– Что случилось? – севшим голосом спросил он. – Что-то с Таней?

– Нет. Нет, Слав. Наоборот. Она пришла в себя. Правда, ненадолго. Она пока нуждается в отдыхе, да и ей вводят сильные обезболивающие. Она узнала Алевтину, помнит, кто она и что случилось. Хотя говорить ей трудновато, из-за дыхательной трубки, которая была вставлена. А речь пока невнятная из-за лекарств. Но у нее неплохо получается. И дышит она теперь самостоятельно. Наши говорят, что ее жизни ничего не угрожает. На всякий случай ее подержат в реанимации до завтра. Потом переведут в палату.

– Хорошо. Хорошо, – проведя ладонью по лицу, произнес Вячеслав. – Я как раз собирался выходить. Скоро буду. Вы все еще там? Дождетесь меня?

Вячеслав на ходу взял ключи, проверил в кармане наличие портмоне и направился к выходу, совершенно забыв о Миле, застывшей посредине гостиной.

– Подожди, Слав, – как-то неуверенно остановил его друг. – Не надо приезжать.

Он остановился, не уверенный в том, что не ослышался. Он вообще на данный момент сомневался в своем рассудке. Это утро сводило его с ума.

– О чем это ты? – переспросил он.

– Слав, слушай. Тут такое дело…

– Да в чем дело?! Говори!

Но Константин не торопился. Вячеслав слышал, как Алевтина убеждает Ольгу Михайловну поехать домой. Что теперь Татьяна проспит весь день, и нет смысла оставаться.

– Она не хочет, чтобы ты приходил. – словно сиганув с обрыва, произнес друг. – Слав? – так и не дождавшись реакции, спустя минуту, позвал Константин.

– Это какой-то бред.

– Слав. Не принимай это на свой счет. Сейчас главное самочувствие Тани.

– А я, по-твоему, хочу ей навредить?! – снова злясь, сам не понимая на кого, прорычал он.

– Нет! Конечно, нет.

– Тогда какого черта?!

– Я просто говорю то, что хочет она. Когда Таня пришла в себя, то звала тебя. Аля сказала ей, что ты скоро приедешь, что ты всю ночь просидел возле больницы, чтобы увидеть ее. Но она попросила не пускать тебя. Жена даже переспросила ее, не уверенная, что правильно расслышала.

Этого не могло быть. Все это сумасшествие, что творилось вокруг. Когда мир успел спятить? Вячеслав понял бы, если они с женой ссорились, или враждовали. Последние три года, они были почти друзьями. Да, между ними много чего было, и было то, с чем они не смогли справиться. Но они научились с этим жить. Привыкли и начали жизнь сначала. Она всегда его поддерживала, когда он нуждался в этом. Много раз помогала советом. Он тоже, как мог, помогал ей. Так почему именно сейчас, когда он так нужен ей, она отвергает его.

– Костя. Аля что-то не так поняла. Я приеду. Я ее муж, вы не можете запретить мне приезжать.

– Никто и не запрещает, Слава. Но это желание пациента.

– Она просто не в себе. Она напугана, накачана лекарствами. Она не понимает…

– Слав. Она разрешила прийти Коршунову.

– Что?

– Когда ей сказали, что приехал Дмитрий, она разрешила привести его. Он был с ней, пока она снова не уснула. Слав…

Вячеслав прервал звонок и отбросил телефон на диван. Отрешенно посмотрел на Милу. А потом в нем что-то словно переключилось. Он всего на несколько секунд прикрыл глаза, пытаясь справиться со жжением в груди. И с проклятым чувством беспомощности. А потом, тряхнув головой, через голову стащил футболку, которую натянул после душа.

– Что случилось? – спросила Мила, удивленно наблюдая за его действиями.

Вячеслав решил, что все же не зря разрешил ей остаться. А в следующие пару часов готов был позволить ей гораздо больше. Он подошел к Миле и, взяв за руку, повел наверх. Она не противилась, напротив пыталась поспевать за его быстрыми шагами.

– Что происходи, Слав?

– Ничего, дорогая. Ты абсолютно права. – сказал Вячеслав, закрывая за ними дверь спальни, и запуская пальцы в черные локоны Кармилы. – Ты права. Лучше я останусь с тобой. Ты слишком хороша, чтобы я мог оторваться от тебя.

Он стащил с нее сарафан, уткнулся в шею носом, вдыхая пряный запах ее духов. Мила никогда не была пассивной в постели и не собиралась сейчас себе изменять. Прежде чем Вячеслав расстегнул на ней лифчик, Мила уже расстегнула его джинсы и запустила руку в трусы.

– Ты сумасшедший! – выдохнула она ему в губы.

– Это ты сводишь меня с ума, моя восточная красавица. Иди сюда, – Вячеслав подхватил ее на руки и, пройдя пару шагов, бросил на кровать. – К черту! – прохрипел он, впиваясь в губы Кармилы. – Пусть весь мир катится к черту!

Татьяна слышала, как плакала мама. Она проснулась уже минут десять назад, но продолжала делать вид, что все еще спит, давая маме возможность успокоиться. Тогда та сможет делать вид, что вовсе и не плакала, болтать о всяких глупостях, мило улыбаясь. А Татьяна сможет сделать вид, что не замечает красных глаз матери. Тогда эта встреча пройдет довольно гладко. Мама спросит, как она сегодня себя чувствует. Что она ела. И не нужно ли что ей принести. Расскажет, как дела дома и какой-нибудь забавный случай с участием папы, на самом деле сильно приукрашенный и сдобренный выдуманными деталями. Но все это не имело значения. Главное мама сможет поехать домой, успокоенная улыбкой дочери, и ее бодрым настроением. Ей в обще казалась, что в последние дни она только и делает, что притворяется.

А в следующий раз зайдет Алевтина. Подругу было не так-то просто провести, но она хотя бы не плачет над ней, как над покойницей. И не причитает. Аля посидит с ней немного, иногда за весь визит подруги не произнесут ни слова. Татьяна терпеливо подождет, когда она поправит ей подушку и, укрывавшую Татьяну, простынь, и, поцеловав в щеку, уйдет. Татьяна знала, что как только Аля выйдет за дверь, то непременно заплачет. И в следующий ее приход, она встретит подругу вопросом «Опять плакала?», на что та пожмет плечами, не отрицая.

Зачастую, с Алевтиной приходил Константин. Тогда он пытался веселить ее своими грубоватыми шуточками и не стеснялся шутить даже над ее состоянием. В такие моменты, Татьяна действительно чувствовала себя лучше. И ее смех был почти натуральным.

Дмитрий приходил каждый день, подолгу оставаясь с ней. Это выматывало больше всего, потому что притворяться приходилось дольше. Но это не имело значение. Ей было хорошо от того, что он рядом. Хоть и трудно было иногда не застонать или не заплакать. Но она справлялась, за что могла смело собой гордиться. Ей нравилось, когда он сидел рядом, сжимая ее руку, и рассказывал, как провел день. Иногда, он звонил дочери, включая громкую связь, и тогда Татьяна могла слышать девочку, которая болтала без остановки, говоря о всяких девчачьих глупостях, таких важных в ее десять лет. Но самым главным в этих встречах были моменты, когда Дмитрий осторожно присаживался в изголовье, стараясь не сильно тревожить ее израненное тело, и обнимал за плечи. Он целовал ее скулы, гладил ее руки и обещал, что скоро заберет ее отсюда.

Это было ложью. Она не была идиоткой, чтобы не понимать, что она еще много времени проведет в больнице, но впитывала эту сладкую ложь. Дмитрий обещал ей, что все будет хорошо. Только она давно не верила обещаниям, но ей нравилось слушать Дмитрия. Татьяна видела, что мужчина переживает, и старалась быть сильной для него. Ей было невыносимо видеть, как день ото дня он становился более бледным, и его щетина выделялась особенно четко на бледной коже. И круги под глазами заставляли чувствовать себя виноватой. Татьяна знала, как он загружен на работе, и, тем не менее, продолжал приезжать к ней ежедневно. А она хоть и утверждала, что этого делать не стоит, и разумнее больше отдыхать, была рада, что Дмитрий ее не слушает.