Самый я сильный и мужыственный кот. Только машын очинь баюс, когда они рычат, и еще когда колют нелюблю.

Разскажу, как я Феликс кот аднажды переезжал. Када Аничка стала меня утром в домик сувать, я сразу понял, што она меня мучить очень хочет.

Но я не такой кот, каторава мучить можно! Поэтому я решительно и безстрашно выпрыгнул и спряталсо. Под диван сначала. Там я плохо прятался, патамушта Аничка заметила и стала диван двигать, штобы меня, кота, достать и мучить.

И я стримительно тада выскочил и под раковину спряталсо, а Аничка не видела. Аничка стала бегать и кричать: «Где кот?! Я никуда не поеду без кота!», и за дверь побижала, и везде бегала, а я смиялсо под раковиной! И када Аничка за дверь побижала, я подумал, што она меня мучить уже не будет и можно покушать такому харошему коту. Но Аничка вернулась, када я кушал и увидела, где я прятаюсь.

А достать миня все равно не могла хахаха! И палкой тыкала и руки сувала, а я смиялсо. А патом бальшой дядька оторвал деревяшку и тыкнул в миня палкой, и я в ужасе и вазмущении выпрыгнул на него! И дядьки миня ката схватил и в домик засувал. А патом в машыну, и машына рычала очинь громко.

Аничка так говорила: «На электричку уже не успеваем? А до Луганска если ехать, это сколько получится? Сколько? Ничего себе на три тыщи рублей котик в прятки поиграл!» (это она про миня, такова виликалепна спрятанново, говорила).

А потом я стал говорить: «Аничка! Я ничево не вижу в домике, возьми на ручки миня! Аничка, ты што, глухая? Миня не слышиш?» Аничка долго нислышала, но потом взяла на ручки. Но я пугался, как машына рычит, и ещо так говорил: «Аничка! Страшно мне очинь! Ты видиш, как я от тебя страдаю? Гладь мне пузико сильна-сильна, и горлышко мое беленькое чишы! И ухи очинь гладь, патамушта я страдаю от тибя, Аничка». И она чисала, но нидастатачна. Ругал я ее очинь.

Патом в дом приехали, где я жыл в котеночестве. Тогда я маленький котеночек был и мне говорили: «Ну и морда чекистская!» Это патамушта я был бизащитный котенощек и кусь у миня был слабый, немощный. А теперь очинь мощный стал кусь. И чилавек Сеня мне сказал: «Это Феликс? Какой он стал толстый!» И за это я ево потом кусь.

Патом привезли в другой дом и там Аничка меня кормила хорошо вкусиньким.

Цыните сваих котов! Не гаварите, што они чекистские морды! И вкусиньким кормите. Ато кусь.

Безсердечная жэнщина Аничка однажды взяла миня кота и бросила. Уехала далеко в камандировку свою. А я один остался. Поел, потом посидел везде, но Аничка от этово не вернулась. И стал я плакать горько.

От тово нимедлина пришол чилавек Сеня и посадил миня в домик. Отвез миня Сеня в дом, где мы с Аничкой жыли, когда я маинький был. Но по прибытию я в ужасе узнал, што типерь там жывут две кошычки!

Очинь строго я стал кошычкам объяснять, што я самый главный кот, патамушта я большой, а они маинькие. Они правда маинькие. Штобы лучше понимали, я их кусь нимножычко. Но кошычка маинькая Вася стала миня лапами бить, и ушол я такой кот под диван страдать и худеть.

Очинь долго я кошычкам объяснял свою главность и наконец их побидил. Виликадушна стал с ними тогда играться. Но кошычки не игрались а убигали от миня! Очинь нервные у нас с кошычками были отношения, и ищо еда нивкусинькая. От тово я похудел сильна, все мое виликалепнае пузико скукожылось.

И понял я, што я отвержыный кот в этом мире, и никто больше мое пузичко гладить не будет. И стал я курощать всех, кто там жыл, кроме кошычек. И они курощались, асобина рано утром.

Однажды Аничка прихадила. Я сразу стал говорить громко: «Аничка, пошли скорей от этих кошычек!» Побижал к двери показывать ей, как надо уходить, патом в рюкзак к ней побижал.

И Аничка наконецто посадила миня в домик и забрала. Но штожи случилось? Потом она посадилась в большую рычащую машыну и долго-долго миня там везла, и я апасался, што на мучения к витиринару она миня везет. Всю дорогу я плакал, но Аничка была бизжалосная. Только потом, когда высадила, вкусинького мне дала, и я ее виликадушна простил.

Типерь везде за Аничкой хожу. Дажы когда она сидит, я лапу на нее кладу. Мяконькую мою лапу виликалепную. Лизь Аничку очинь сильна и лапами трогаю. Я понял, што жэнщинам ласка нужна, штобы они не убигали. Не только кусь.

Аднажды утром пришла Аничка ко мне коту, утомленному адиночеством, патамушта целую ночь я ждал гулящую эту жэнщину. Када Аничка зашла, я нимог терпеть ее большы и сразу бросился на свободу от Анички такой. А она за мной побижать не могла, патамушта штатив несла, и фотоаппарат, и бронежылет (люблю об нево коготочки точить свои).

Пока по лесницы бижал, то так падумал: а што если бы я виликалепный кот у другого ковото был.

Сразу я понял, што пузичко у миня было бы ни-такое виликалепное. Патамушта Аничка очинь ругаеца, но покупает мне вкусинькую еду. И дает мне ее много, даже если Юля витиринар гаварит, што я толстенький.

Потом ищо моя виликалепность ни так хорошо бы раскрывалась. Патамушта слышал, я што люди нидают котам прыгать по их головам и ищо столам и холодильникам, а только штобы по полу ходили разришают. И кусь тожы ниразришают. Очинь это странно.

И што я был бы? Такой кот, каторый не кусь, не прыгает, ищо и пахудевший?

Поэтому на одну лесницу вниз побижал, а дальше бижать нистал. Упал на бочок и валяца стал. Подождал Аничку. Аничка не сильно спешила за мной таким котом, сначала бронежылет положыла и штатив. Патамушта не первый раз я Аничку мою покинуть думаю. Часто я раздумываю, што она нидастатачна ласковая и заботливая. Но пока по леснице бигу, то передумываю. Люблю я всетаки ету Аничку.

Когда Аничка жэнилась на Скрипаче, то очинь я иво палюбил. Но аднажды уехал мой Скрипач, бросил миня такова кота на разтерзание жыстокой жэнщине Аничке. Сразу я утром почюствовал, што будет миня бросать Скрипач. От вазмущения стал сильно прыгать. Очинь быстро напрыгивал на ноги Скрипачу, ищо бегал по нему и Аничке. Пыталась Аничка миня просить, штобы я успакоился, и вкусиньку еду мне сыпала, но непреклонный я кот был и напрыгивал.

Все равно ушол мой Скрипач, шнурочьки свои игривые завязал и ушол. Типерь грущу я такой кот, пичалюсь. Штобы не так пичалицо, взял у Анички куритсу и сильно ей поиграл. Но даже куритса не развисилила миня, бросил я ее под креслом, нивиселую куритсу.

Думаю я, куда люди деваютса когда от миня кота уходят. Есть они вапще гдето или пропадают. Так я думаю, што пропадают. Нимагу я подумать, што Скрипач гдето есть, но миня негладит, а другова кота гладит! От вазмущения сразу прыгаю. И сильно я думаю, куда же пропадают, они когда уходят. И как так получаеца, што опять потом появляюца. Можыт, в туалете они прячуца сильно? Я туалетов боюс, такой кот. Апасные они, туалеты! Очинь дажы можыт быть так, што когда человек пропадает, то туда он и пропадает.

А когда без миня Скрипач был? Тоже нипанимаю. Долго так палучалос, што я был такой харошый и с пузичком, а гдето нидалеко мой Скрипач был. Дажы незнал Скрипач, што я есть и гладить миня надо.

Аничка нидолго без миня была. И я без Анички был нидолго и нибальшой такой кот. Маинький был кот совсем, когда Аничка у миня стала. Сразу харашо миня гладила (ищо мучила сильно такова кота нибальшова, уколы мне больно колола в спинку пушыстую, патамушта жыстокая у миня Аничка).

А Скрипача моиво я долго не кусь. Дажы не-видел такова Скрипача. Ходил он гдето и негладил миня. Очинь это странно, дажы не понимаю я как это. Как это мог мой Скрипач.