Ты задаешься вопросом – кто же нанял меня, такого неудачника, к себе в компанию? Если да, то не гадай больше, мне известно, как ты это не любишь – я был «внештатным консультантом-искусствоведом широкого спектра» в «Синди и Бренгент мэгэзин». Это такой журнал, посвященный редким коллекционным произведениям искусства. Они устраивают выставки, проводят аукционы и благотворительные распродажи. На внутренних мероприятиях я чаще всего выступал в роли консультанта и менеджера по связям с общественностью. То есть – примирял между собой враждующие стороны, если назревал конфликт. Обычно я просто начинал рассказывать одну из своих бесконечных историй, и ссора сама по себе угасала. Еще меня отправляли к конкурентам на вечеринки, посылали даже в Европу – скупать и оценивать наиболее экзотичные реликвии, которые могли бы удовлетворить Синди и ее безмозглых подружек.
Под начальником я подразумеваю отвратительного типа – мужа Синди. Нарисуй себе в воображении того усатого толстяка, с которым мы столкнулись в Италии, когда ночью пытались поймать такси, чтобы добраться до аэропорта. Дорисуй ему роскошную шевелюру, часть которой выгорела на солнце, часть свалялась в нерасчесываемые клоки, а остальное – покрыто проплешинами. Прическа придает этому субъекту особый провинциальный лоск. Он вечно ходит в одном и том же костюме спортивного покроя, но он не спортивный, просто крой такой. Вообрази, как сильно это выводит из себя. И в довершение этой картины – как вишенка на торте – огромные кроличьи зубы, которые он то и дело обнажает, искривляя рот в отвратительной ухмылке. Когда он не улыбается, он цокает. Ковыряется языком в зубах и цокает при этом.
Ты, наверное, можешь ошибочно представить себе Синди рядом с таким моржом как какую-нибудь нелепую клушу из деревни, но ты ошибешься. Пускай ты ненавидишь признавать свои ошибки и говорить, что была неправа. Но если ты подумала, что Синди – крашеная брюнетка, нескладная, слегка шепелявящая, в очках, сползающих на нос, то ты, моя дорогая, ошиблась. Синди – сногсшибательна, она невероятно выразительная, эффектная и яркая, помимо всего прочего – интеллектуально развитая личность с кучей разнообразных интересов. Тогда на кой черт она связала свою жизнь с жирным тюленем? Брак по расчету – выносят свой вердикт люди. Но мне она рассказала – Синди любит этого увальня. Совсем как ты любила когда-то меня. Я ведь тоже нескладный неудачник, никудышный партнер, неряха, неотесанный мужлан.
***
Мне послышалось, что кто-то звонит в дверь. Я никого не жду, но стоит проверить – вдруг мистер Бренгент прислал письмо с извинениями и решил сообщить, что удваивает мне заработную плату, так как я – незаменимый сотрудник. В последний раз, когда я его видел, он наорал на меня, назвав нерасторопным кретином с манией величия, и посоветовал сходить к психиатру. Что же, мне остается только одно – верить в лучшее. Даже если не в этой жизни, то хотя бы в следующей. Все, как ты учила – не оставляй надежду, и надежда не оставит тебя. Смешно, если говорить откровенно, писать тебе обо всем этом, как будто ты рядом со мной, просто вышла в магазин, или уехала к Берте на выходные, а я позвонил поделиться событиями, случившимися во время твоего отсутствия.
Когда мы говорили с тобой по душам в последний раз? Когда прислушивались друг к другу и могли открыться по-настоящему, высказать все, что тревожит, волнует и беспокоит? Пошутить и обсудить мерзкого начальника, который обошелся несправедливо, удержав мои деньги и отправив меня к психиатру. Точнее – посоветовав сходить к психиатру. Несколько лет назад. Не помню – сколько конкретно.
Время вообще потекло странно с тех пор, как ты навсегда уехала. Я почему-то уверен, что сразу же похолодало. Ты положила ключи на комод, косо глянула на меня через плечо, вывезла чемодан в коридор и скрылась навсегда, и тем же вечером случились заморозки. Точно. Я вышел ранним утром на улицу, чтобы пройтись и уложить случившееся у себя в голове, прошел десяток кварталов в домашнем халате и пижамных штанах и только тогда заметил, что под ногами скрипит заиндевевшая трава. Было так холодно, что я забежал в ближайшую кофейню и час или два стучал зубами, пытаясь отхлебнуть горячий кофе, пока официанты заботливо укрывали меня пледами. Бьюсь об заклад, они решили, что я сбежал из психиатрической лечебницы, и собирались вызывать подмогу. Вызвали бы, если бы я не почувствовал, что озноб проходит, и не сбежал бы оттуда через окно в уборной.
Это чувство доверительного разговора с тобой так меня увлекло и напомнило о былых временах, когда я мог откровенно делиться всем, что творится у меня в голове, что моему гостю пришлось сдаться. Он трезвонил минут двадцать, если не больше, а я не нашел в себе сил оторваться от нашей беседы. Ты даже вообразить не можешь, как жалок я сейчас. Как жалок я был последние месяцы, последние годы. Подобные случаи стали нормой – кто-то приходит ко мне, а я настолько поглощен своими раздумьями или тревогами, что вспоминаю о злосчастном визитере только через несколько часов, а то и дней. Один Карлос знает, как попасть ко мне, обойдя мое состояние вареной мухи, очнувшейся ото сна. Кстати, тебе это тоже пригодится. Когда я решусь и свершу задуманное, то тебе нужно будет приехать в мою квартиру. Лучше всего – после того, как здесь все приберут и увезут мое тело. Позвони Карлосу, я оставлю его номер вверху, или приложу отдельный листок, и вместе приходите. У меня для вас двоих есть небольшие подарки на память обо мне.
Наверное, стоит спуститься вниз и спросить, кто ко мне приходил. Сам не могу объяснить – отчего мне кажется это важным, но предчувствие подсказывает, что кто-то действительно хотел меня видеть. То есть – это было нечто серьезное. Тебе известно мое скептическое отношение ко всяким предзнаменованиям и к сверхъестественному – вообще, но сейчас, может, из-за того, что мне предстоит совершить, я чувствую в себе готовность откликнуться на загадочный призыв, поднимающийся откуда-то из глубин моего жалкого подавленного существа. Как бы ты это назвала?
– Внутренний голос, дурачок, он всегда с тобой, пытается подсказать тебе, как правильно поступить, и бессмысленно взывает к совести, которой ты напрочь лишен от рождения. Невозможно всю жизнь игнорировать его, иначе ты заблудишься во тьме, и даже твоему внутреннему голосу не удастся тебя вывести наружу. Не иди к болоту, и не провалишься в него.
Не иди к болоту. Как же к нему не идти, если я сам его вырыл, сам запрудил и позволил зарасти рясой, покрыться тиной, образовать зыбкое дно и обманные островки, кажущиеся надежными издалека, но уходящими под воду, стоит тебе попытаться поставить на них ногу. Да, я признаю, что я безнадежен, поскольку самостоятельно выкопал себе яму, и добровольно планирую в нее спрыгнуть.
К слову, если тебе интересно, какой я выбрал способ сведения счетов с жизнью – то спешу тебя разочаровать. Выбор слишком велик и разнообразен, я до сих пор сомневаюсь, что именно подойдет под мой запущенный случай. Раньше мне приходилось часто думать об этом, фантазировать, примерять к себе тот или иной вариант развития событий. В каждом из них есть свои минусы и плюсы, но остановиться на одном мне так и не удалось. Чаще всего во снах я видел насильственную смерть. Удивительно – прежде мне даже удавалось убеждать себя в том, что так оно и случится – не от своих же рук, а по нелепой случайности. Какой-нибудь бездомный нападет в темном переулке, собьет грузовик или фургончик с мороженым, или прилетит случайная пуля, заблудившаяся во мраке, как и я. Но сделать это самостоятельно? Что ж, не стану скрывать, я думал об этом. Думал, думал, думал. А как результат – все способы кажутся мне мелочными, глупыми, какие-то из них – слишком грязными, другие – чересчур страшными. Смотри – и в таком важном деле, в деле уже решенном, я умудряюсь проявлять трусость.
– Тебе лень думать над такой важной вещью, – сказала бы ты, глядя на меня с укором, жалостью и злобой, – ты не только трус, ты еще и лентяй.
Ха! Ты ошиблась уже дважды за одно мое предсмертное письмо к тебе! Я никакой не лентяй, мне удалось соскрести со дна последние остатки сил и спуститься к консьержу. А ты проиграла. И еще – ты многое потеряла, лишив себя возможности познакомиться с этим удивительным человеком, нашим консьержем Джио. Таких чудаков, как он, не сыщешь во всем мире. Даже моя чудаковатость как-то блекнет и отходит в сторонку на его фоне. Вот сейчас, к примеру, я скатился по крутой лестнице, споткнувшись о сломанную седьмую ступеньку, которая ненавидит меня. Я вечно об нее спотыкаюсь. Однажды даже вывихнул запястье, упав особенно неудачно. Но это не имеет значения. Главное – десять минут назад, завидев, как я исполняю свои акробатические трюки, Джио вместо того, чтобы помочь мне подняться, прищурился и сказал:
