— Кладбище с зомби, — поддакнула Тэсса и взяла у него небольшой походный стаканчик с кофе.

— Я голосовал против этого проекта, — Йен сел рядом с ней и вытянул ноги. Удивительно, но его ботинки оставались идеально чистыми. — Законодатели заявили, что горе разрушает человеческую психику и кладбища утешения должны снизить преступность. Как по мне, это величайшая иллюзия. Те, кто по ночам восстают из могил, никого не способны утешить.

— А что на этот счет говорит статистика?

— Статистика — лживая сука, которую можно подогнать под любые необходимые результаты, — улыбнулся Йен, — девочка моя, я же говорил об этом на своих лекциях. Лучше скажи мне, каково это — человеку твоего темперамента быть смотрителем кладбища?

— Смотрителем, шерифом и мэром, — поправила его Тэсса со смехом, — куда лучше, чем это кажется со стороны. Вы же помните первую заповедь инквизитора?

— Служить людям? Неужели?

— А что мне еще остается, профессор? Знаете, какой вопрос меня занимает в это туманное утро?

— Обвинят ли тебя в убийстве инквизитора?

— Кстати, — оживилась Тэсса, — если инквизиторы неподсудны, то что будет за убийство себе подобных?

— Вот и посмотрим, — Йен потрепал ее по волосам, как непослушную собачку, — создашь, так сказать, прецедент. Так какой вопрос тебя занимает?

— Способны ли инквизиторы любить? Ну, после всех экспериментов с подавлением наших эмоций — чтобы мы никого не боялись, никого не жалели, никому не симпатизировали. Вот мне и интересно — отличаемся ли мы хоть чем-нибудь от безмозглых зомби?

— Да вы тут философы, — восхитился Йен.

Мертвого инквизитора Дженифер Уэзерхил положили в мешок и увезли из деревни. Профессор Йен Гастингс объявил, что предпочитает сначала позавтракать, а только потом будет допрашивать Эрла Дауни.

— Позавтракать? — задумалась Тэсса, уверенная в том, что Мэри Лу еще не открыла свою пекарню. — Ну в таком случае пойдемте со мной, познакомитесь со всем зоопарком сразу.

В алом шелковом халате Холли Лонгли стоял на лужайке перед домом и поил молоком пикси, захвативших его смешной электромобиль.

— Почему босиком? — спросила Тэсса, почтительно поддерживая Йена под локоть.

— Впитываю утреннюю росу, — торжественно сообщил Холли.

— Пятками? — усомнилась она. — Призрака накормил?

Холли только высокомерно поджал губы, оскорбленный предположением, что он мог забыть про Теренса Уайта.

— Призрак — это метафора? — кротко уточнил Йен, вытягивая шею и заглядывая через стекло в машину.

— Вся наша жизнь — сплошная метафора, — провозгласил Холли и, кажется, только сейчас заметил профессора: — А вы кто?

— А я, голубчик, прибыл к вам расследовать убийство…

— Нет-нет! — неожиданно закричал Холли и даже руками замахал: — Слышать ничего не хочу! Мне нужны позитивный настрой и сияющая аура!

— Что ему нужно? — переспросил Йен.

— Аура, — ответила Тэсса, — пойдемте лучше в дом, профессор.

Сумрачный Фрэнк сидел на крыльце. При виде подошедших глаза его сердито сверкнули, и он молча ушел внутрь.

— А этот чего? — заинтересовался Йен.

— А ему молока не досталось, — засмеялась Тэсса и толкнула дверь.

Одри бешеной кошкой налетела на нее.

— Шериф Тарлтон, — завопила она, потрясая какой-то бумагой, — я подаю жалобу на этого придурка!

— На какого именно? — уточнила Тэсса и выдернула из ее рук листок, пытаясь прочесть неразборчивые каракули: «Придурок Джеймс Стюарт причинил мне нравственные страдания путем словесных оскорблений».

— Тэсса пришла? — заорала с кухни Фанни. — Спросите ее, блинчики или омлет она хочет?

— Ну зачем там кричать, — сонно проворчала Мэри Лу, которая вместе с Вероникой Смит спала на диване. — Рано же еще!

— В мое время пекари вставали до рассвета, — процедила невыносимая Бренда, спускаясь со второго этажа с Жасмин на руках и Артуром, цепляющимся за подол ее цветастого платья.

— В ваше время люди жили в пещерах, — меланхолично съязвила Камила Фрост. Видимо, она примчалась с раннего утра, чтобы разнюхать все новости. — Шериф Тарлтон, мы дождемся внятных комментариев для прессы по поводу произошедшего или нет?

— А вот профессор Гастингс вам все объяснит, — посторонилась Тэсса, пропуская вперед Йена, — только накормите сначала человека завтраком.

— Йен Гастингс, — ощетинилась Камила, сложив руки на груди, — это не человек, это инквизитор.

— Я рад, что молодежь помнит старика, — поклонился Йен.

— Еще один инквизитор? — нахмурилась невыносимая Бренда и передала Жасмин в руки Одри, чтобы усадить Артура на стул возле стола. — Нам больше не нужно, у нас уже один есть.

Йен часто моргал и вертел во все стороны головой, рассматривая храпящего в кресле Джона Хиченса, Кенни с чашкой кофе в руках, двухлетнего Артура, который таращился на оладушки, пытаясь подвинуть их к себе взглядом, Фанни, взбивающую омлет, Одри с младенцем на руках, Джеймса, нахохлившегося на нижних ступеньках лестницы с книжкой в руках, доктора Джонатана Картера, грызущего яблоко, воинственную Камилу Фрост, сонных Мэри Лу с Вероникой Смит, облаченных в пижамы, сидящих рядышком Милнов, бездельника Эллиота Новелла, почесывающего живот, и воинственного Фрэнка.

— Вы что, все вместе живете? — спросил Йен. — Коммуной?

— Общиной, — развеселилась Фанни и захохотала.

Мэри Лу оставалась влюбленной в Кенни, это было несомненным.

Несомненным было и то, что он робко, смешно и неуклюже ухаживал за Фанни.

Стало быть, Мэри Лу просто обязана была ненавидеть Фанни.

Так диктовал ей культурный код, почерпнутый из многочисленных сериалов, где коварные красотки травили своих соперниц или пытались столкнуть их с лестницы.

Но сколько Мэри Лу к себе ни прислушивалась, никакого желания столкнуть Фанни откуда бы то ни было не обнаруживала.

И не только потому, что в нью-ньюлинской баньши было шесть футов росту, а под яркими платьицами прятались внушительные мускулы. Фанни удивительным образом могла сделать так, чтобы всем вокруг стало весело и уютно. А Мэри Лу могла только испечь торт.

И в это утро, когда взбудораженные жители Нью-Ньюлина не спешили покидать дом Тэссы, неторопливо завтракая и предлагая пришлому старичку профессору то еще кофе, то панкейки, то одну из странных историй, характерных для этого места, Мэри Лу не сводила глаз с Фанни. Та порхала вокруг стола, время от времени легко прикасаясь к Кенни, улыбаясь насупленному мальчику Артуру, подмигивая доктору Картеру и дразня невыносимую Бренду.

Все это получалось у Фанни само собой, как будто она прошла курсы горничных, нянь и аниматоров одновременно.

Мэри Лу на месте Кенни тоже обязательно бы влюбилась в Фанни и ни за что на свете — в себя.

Удрученная и печальная, она наскоро допила кофе и едва не бегом направилась к своей пекарне. В это утро в этой деревне точно был человек, который испытывал такое же сильное одиночество, как Мэри Лу. И она твердо была намерена угостить его тортом.

Профессор Гастингс объявил, что ему не нужна помощь Тэссы, что он сам прекрасно прогуляется по деревне и во всем разберется. И она, устроив его в одной из гостевых комнат пансионата, с чистой совестью решила: сам так сам.

Тэссе, чтобы разобраться в Нью-Ньюлине, понадобилось несколько лет, и то она ни на шаг не продвинулась.

В управлении ее уже ждал Фрэнк.

— Мне нужна субсидия, — мрачно буркнул он, не поднимая глаз. Выглядел он так, как будто вот-вот ощетинится иголками и превратится в дикобраза.

— А почему такой вид, словно тебе нужна веревка покрепче? — удивилась Тэсса, включая компьютер.

— Потому что ему неудобно говорить с тобой про деньги после всего, что между вами было, — подсказала Фанни, которая красила ногти за своим столом. — Слушайте, а чего это на меня Мэри Лу весь завтрак пялилась так, будто собралась спихнуть со скалы?

— Так, хватит с меня трупов на этой неделе, — отрезала Тэсса и уставилась на Фрэнка с интересом: — И что? Правда неловко?