– Дядя Овидий, а о чём это ты там так увлечённо читаешь? Если это, конечно, не секрет!
– Политика, друг мой! Вся жизнь моя – политика! Тебе о ней во время обучения ещё предстоит узнать. Ораторское искусство, да и не только оно, в Риме сильно! Кто знает, может быть, ты вместо гладиуса и легионерских доспехов возжелаешь вдруг надеть тогу и стать вторым Цицероном. Ха-ха! – улыбаясь, промолвил Овидий, и отстранённо взглянув на Владиуса, после паузы добавил: – И всё же лик твой ясный, отнюдь не лишённый благородства и романтики, выдаёт в тебе обратное. Ах, Владиус! Видимо, и правда суждено быть тебе воителем! Да, кстати, друг мой, хочу тебя обрадовать: я сегодня вечером приглашён на ужин к одному очень знатному и влиятельному сенатору. Ну что ты на меня так завороженно смотришь? Ты уже должен уяснить: там, где есть я, с большой долей вероятности будешь и ты. Мы теперь ведь одна семья! Прошу об этом теперь тебя не забывать, мой дорогой племянник! Ха-ха-ха!
– Да я, дядя, уже всё это уяснил, можешь впредь более не горячиться! Всё уяснил и запомнил! А насчёт званого ужина, так я за него обеими руками! Дядя, а мне вот интересно, в чём же выражаются важность и влияние этого самого сенатора?
– А заключаются они в том, мой друг, что он весьма приближён к самому принцепсу. А это, как ты уже сам теперь можешь понять, и есть сила, влияние и богатство.
– Понимаю, дядя! А кто там будет на ужине, помимо нас?
– Ооо, много кто будет. И римские многочисленные сенаторы с семьями, и послы многих государств, и знатные торговцы, тоже с семьями. Так что ты смотри не потеряйся там! А то, наверное, привык к обществу, сплошь собой олицетворяющему обычные таберны. Там же, на ужине будет лишь высший свет! Понял?!
– Да понял я, понял, дядя! Не волнуйся, всё будет, как надо! Постараюсь тебя чересчур не посрамить! Да шучу я! Ха-ха! Не переживай! – сжав мягко руку Овидия, успокаивающе промолвил Владиус и, удостоверившись, что дядя, вняв доверительному родственному посылу, с умиротворением продолжил изучать свиток, сам же, мысленно расслабившись, вновь предался сладостным размышлениям, теперь уже связанных сугубо с предстоящим званым ужином.
И ласкающие помыслы в юношеской голове, сами того не ведая, мигом понеслись, будто буйные горные реки, в манящем представлении отображая многочисленных знатных особ, снующих повсюду рабов, счастливые крики и возгласы от восхищения приготовленными изысканными блюдами, хмельными напиткамии ко всему прочему сдобренными завораживающими звуками идиллической музыки. Представляя всё это, Владиус с душевным игривым наслаждением без излишней иронии лишь просто улыбался видимой в чудесных мечтаниях такой дивной картинке. Улыбался и ещё совсем не знал о том, что по велению свыше на этом загадочном и до поры ещё далёком званом ужине его уже ожидал самый настоящий подарок судьбы! Да, ожидал потом, а пока что, в свою очередь, совсем не терпя излишних отлагательств, на передний план завораживающего действа лихо выдвигался другой пейзажный осязаемый типаж. В предобеденных солнечных веяниях наконец-таки предстал проникнувшийся было тяжбою долгого пути двум кровным душам долгожданный и обескураживающий вид на доверху заполненную многолюдною разношёрстною толпою площадь, венчающую позади себя красавец-монумент – Капитолийский храм. Повсюду ощущался запах торжественности. Этот же имперский аромат величия всецело почувствовал ступивший и одновременно старающийся протесниться сквозь толпу как можно дальше в глубь площади и Владиус вместе с дядей. Но толпа была, словно каменная глыба, недвижима и труднопреодолима, правда, до того самого момента, пока в преисполненном духотою воздухе вдруг не раздался разящий слух громкий звук корну, в мгновение ока утихомиривший всех людей разом. Проникнувшись громким эхом, молодой римлянин, как многие иные обыватели, добрую дюжину временных веяний молча простоял точно в оцепенении, но затем, немного отойдя от внутреннего дурмана, оживлённым и ясным взором взглянул вперёд и от неожиданности представшего перед глазами видения вновь очарованно и восхищённо замер. Что же, восхититься юноше, прибывшему из провинции и неизбалованного разного рода видами пышных церемониалов, действительно было чем! Точно не дыша, Владиус, внимательно вглядываясь с замиранием сердца в открывшуюся даль, вдруг увидел, как стройными рядами из ниши древнейшего храма, чеканя строгий шаг, первыми показались выходящие преторианцы. Воины, являющиеся личной стражей императора, его гвардией. Юноше, не перестающему пламенно глядеть вперёд, было хорошо видно этих воителей, одетых поверх кожаного поддоспешника с птеригами на плечах и бёдрах в мускулистый панцирь и венчающий их головы аттический шлем с подвижным налобником и пышным волосяным гребнем, воителей принцепса, коим ввиду прочих денежных и властных привилегий также ещё дозволялось использовать в качестве отличительного знака в своей одежде и экипировке цвет императорского пурпура. Да, вольно развевающиеся на лёгком ветру изящные тёмно-синие броские плащи гвардейцев и впрямь смотрелись и действовали по-особенному завораживающе. Но церемониал не предусматривал излишних отлагательств. И поэтому после того, как преторианцы, слегка потрескивая архаичными овальными щитами, наконец выстроились кольцом от входа в храм до самого переднего края площади, в воздухе вновь отразились звучные звуки многочисленных корну, разбавленных теперь уже повсеместно доброй дюжиной громких тимпанов. И в мгновение очарованная толпа ахнула, потому как в пламенном воззрении очевидцев показался медленно шагающий из Капитолия в окружении ещё одного кольца гвардейцев и всякого рода приближённых сенаторов и военачальников облачённый в тунику с нашитыми изящными пурпурными полосами сам император. Любознательный молодой римлянин находился довольно-таки далеко от входа в храм, и посему, когда принцепс и его свита на положенном расстоянии от толпы остановились, Владиус смог разглядеть только лишь то, что в яркую и красивую величественную тунику был одет по-настоящему пожилой мужчина. Юноша смог увидеть, но совершенно не имел возможности услышать и хоть как-то разобрать торжественную речь нового императора. Мыкаясь и упираясь, точно в нерушимую стену, в застывших поблизости граждан, Владиус изо всех сил старался хоть как-то протиснуться вперёд. Туда, вперёд, поближе к храму. Но толпа ни на миг и не думала уступать, сделавшись точно ещё более цепкой и непроходимой. Молодого буйного и любопытного юношеского темперамента, конечно, было хоть отбавляй, да вот только и останавливающие сей безудержный порыв неприступные обстоятельства обладали, со своей стороны, тоже довольно значимой силой. Помыкавшись ещё немного, Владиус, наконец поняв всю тщетность своих дальнейших попыток, разом утихомирил свой внутренний пыл и, таинственно взглянув на поблизости расположившегося и, что самое главное, пребывающего в дивном спокойствии Овидия, настороженно промолвил:
– Дядя, ты по обыкновению своему всё так же сдержан и невозмутим Поразительно. Знаешь, ко мне вдруг закралось в душу такое стойкое ощущение, что ты меня сюда не просто так привёз?! Ты что же, наблюдал здесь за мной всё это время? Но только для чего?! И зачем?
– Ха-ха-ха! Ты меня не перестаёшь забавлять и, самое главное, радовать своей мудростью и наблюдательностью, мой дорогой племянник. Да, ты прав! Я тебя сюда не просто так привёз! И я за тобой наблюдал. Твоё чутьё тебя не обмануло. И это прекрасно. Ведающее суть чутьё – ох, что может быть ещё лучше! Владиус, запомни его яркое проявление и впредь всячески старайся развивать его в себе. Поверь, твоё чутьё тебе обязательно, когда придёт для этого время, отплатит доброй монетой. Поможет в жизни в разных её ипостасях выбрать для себя по-настоящему что-то правильное и верное.
– Но, дядя, как я его буду развивать?! С помощью чего?
– С помощью необычайной внутренней выдержки и под стать камню терпения. Да-да, мой друг, ты не ослышался. Знаешь, Владиус, я увидел в тебе необычайный сгусток внутренней большой силы. Силы, преисполненной по большей части вехами бесстрашной отваги и мудрого праведного благочестия, разбавленного чрезмерной любознательностью. Но без должного терпения всем твоим внутренним вехам, случись с ними одновременно что-то необычайно страшное, может настать скорый конец. Тебе ещё предстоит хорошенечко научиться с выдержкой принимать разные посылы этого мира. Как добрые, так и злые. Терпение, оно же самообладание, способно привнести в душу покой, а также показать выход из кажущегося жизненного тупика. Знаю, ты очень хотел, Владиус, как можно лучше увидеть и услышать императора. Вернее, твой безудержный порыв любопытства этого жаждал. Но людская стена не позволила тебе так просто этого сделать. Ха-ха! Я всё видел. Друг мой, в жизни вот такие стены тоже часто предстают, и их очень сложно как-то обойти и проломить. И подчас тогда приходится смиренно уступать возникшим различным обстоятельствам иногда до благонадёжного времени, заглушая бушующие в душе эмоции неприглядной каменной невозмутимостью. Хоть тебе и непросто с этим было смириться, но ты, успокоившись, отступил от своей намеченной затеи, проявив тем самым долгожданное душевное здравомыслие. Вот ради этого я тебя во многом и привёз сюда. Я хотел посмотреть, как твоё не терпящее любознательное естество, столкнувшись с непреодолимой преградой, себя поведёт. Будет ли оно в безрассудстве биться об препятствие или же, проявив, как я уже ранее сказал, здравомыслие, во временном благе отступит. Ты меня не разочаровал, друг мой!
