, – она попробовала покачать головой, но тут же прикрыла глаза, так как дурнота не заставила себя ждать, – я очень вас прошу, если можно, не говорите никому, что нашли меня. – Она отдышалась и упрямо продолжила. – Я не совершила ничего… противозаконного, честное слово! Это личное.

– Очень интересно, – он откинулся на спинку кресла и задумчиво потёр подбородок, – у меня сложилось впечатление, что вы спасались от кого-то. Я бы даже сказал — убегали от смертельной опасности. Это так? Простите мне мою настойчивость, но я должен знать.

– Да, – прошептала Лёля, и перед глазами снова возникло искажённое страхом и злобой лицо Димы, – меня хотели убить.

– За что?

– Я увидела… – она посмотрела на стакан, и Краснов, встав, подал ей воду, дождался, пока она сделает несколько глотков и, поставив стакан на тумбочку, вернулся в кресло, – больше того, что должна была. Как он поджигает дом… А я упала в подвал… И он решил, что так лучше…

– Интригующе, – помолчав, проговорил Алексей Константинович, – но пока не очень понятно. Он — это кто?

– Пообещайте мне, пожалуйста, что не будете обращаться в милицию, – Лёля почувствовала, как по щекам бегут слёзы, – я правда ничего плохого не сделала! Я всё расскажу, но, пожалуйста, не говорите никому. Пусть все считают, что я просто пропала, а он пусть думает, что я умерла… иначе он найдёт меня… и …

– Не могу обещать, – Лёля сжалась на кровати, а Краснов продолжал, – пока не узнаю всю историю. Поймите меня, я не могу безоглядно рисковать своей репутацией, и это как минимум. Давайте вы всё мне расскажете, и потом мы вместе подумаем, нужно ли нам обращаться … в соответствующие органы. Согласны?

Лёля подумала и кивнула: во-первых, у неё не было выбора, ей жизненно необходимо заручиться поддержкой этого явно обладающего властью и связями человека, а во-вторых, может быть, он действительно сможет помочь ей хотя бы советом.

– Меня зовут Ольга Кудрявцева, я несколько лет назад приехала в Петербург из Архангельска, закончила университет, экономический факультет, поступила на работу в одну аудиторскую фирму… Ещё в университете я познакомилась с одним молодым человеком…

Краснов слушал, как Ольга, хриплым, срывающимся голосом рассказывает свою историю, такую банальную, такую обыкновенную: юная провинциалка, приехавшая покорять столицу. Сколько их, таких вот наивных, восторженных, верящих в мировую справедливость, приезжает в мегаполис, чтобы раствориться без следа в его толпах.

Он слушал и не мог оторвать взгляда от прозрачной тонкой кожи, от бьющейся на виске голубоватой жилки, от ярких даже сейчас голубых глаз, от нежных губ. Ему хотелось лично, своими руками, свернуть шею тому, кто посмел изуродовать эту невозможную хрупкую красоту, оставить эту невероятную девочку умирать в подвале горящего дома. Она так и не назвала имени, но он уже всё для себя решил: ни к какой милиции он, конечно, обращаться не станет. К счастью, есть и другие возможности...

Через час, оставив заплаканную и измученную тяжёлым рассказом Лёлю на попечение сиделки Ирины и велев принимать лекарства и спать, Алексей поднялся к себе в кабинет. Подойдя к столу, он зачем-то переложил папки с бумагами, включил компьютер, прочёл несколько новостей, понял, что не запомнил ни одного слова, и откинулся на спинку кресла. Какой смысл изображать бурную деятельность, когда всё равно все мысли заняты хрупкой девочкой, которая приходит в себя в гостевой комнате внизу. История, которую она рассказала, вряд ли привлекла бы особое внимание Краснова, если бы не промелькнувшее имя Егора Андреевича Фомина, больше известного как Фомич.

Несмотря на то, что Петербург — достаточно большой город, большинство серьёзных игроков, входящих в верхний эшелон бизнес-сообщества, прекрасно друг друга знают, во всяком случае, имеют друг о друге представление. Вот и Алексей достаточно хорошо знал, что представляет собой Фомин, и по возможности никаких дел с ним старался не иметь. Конечно, если бы интересы бизнеса потребовали, он бы и улыбался, и шутил бы, и изображал бы всяческое расположение… но, к счастью, их интересы располагались в разных сферах, к тому же Краснов, в отличие от Егора Фомина, принципиально не лез в политику.