Ночью, если противник видел, что дальнейшее сопротивление не принесет успеха, он незаметно покидал позиции. И что греха таить, утром мы иногда начинали артналет, засыпая снарядами уже опустевшие траншеи.
А на следующий день такой же бой разгорался на новом рубеже. Не сразу нам удалось приспособиться к этой тактике.
Одним словом, темп наступления на рижском направлении не был высоким.
Успешнее шли дела на таллинском направлении, где наступал Ленинградский фронт. Там враг оказывал меньшее сопротивление. И уже 22 сентября Совинформбюро сообщило об освобождении советскими войсками эстонской столицы.
Через четыре дня после этого события 150-я дивизия вышла к Западной Двине.
...Вечерело. С реки тянуло прохладой. Сумерки прорезали зарницы орудийных выстрелов. К басовитому гулу орудий присоединились голоса автоматов и пулеметов. Где-то на том берегу, к северу от нас, гремел бой.
Наши полки развернулись вдоль берега. Я стоял на возвышении и не отрывал бинокль от глаз. Хотелось запечатлеть в памяти еще различимые в сумерках детали обстановки на той стороне. Да, Западная Двина, или Даугава, как ее тут называют, широка и глубока. Переправочных средств у нас не было. И противник, окажись тут у него подготовленная оборона, мог надолго задержать дивизию. Но, судя по всему, он нас здесь не ждал.
Правда, через некоторое время у противоположного берега в воздух взметнулся столб воды и грязи. Несколько высоких всплесков поднялось на середине Даугавы. Однако этот огонь, открытый издалека, не был нам страшен. Пройдет еще несколько минут, совсем стемнеет - и гитлеровцы прекратят его. А вот к утру, если враг сумеет перегруппироваться, нас может ожидать неприятная встреча...
Подошел Курбатов:
- Вас к рации вызывают. Судя по позывным, командующий фронтом.
Взяв микрофон, я назвал себя:
- "Двадцать первый" слушает!
- Говорит "первый", - послышался голос Еременко. - Где ваши части?
- Вышли к Западной Двине южнее города Огре.
- Вся дивизия?
- Так точно.
- Противник перед вами сильный?
- Нет. С западного берега ведется лишь редкий орудийный огонь.
- А ваша артиллерия подошла?
- Одну треть установили на огневые позиции.. Остальная подтягивается.
- Что собираетесь делать?
- Форсировать.
- А на чем?
- Начинаем валить лес и делать плоты. Лесу вокруг много. Собираем лодки у населения. Из них будем делать паромы для орудий. Часть лодок пошлем с пулеметными расчетами и с автоматчиками, они будут прикрывать переправу.
- Решение правильное. Не медлите. Быстрее переправляйте первый эшелон. Желаю успеха. До свидания.
Да, с переправой надо было спешить, пока противник не подтянул достаточно орудий. Я распорядился ускорить сбор и изготовление переправочных средств. На помощь саперам пришли стрелки и артиллеристы.
Совсем стемнело. По земле забарабанил крупный дождь. Вопреки ожиданиям, гитлеровцы не прекратили огня. Где-то под самыми тучами зажигались яркие люстры осветительных ракет и, постепенно тая, медленно опускались вниз. Противник пристрелялся, и снаряды стали ложиться точнее. Пришлось поставить вдоль берега дымовую завесу.
Вскоре первый эшелон начал переправу.
Грохнули наши орудия, нащупывая батареи врага. От берега отчалили лодки с бойцами, за ними - небольшие плотики. При неестественно белом, мертвенном свете ракет я наблюдал за ними с замирающим сердцем - дойдут или нет? Неприятельские снаряды падали редко, но близко к переправляющимся. С левого берега затрещали пулеметы. Видно, там засело какое-то подразделение фашистов. Лодки и плоты, счастливо избегая прямых попаданий, уже достигли середины Даугавы. Неужели так все благополучно и обойдется, неужели и этот трудный рубеж мы одолеем без серьезных потерь? Как-то не верилось. Но вот бойцы начали выскакивать на берег, открывая огонь из автоматов и ручных пулеметов. Артиллерия стала бить по опушке леса, где окопался противник. Форсировавшие реку стрелки отбросили врага от уреза воды.
На захваченную полоску высаживались все новые подразделения.
Появился подполковник Истрин, недавно ставший у нас начальником тыла. Константин Петрович был старым воякой, еще в первую мировую войну имел чип артиллерийского штабс-капитана. Расправив пышные усы, которые, по его заверениям, пронзали женские сердца наповал, он отрапортовал:
- Тылы подошли к реке.
- Направляйте их вверх по течению, там в пяти километрах армия навела мост. Пусть идут по мосту.
- Слушаюсь!
К рассвету мы уже вели наступление на левом берегу. В это время из армии поступил приказ изменить направление движения и ускоренным маршем направиться к городу Елгаве, сменить там части 1-го Прибалтийского фронта.
Первый этап Рижской операции закончился. Производилась перегруппировка сил. По решению Ставки создавалось новое направление - клайпедское, или, как оно тогда называлось в оперативных сводках, мемельское. Обусловливалось это тем, что Рижская операция не была завершена в запланированные сроки. Недооценив возможностей противника, наши войска действовали хуже, чем можно было ожидать. Я думаю, сказалось здесь и слабое знание вражеской обороны, и чрезмерная уверенность в своем превосходстве. Это привело и к недостаточному материальному обеспечению операции, и к некоторому шаблону в тактике.
Теперь решить такую стратегическую задачу, как изоляция группы армий "Север" в Прибалтике и ее разгром, можно было наступлением на Клайпеду (по-немецки - Мемель), где силы врага были сравнительно невелики. На это направление и перебрасывались войска 1-го Прибалтийского фронта. Их-то и предстояло нам сменить.
За четыре дня мы совершили марш в сто сорок километров и заняли оборону на сорокакилометровом фронте. Мне стало ясно, что непосредственно участвовать в штурме столицы Латвии дивизия не сможет - мы оказались юго-западнее Риги. Но и новая наша роль была также важна: мы вместе с другими соединениями отрезали противнику путь в Восточную Пруссию.
...Уже несколько дней нас обильно поливал холодный, нудный дождь. На одном из участков, вдоль железнодорожного полотна, нам удалось потеснить противника. Проходя около линии, где еще недавно грохотал бой, я увидел домики служащих дороги. Они чудом уцелели, и над трубами их мирно курился дым. Я постучался в один из них - уж очень велико было желание хоть немного обогреться.
Хозяйка гостеприимно распахнула дверь. В сенях я увидел хозяина. С помощью сапога, так, как это делают у нас в деревнях, он раздувал самовар.
- Порядок, чайку попьем! - обрадовался я.
- Пожалуйста, пожалуйста, - приветливо ответил мужчина. - Проходите в комнату, я сейчас.
- Ждали нас? - поинтересовался я.
- Как же, конечно ждали.
- Правда? Почему же вы все-таки думали, что мы вернемся? Ведь немец нас до самой Волги гнал...
Хозяин подошел к окну.
- Посмотрите сюда, товарищ полковник. - Голос его стал тверже, заметнее обозначился акцент. - Видите ту канаву с водой? Так вот, мы наблюдали, как русские солдаты в этой канаве три дня лежали. И стреляли, и не отступили. А немецкий солдат? Он и дня бы не пролежал, плюнул бы и ушел. Не выдержал бы. Вот потому, что мы знали русских такими, мы и верили: обязательно вернутся. Вы меня понимаете?
- Да, конечно.
- Вот и хорошо. А теперь прошу, чайку горячего выпейте.
Интересный получился разговор. Я словно увидел своих товарищей по оружию со стороны, глазами латыша-железнодорожника. Вот так и запомнились наши воины во ем, кому они несли освобождение, - терпеливыми, самоотверженными, обладающими исполинской силой духа. Даже те, кто считал себя стоящим далеко от политики, не могли не ощущать, что сила Красной Армии опирается на прочный фундамент - великую любовь к Родине, веру в святость дела Коммунистической партии.
И я почувствовал себя как бы ответственным перед этим малознакомым человеком за успех боев, которые нам предстояли в скором времени. Вера в нас обязывала...