– Поищем с пацанами, – сурово согласился Багров, а я облегченно выдохнула.

– Поговаривают, что на вас опять охота началась? – решила я сменить тему, когда мы вышли на улицу.

– Первокурсницы, – философски вздохнул Артур, – месяца через два угомонятся.

– Опять с вашим фан-клубом разборки, – закатила я глаза.

Багров снова тяжело вздохнул, возвел очи небу и пожал плечами, мол, каждый год одно и то же и ничего не меняется.

Все парни из боксерской семерки учились с нами на одном курсе. Я и мои подруги за четыре года вдоволь насмотрелись на то, как недалекие девицы делят шкуры неубитых боксеров, соединяясь в фан-клубы, не пропуская ни одного боя парней, которые принципиально не заводили отношения с девушками из нашего университета.

Возможно, сказалось то, что мы учились все вместе в одной группе и были приятелями, но на девочек из нашего потока уже почти не действовало боксерское обаяние, и мы даже иногда выручали парней, когда кому-то попадалась особо назойливая поклонница.

Мы с Артуром дошли до автобусной остановки, болтая о нашем новом преподавателе, практике, домашнем задании, которое нам от души отсыпал новый «уголовник», и прочих радостях студенчества.

Я все это время вертела головой в поисках опера, но он словно испарился. Шестое чувство подсказывало мне, что ненадолго.

– Мой автобус, – махнула я рукой.

– До дома проводить? – заботливо уточнил Артур.

– Нет. Спасибо, что помог!

– Если что – звони. Мы с пацанами твоему амбалу быстро голову открутим.

– Спасибо! – еще раз поблагодарила я и запрыгнула в свой автобус.

Багров благосклонно кивнул, развернулся и вальяжно пошел в обратную сторону.

Я же всю дорогу не могла избавиться от ощущения, что опер Чингачгук где-то поблизости. Нервничала и вспоминала, куда дела папин электрошокер.

Может, начать носить его с собой на учебу?

Задумалась так, что чуть не проехала свою остановку! Выбежала последней, чудом успев проскользнуть через закрывающиеся двери, что не прибавило любви к наглому оперу.

Во дворе тоже озиралась так, что голова закружилась. Выдохнула и побрела к своему подъезду, мечтая поскорее подняться домой и снять туфли.

Открыла дверь своим ключом, вошла и с порога громко сообщила:

– Мам, я дома!

– Ужинать будешь? – заботливо прокричала родительница из кухни.

– Буду!

Я скинула наконец треклятые туфли, блаженно закатила глаза и уже собралась идти в свою комнату, как мне навстречу из своего импровизированного кабинета вышел папа, натирающий свое любимое охотничье ружье.

Папа был охотником и рыболовом до мозга костей и даже переоборудовал под свои «игрушки» кладовую, пожертвовав квадратами их с мамой комнаты. Отец мой ростом почти не уступал оперу, чтоб ему всего и побольше, носил густую бороду и радовал слух окружающих басом, когда пытался что-то сказать. Это за пределами дома.

В родных пенатах он был маминым зайчиком. Домашним. Ехать в дальние дали, чтобы добыть шкуру мамонта, ему позволялось только один раз в месяц. Все остальные дни папа любовно протирал свои многочисленные «игрушки», раскладывал по цвету и размеру блесны и крючки для рыбалки и ностальгировал о тех годах, когда не был женат и практически жил в диких лесах, выслеживая медведя-гризли, не меньше.

– Привет, пап!

– Как дела? – ровно уточнил папа.

– Отлично! Или нет?

– Да, – заверил меня папа, но как-то неубедительно.

Вздохнул и жестом указал на стену.

– Опять Лола? – фыркнула я, слыша стоны страсти, издаваемые моей соседкой.

Лола была примерно моей ровесницей, жгучей брюнеткой и, откровенно говоря, красавицей! Такой, что мужчины сворачивали шеи, даже когда она просто выходила вынести мусор. Удачно вышла замуж на нашего соседа – довольно неплохого адвоката. И спустя три месяца после бурной свадьбы мы всей семьей начали покупать по вечерам попкорн и слушать крики пожилого служителя Фемиды, который стал обзаводиться просто королевским размером рогов. Муж устраивал скандалы, Лола заверяла его в своей верности, они мирились, а спустя какое-то время история повторялась.

В последний раз был опер Чингачгук. После него было затишье в три месяца, и вот опять у Лолы новый любовник, которого застал чувствующий рогами измену муж.

– Выгнал бы он ее, – вздохнула мама, вставая рядом с нами.

– Последняя любовь, – вздохнул папа.

Развернулся и снова спрятался в святая святых, оставив дверь открытой.

Я же, заподозрив неладное, подумала, что мой опер снова решил наведаться в гости к своей Джульетте, и вышла на балкон с намерением от души позубоскалить.

Крики становились громче, плач Лолы все отчетливее, а спустя несколько минут на балконе возник незнакомый мне мужчина.

Я, не выдержав, засмеялась и жестом пригласила парня пройти путь предыдущего самурая и перемахнуть на наш балкон.

Парень долго не думал. Быстро перемахнул через перила и встал напротив меня:

– Спасибо!

– Служба спасения любовников Лолы всегда начеку, – веселилась я.

Этот любовник был порасторопнее и успел надеть джинсы и футболку.

– И много любовников? – нахмурился парень.

– Не то чтобы я считала, – пожала я плечами, – но, как по мне, – явный перебор. Пошли, узник красоты и обаяния моей соседки, дам тебе свободу. Ты в соседнем подъезде, так что не бойся!

– Спасибо! – выдохнул парень.

Лицо папы, когда я вошла в комнату одна, а вышла с живым и очень смущенным мужчиной, нужно было запечатлеть для потомков – чтобы дети из шкафчика конфеты не воровали.

– Лиля! – грозно рявкнул папа.

– Спокойно! Это беженец из соседнего храма удовольствия! – выставила я ладони вперед.

– Прелестно! Они теперь не огородами, а балконами уходят! – вздохнул папа, немного успокаиваясь.

– Здрасьте! – робко пробубнил спасенный. – Извините, я не знал, что она замужем!

– Теперь знаешь! – ободрила я. – Иди!

Проводила парня до дверей, заперлась и вернулась к задумчивому отцу.

– Может, нам балкон застеклить? – скорее риторически вопросил тот.

– Зачем? Так веселее, – легко махнула я рукой. – Пойду переоденусь.

Заперлась в своей комнате, сменила одежду на домашний костюм и села на постель, немного успокоившись.

Может, опер, наконец, осознал, что знакомиться с ним я не хочу, и отстал?

Жека

Да чтоб вас всех мартышки за углом! Всей толпой!

Я вышел из кабинета начальства и выругался сквозь зубы.

– Все нормально? – Ромыч, стоя у стены, протягивал пачку сигарет. – Будешь?

– Буду, – подумав, я решил, что снова практиковать здоровый образ жизни начну завтра.

– Разобрались? – выудив, наконец, сигарету, продолжал друг.

Чиркнул зажигалкой, я затянулся, скривился, выдохнул вонючий дым и прислонился к стене напротив:

– Разобрались.

– Как оно?

– Да нормально, но мозг они мне поимели качественно, с оттяжкой!

– Образцов знает толк в извращениях, – согласился со мной Рома.

– Ты-то чего смурной такой? – заинтересовался я.

Неделя пролетела незаметно. Я трудился как конь пахотный, подгоняемый начальством в хвост и гриву. Убийство с отягчающими – это вам не шутки. Я почти не спал, почти не ел, а вместо крови у меня теперь по венам течет кофе. Растворимый.

Замес случился серьезный, и личную жизнь пришлось немного отложить. Да и я не знал, где раздобыть хромую козу, на которой мог бы подъехать к Цветочку. Девчонка строила баррикады и разбрасывала вокруг себя ежи – не противотанковые, а, млин, противооперные. И мне было банально некогда вальсировать между ними, хотя боевую пельмешку я вспоминал довольно часто.

– Ромыч! – позвал я своего слегка зависшего друга.

– Что?

– Отвисни, друг! Что случилось?

– От меня жена ушла, – признался Роман.

Сморщился, потушил сигарету пальцами и предложил:

– Пошли напьемся?

– Хорошее предложение, поддерживаю, – согласился я. – Насовсем ушла или на недельку к маме в воспитательных целях?