Отбросив очередной пустой орех, я тихо рассмеялся, задумчиво глядя на перекатывающиеся под израненной кожей мышцы левого предплечья. Я больше не тот тощий дохляк, что проснулся в стальном лабиринте. Все это время я тренировал и беспощадно дрессировал не только бойцов, но и себя самого. Я выжимал все соки, я буквально рвал мышцы в клочья, а жилы натягивал до струнного звона… Но я довел себя до таких физических параметров, что позволили мне преодолеть весь этот путь, убегая и убивая на ходу. И вот вопрос без ответа: не знал ли я изначально где-то на подсознательном уровне, что мне необходимо прийти в достаточную для подобной авантюры физическую форму?

И ведь Формоз ближе Франциска II к точке, куда я держал свой путь…

Глянув на компас, я встряхнул его и убедился, что стрелка под разбитым стеклом больше не двигается. Я понимаю тебя, железяка. Тяжело быть, сука, постоянной в этом мире и, несмотря на уговоры и давление со стороны, продолжать упорно показывать на север… Но компас предпочел сдохнуть, а не соврать.

Еще на мне подсохшие просоленные трусы, относительно целая майка, несколько намотанных на раны самодельных бинтов и тяжелые ботинки, что уже нещадно натерли ноги. Ну и боевой нож тоже при мне. А чего еще желать гоблину? Остальное добуду при удобном случае. А в воздухе снова так сильно пахнет жареным мясом, будто удобный случай сам стучится мне в ноздри, намекая: иди и дай повару в рыло, а он даст тебе кусок жареного мяса. Чем не обоюдовыгодный обмен, а?…

Источник маняще-вкусного запаха я отыскал быстро.

Хотя его и искать не надо было – пятерка грязнуль устроила пикник у обочины прорубленной сквозь заросли дороги. Расположились они с полным удобством, а судя по окружающему их пространству, в этом месте они останавливались часто. И растительность тут вырубали тоже часто, не давай ей подняться слишком высоко и перекрыть видимость. В центре высвобожденной зоны стояла пара крепких навесов, крытых побуревшими длинными листьями. Между навесами дымил костерок, на подвешенной к вбитой жерди веревке покачивалась выпотрошенная свинка. Трое отдыхали на низких широких нарах, еще двое сидели у костра и были вооружены. Винтовка и дробовик висят на ремнях за спиной, болтаясь у самых поясниц. В песок воткнуты мачете, еще несущие на лезвиях зеленый сок. Чуть в стороне, но не слишком далеко, над большими охапками травы медитируют два осла. Рядом с ними странноватая двухколесная повозка с колесами высотой в мой рост. Разумно – такие колеса пройдут через любую грязь и не завязнут. Хотя вряд ли это транспортное средство можно назвать скоростным… На повозке навалены различные по размеру мешки, перехваченные у горловин веревкой. Несколько небольших мешков то и дело шевелятся, под грубой тканью что-то будто перекатывается в попытке выбраться. Змеи?

Двое сидящих у костра о чем-то лениво разговаривали, но я находился шагах в пятнадцати, а говорили они тихо, поэтому я не услышал ничего, кроме смеха.

Мне хватило минуты, чтобы оценить все условия предстоящей задачи по ликвидации троих, захвату двоих и последующему допросу. Услужливый опытный мозг злобного гоблина с готовностью предложил десяток не требующих особых усилий планов действий. Отбросив их все, я выпрямился, вышел из укрытия и спокойно зашагал прямиком к костерку, задумчиво гадая, кто из них заметит меня первым.

Бублик наблюдательности был завоеван серым ишаком, заметившим меня первым и издавшим странноватое короткое взревывание. Сидящий к нему лицом уже немолодой лысеющий мужик вздрогнул от неожиданности и недовольно рявкнул:

– Заткнись, чертов бурро!

Сидящий напротив него узкоплечий парень увидел меня вторым и среагировал неправильно, предпочтя остаться сидеть, и даже не схватился за оружие.

– Пабло! – окликнул он продолжающего ворчать лысеющего. – Пабло…

– Давно пора пустить старичка на острую чоризо, – не унимался тот.

– Пабло!

– Упрямый, как моя жена! Норов как у…

– Пабло!

– Да погоди ты!

– Пабло! – рявкнул я, остановившись в трех шагах за его спиной. – Хватит ныть!

Охнув, Пабло подпрыгнул, завалился на бок и только затем попытался схватиться за приклад оружия.

– Уймись! – буркнул я, усаживаясь на пустующий пень и устало роняя руки на колени. – Я пришел с миром. Пока что…

– Хола, сеньор, – держа руки на виду, парень у костра приветливо кивнул и, сменив выражение лица, укоризненно глянул на ворочающегося в пыли. – Мы ведь не пугаем таких, как он, дядя Пабло!

Тот что-то прокряхтел, медленно поднялся на колени и криво улыбнулся. Улыбка предназначалась мне, и легким кивком я дал понять, что увидел, принял и все такое, но к оружию не тянись. Спящие уже очнулись – неудивительно после поднятого эти двоими и умным ослом шума – усевшись, они продирали глаза, тоже не торопясь хвататься за оружие или что-то говорить.

Все выглядело так, будто эта пятерка оборванцев не в первый раз встречает кого-то похожего на меня. Хотя за вычетом штанов и огнестрела я мало чем отличался от них внешне. Из пятерых двое смуглокожие и черноволосые от природы, один чернокожий, беловолосый и он же самый здоровый, еще двое просто загорелые светловолосые мужики средних лет. Они не бойцы – это видно сразу. Но все же чувствуется, что в случае чего долго думать не станут и сразу спустят курок. Вот только, скорей всего, привычная для них цель все же не двуногая, а четырехлапая добыча вроде хищников. Это говорило о многом.

– Хола, – ответил я, когда бесцеремонно оценил и осмотрел каждого.

Эта затянувшаяся пауза никого не смутила – все это время пятерка внимательно изучала меня. Особенно их впечатлила моя мускулатура и количество шрамов. Меньше всего они смотрели на лежащий на колене нож, а вот крепкие ботинки привлекли немало внимания.

– «Таких, как он»? – я с трудом удерживался от усталой зевоты.

Может и следовало чуток отоспаться, но тогда был риск, что эти пятеро покинут лагерь. А это именно лагерь, причем охотничий. И на той повозке собрано немало добычи, причем часть из нее все еще жива. Это снимало множество вопросов о профессии оборвышей, заодно давая информацию о крайней скудности их заработка. Но они не подневольные – это всегда ощущается сразу. Они считают себя свободными. Нищебродными, но свободными, как ветер. Что ж – я с раннего детства разделяю эти убеждения. Я вырос в заброшенном небоскребе, торчащем из умирающего океана. Мы всегда голодали, носили лохмотья… но мы были свободными. Когда большинство из нас было убито засланными из мести наемниками, а выжившие угодили в чудовищный детский дом… вот тогда я понял, насколько ценна была свобода, которую я раньше даже не осознавал.

– Таких, как ты, сеньор, – осторожно улыбнулся Пабло и, нащупав задницей бревно, уселся на старое место.

Глянув через плечо, он велел одному из проснувшихся:

– Алан! Тащи сюда остатки маисовой каши! – снова повернувшись ко мне, он улыбнулся чуть шире. – Голоден, компаньеро?

– Голоден, – признался я. – Вода есть?

Легким движением ноги я сбросил нож с колена, и он воткнулся в потрескавшуюся землю у моей ступни. Нехитрый фокус чем-то настолько впечатлил молодого парня, что он аж в ладоши пару раз хлопнул, но стушевался под суровым взглядом Пабло.

– Ты мирный и спокойный, да, амиго?

Своими вопросами лысеющий Пабло показал, что он тут главный, доказав это прямо сейчас выполняющимися распоряжениями. Еще он чем-то отдаленно был похож на сидящего рядом молодого парня. Кровное родство. Я уже решил, что если они только прикидываются охотниками, то я оставлю Пабло и того парня в живых, чтобы потом пытать молодого на глазах старого. Ну и вон тот чернокожий тоже еще поживет, но без обеих рук и одной ноги. Он тут самый сильный и грозный, и когда таких, как он, альфа-самцов превращают в беспомощный агонизирующий мусор, у остальных это вызывает шок и горячее желание сотрудничать.

Но пока все выглядит так, как есть. Пятеро оборванных свободных охотников, что сделали временную передышку рядом со старой и регулярно вычищаемой дорогой.