– Ты уж береги себя, преисполненный немалой честью и отвагой молодой воитель. Такие храбрецы, как ты, Владиус, кои не лишены здравой и искусной мудрости, я уверен, ещё понадобятся Риму в будущем. Когда встретимся вновь, а я верю, что наша встреча по воле вездесущих богов ещё обязательно осуществится, ты, Владиус постарайся передо мною предстать в звании опциона или же центуриона, не ниже. Вот таков мой тебе посыл, храбрый декан! Помня о силе и бесстрашии, также не забывай и о чести, делающей из хорошего воина настоящего римлянина. Слышишь, настоящего римлянина!

Именно такое обжигающее душу словесное напутствие командира форта Аквилон, произнесённое в тот самый кроткий, но яркий прощальный миг, каждый новый раз прокручивая в своей голове, и вспоминал Владиус. Вспоминал порой, будучи объятый просто непроглядной и пьянящей задумчивостью, собственно, как и в сущий момент. Настолько сильно, стало быть, всё же подействовала та мирная пауза, проведённая в кастурме Аквилон, да ещё и разбавленная к тому же наделённым правильными философскими гранями живым образом Гая, на декана, что Владиус, вновь поддавшись чрезмерно воспалённому осмыслением воспоминанию, не сразу, а лишь только на повторный громкий зов смог откликнуться, услышав:

– Декан Владиус Рутилий, ты опять, что ли, взялся за старое? Ты что же думаешь, что я тебя оставил за главного вместо себя для того, чтобы ты здесь мысленные нюни распускал? А? Или ты решил, декан, что мы уже на безопасной территории и что опасаться всем нам возможного нападения извне более не стоит? Что ты творишь, друг мой?!

– Да, я виноват, командир. Да, признаю, задумавшись о благом и светлом, позволил себе немного отвлечься. Но об опасностях, подстерегающих всех нас, я ни на миг не забывал.

– Да-да, не забывал! Как же! Но вот только ты не об опасностях думал большую часть нашего обратного пути, а всё мечтал о счастливых благах?! О свете жизненном?! А ещё, стало быть, и об овеянной философией нравственности? Ведь так?! Мне знакомы ростки этих помыслов. Знаю, откуда они берут своё начало. Это всё он. Тот наполненный гуманностью и человечностью вояка. Меня от его благих утверждений порой так воротит. А ты вот подался на его болтовню, позабыв совсем о своём первом и верном друге.

– Ты что такое говоришь, Максиан?! Да как я мог позабыть о своём верном и первом соратнике, почти что брате. Нет, если уж ты вознамерился излить из себя всю накопившуюся обиду, изливай, но при этом с льющимся потоком будь аккуратней. Не нужно палку зря перегибать. Да, я проникся благими идеями Гая и не вижу в нихтакого мрачного и негативного стрежня, который ты так стремишься в них увидеть. Я считаю, что принципы чести и приданные вкупе с ней черты благородства, а также милосердия пусть не всегда, но всё же все имеют право на жизнь даже порой и к ненавистным, но необделанным собственной честью врагам. Максиан, но ты же ведь и сам похожее чувство уже не раз проявил ранее, когда признал соратником Алвиана а также уже на обратном пути вместе со всеми нами захоронил павших жителей деревушки. Друг мой верный, ты согласен со мной?

– Эх, Владиус, из уст твоих вся эта напыщенная цивилизованность звучит, однако, несколько иначе. Так иначе, что позволяет её отчасти даже понять и принять. Ха-ха! Но лишь отчасти! Я понятно уяснил. Смотри, не зазнавайся мне. Ладно, ты уж, если что, зла не держи на меня за мою излишнюю горячность. Так и быть, если уж мне посчастливится в ближайшей возможной битве взять ценного пленного варвара, то я пощажу его, потому как и правда, не вся же, как ты уже это верно подметил, декан, моя душа пропиталась лишь духом мщения и беспощадности?! Что-то же и благородное в ней осталось! Ха-ха-ха. Владиус, что это? Слышал?

– Да, слышал, Максиан! Это же звук римского горна корну?! О боги, видимо, там, в небольшом отдалении от дороги, что-то произошло или же всё ещё происходит?!

– И я догадываюсь, декан, что именно! Воины, там, впереди, явно идёт бой, в котором сражаются и, скорее всего, погибают сейчас наши соотечественники. Звук корну не даст соврать, хотя это может быть и ловушка. Но как быто ни было, а трусливо отступать-то мы ведь не станем. Да, грозные всадники мои?! Я сейчас вижу по вашим горящим бесстрашием взглядам, что не станем. В таком случае не будем медлить, а поступим вот как. Вот эта кучка, состоящая из десяти конников и следопыта, во главе со мной сейчас отправится в неведомую даль. Остальная же часть, состоящая из второго десятка, останется здесь под зорким и умелым командованием декана Владиуса. Да, останется здесь, на месте, таково моё последнее слово.

И, точно не веря своим ушам, молодой римлянин тут же непонимающе и негодующе провопил:

– Что это за приказания такие, декурион Максиан Атий?! Но?! А как же…

Жестом руки не дав до конца договорить речь своему другу, командир отряда с подступившей в голосе твёрдостью ответил:

– На сей раз, Владиус, ты останешься на месте. Знаю, о чём ты хотел меня спросить и какие дружеские постулаты затронуть. Но не в этот раз, друг мой. На этот раз наши дороги немного разойдутся. Почему?! Я так этого хочу. Таков мой тебе приказ, а не просьба. Ты останешься здесь, мой друг, вместе с десятью всадниками и будешь дожидаться нашего сигнала, означающего весть о победе. Сигнал мы постараемся подать ранее звучащим вдалеке корну. Если же спустя определённое время вы здесь так и не услышите от нас ясного звучания горна, то тогда уж, я думаю, ты и сам поймёшь, что тебе останется сделать, друг мой. Но главное, запомни: что бы ты в итоге ни решил в картине сложившейся общей ситуации, а хоть один или же два солдата из нашей колонны обязательно должны отправиться далее и постараться достигнуть крепости Лугувалиум, чтобы в последующем им всем там поведать о нашем отряде, исполнившем задание, и о постигшем нас всех возможном и славном конце. Тебе всё ясно, декан?!

– Да, это ясно! А вот почему ты, друг мой, всё-таки решил меня здесь оставить, вот это мне не совсем понятно?!

– Ах, Владиус, чую, как же мне будет не хватать твоей доброй наивности. По-хорошему доброй! Понимаешь за время нашего следования, пусть не столь часто, в отличие от тебя, погружаясь в собственные размышления, я, тем не менее, для себя тоже кое-что новое открыл. На мгновение представь, будто есть два сада с молодыми древесными побегами. В одном раскинувшемся цветнике с уже выступающими дивными ростками видно то, что пусть ещё и не скоро, но в нём могут вырасти прекрасные деревья с вкусными плодами на ветвях. А вот во втором рассаднике пока что вообще не видно не то что будущих плодов на окрепших деревьях, но и какой-либо здравой культурности съедобности и красоты на ещё молодых побегах. Так вот как ты думаешь, друг мой, природе какой сад будет ближе и ценней: тот, что в будущем с немалой вероятностью сможет дать вкусный приплод, или же тот, что может оказаться не чем иным, как лишь злобным и беспросветным сорняком?

– Да, я догадываюсь, Максиан, как поступила бы сама природа! Но будь я на её месте, то постарался бы обязательно сохранить и один и второй цветник. Сохранить, раз оба этих сада были созданы пусть и в такой непохожей, но живой противоположности.

– Эх, однако, мудрое и самое главное доброе решение, но, к сожалению, не всегда применимое в нашей жизненной действительности. Но я всё же надеюсь, что у тебя, молодой декан, обязательно будет время в будущем, для того чтобы это всё ещё увидеть и, главное, понять. Всю эту природу осознания, пребывающую наравне и с моим посылом, смысл которого ты уже понял. Любой ценой, но прошу: выживи, друг мой! Выживи! Всё, пора! Мои храбрые соратники! За мной! – напоследок пристальным взором ещё раз окинув своего застывшего во внутреннем опустошении друга, прокричал Максиани, резво повернув взбудораженного жеребца в сторону развивающейся вдалеке вероятной битвы, что было сил помчался вперёд, увлекая вслед за собой не менее отчаянных и бесстрашных десятерых всадников и одного храбреца следопыта.

Владиус, оставшись во главе второго десятка разделившегося отряда конников, с внутренним волевым усилием взявшись за сковывающее душу болезненное смятение, пусть и с трудом, но его утихомирил и, с новым бесстрашием оглядев заставших поблизости в ожидании приказов воинов, скомандовал: