– Какая у тебя, сынок, однако, удивительная память и любознательность. Интересно, в кого бы это! Ха-ха! Да, не рассказывал о нём, потому как всё время для этого не подходило, а вот когда пришло, то, собственно, и нечего рассказать.

– То есть как нечего?! – не до конца поняв смысл сказанных слов отца, взволнованно переспросил Владиус.

– А вот так, сынок, и нечего. Бесследно канул в лету твой второй дядя, подавшись то ли на восток, то ли ещё куда, вследствие своего свободолюбивого порыва оказавшегося, по-видимому, довольно горьким и мрачным. Вроде бы и человеком он был неплохим. Но отчего-то боги не пощадили его устремлений. Мне больно об этом всём вспоминать сейчас. Невыносимо больно. Хотя, знаешь, я до сих пор впрочем, уверен, как и Овидий, в том, что Мартиниан не погиб, не умер, а наоборот, где-то далеко обрёл мир и счастье, коих он так хотел. Но это, видимо лишь мысленная утопическая иллюзия. К сожалению, наш реальный мир не настолько добр и чудесен. Для всей нашей семьи тема Мартиниана, сын, очень болезненная, поэтому прошу тебя заранее, если у тебя по ней более не осталось вопросов, то давай её закроем раз и навсегда. Уж лучше пусть будет память о брате в тихом душевном и мысленном упоминании, чем в таком часто громогласном, болезненном и горьком. Я думаю, ты меня со временем поймёшь, сынок.

– Не переживай, отец, я уже тебя хорошо понял. Тема дяди Мартиниана отныне закрыта, мир ему, – задумчиво произнёс Владиус и затем, выждав паузу, интригующе добавил: – А вот насчёт дяди Овидия я хотел тебя, отец, спросить ещё кое о чём.

– Ну так спрашивай тогда, чего вдруг умолк! – с трудом выдавив на погрустневшем лице улыбку, промолвил Ливерий.

– Отец, а у дяди Овидия есть семья?

– Когда в последний раз мы обменивались посланиями, то он мне сообщил, что вроде как пока всё ещё не встретил очень хорошую и покладистую женщину, такую, о которой, как он пояснил, всю жизнь мечтает.

– Итак, если дядя пока что одинок, то, выходит, мне у него можно будет пожить?

– Хм! Владиус, если ты вот так будешь и дальше чересчур злоупотреблять своим ярым любопытством, то пожить тебе у дяди долго вряд ли получится. Ха-ха! Да шучу я, сынок. На самом деле я искренне и хотел бы, чтобы ты в жилище у Овидия как раз и обосновался. Хоромы его пусть и не такие большие, как у деда, но зато, в отличие от той же родительской виллы, располагаются в черте самого Рима во вполне приличном районе на Целийском холме. А это для твоего, сынок, обучения является обстоятельство весомым. Да, подружись вы с ним, это было бы просто замечательно. Ты бы находился, в частности, под мудрым наставническим присмотром, а у самого Овидия, напротив, размеренная скучная холостяцкая жизнь немного преобразилась бы, я уверен, в лучшую сторону, став немного веселей и красочней. Как бы то ни было, а я буду искренне надеяться на то, что вы всё же сразу найдёте общий язык друг с другом. Только так, – с улыбкой на лице и пламенной надеждой в мыслях проронил Ливерий и, краем глаза уловив знакомые внешние очертания заметно изменившегося пейзажа, возбуждённо дополнил: – О боги, неужели это она?! Столь изысканная и священная Виа Сакра. Да она поистине прекрасна даже спустя столько лет, кои я её уж не видел. Сынок, мы повернули на главную улицу города, ведущую прямиком в самое сердце Рима. Что же, смело любуйся и наслаждайся её чарующими и величественными видами, Владиус, и мысленно потихонечку при этом готовься. Ведь встреча с Овидием уж как никогда близка.

И, произнося последние слова, Ливерий нисколечко не лукавил перед сыном. Да вот только Владиусу, со своей стороны мигом павшему в глубокую нишу очарованного забвения от всего увиденного, было сложно реагировать на что-то иное. Ведь приятные мгновения, наполненные бесценными красотами центра вечного города, настолько сильно затуманили и потрясли сознание юноши, что и само скорое прибытие на форум, и собственно первые веяния долгожданной встречи двух братьев в одной ещё с самого детства знаковой уличной весьма благопристойной таберне пронеслись перед опьянёнными глазами весьма безмятежно и отстранённо. И лишь только когда насытившиеся моментом радостного приветствия братья разом обратили взор на восседающего поблизости от них в пленительном забвении Владиуса, тут уж отрешённость сама собой нехотя расступилась, дав разуму молодого римлянина воспрянуть и с ясностью вздохнуть. Уловив в отражении собственного пламенного взора представшее круглое, ещё молодое приветливое лицо Овидия, венчавшееся выразительными без видимой фальши глазами, чуть изогнутым вполне длинным, но не острым носом и дополненной вехой доброй улыбки, Владиус услышал изданный этим же ясным лицом радостный приветствующий посыл, мимолётным эхом отобразившийся:

– Эко вымахал мальчишка! Ну что же, давай знакомиться! Я Овидий! Рад приветствовать тебя, мой юный друг!

Юноша, со своей стороны, недолго думая, с окончательно пришедшим в осознанность пламенным порывом в ответ пробубнил:

– А я Владиус! И я также рад приветствовать тебя, дядя! Мира тебе и благополучия, мудрейший сенатор!

– Хм, а ты, как я погляжу, мой племянник, не по годам умён и, что самое важное, благочестив. Надеюсь, в своих скорых суждениях я не ошибся. Поглядим. Для этого ещё будем время!

И тут же, словно не давая воцариться духу задумчивости, в разговор вмешался Ливерий, радостно вымолвив:

– Ох, мой славный брат Овидий, ты можешь попусту не сокрушаться мысленной задумчивостью о сказанном, потому как суждения твои насчёт моего сына уже праведны! И такими же они останутся и впредь, поверь мне! Ха-ха! Ведь Владиус – будущее нашей империи! Всё славное и лучшее от истинного римского духа я постарался в него вложить!

– Ооо, я так понимаю, что мне же отводится участь всего лишь немного это приумножить?! Приумножить без излишнего, так сказать, влиятельного и пагубного столичного разврата и соблазна. Я прав, Ливерий?!

– Ах, Овидий, а ты совсем не изменился! У тебя осталась всё такая же весёлая и шутливая душа. Признаюсь, и сейчас она отчасти права. Но приумножать ничего уже не нужно будет. Об этом боги позаботились! А вот присмотреть за моим сыном в меру своих возможностей, конечно, было бы нелишним. Но…

– Никаких но, Ливерий! Вижу, парень неплохой! Если его немного ещё подучить и наставить, уверен, толк будет. Да и по нраву он мне сразу пришёлся, так что не волнуйся, брат, Владиуса я беру к себе под сенаторское попечение. Если ты говоришь, что он и впрямь будет будущим Рима, то как же я могу не приложить и от себя руку к его становлению? Ха-ха! – весело подмигнув вмиг повеселевшему молодому римлянину, промолвил Овидий и затем, уже более серьёзным взглядом посмотрев на слегка расслабившегося брата, строгим полушёпотом продолжил: – Ты говоришь, что я ничуть не изменился? Благодарю тебя, брат! Да вот только, хочешь не хочешь, а внешние обстоятельства так и норовят вмешаться в нашу жизнь. Хоть я этого и не желаю. Честно, хотелось бы, чтобы Владиус своей светлой частичкою впитался и привнёс от себя что-то хорошее в это бескрайнее и одичавшее горнило империи. Но вот вопрос: а нужны ли будут вот такие люди, как твой сын, Ливерий, в будущем Риму? Ты же ведь слышал?

– Нет! А о чём таком я должен был услышать?! И с чём, Овидий, собственно, связаны столь пессимистичные твои утверждения? И эти внешние обстоятельства? Что вообще происходит?!

– Что происходит?! Император Тит Флавий Домициан на днях умер. Многие поговаривают, будто ему это помогли сделать кто-то из преторианской гвардии и сената. Разные слухи по Риму ходят. Хотя это всё и немудрено, ведь в последнее время дела у принцепса были очень и очень плохими. Император окончательно обезумел. Мало того что он, по сути, вой ну дакам проиграл, добившись почётного мира с помощью немалых денежных выплат варварам и передачи римских ремесленников и оружейников, так Домициан ещё и на сенат яростно обозлился. Всё ему отовсюду заговоры виделись. Многих сенаторов казнил, многих в темницы отправил.

– Но тебя-то хоть, слава богам, не тронул, брат, – резко перебив Овидия, настороженно промолвил Ливерий.