Всем этим Гитлер не намеревался поступаться. И Прибалтика заблаговременно и сильно укреплялась. Особое внимание уделялось рижскому направлению. Латвийскую столицу с северо-востока и востока прикрывали такие мощные рубежи, как "Валга", "Цесис", "Сигулда" и рижский оборонительный обвод...

Нам, войсковым офицерам, использовавшим перерыв в наступлении для боевой учебы, не были известны замыслы высшего командования. Не знали мы и подробностей стратегической и оперативной обстановки. Но в том, что наступление скоро будет продолжено, никто из нас не сомневался. И в том, что предстоит наступать на Ригу, тоже ни у кого не возникало сомнений. Это было логическим продолжением пути, начатого нами еще у Заозерной.

После того как у нас прошли итоговые занятия и части получили отличные и хорошие оценки, мы окончательно почувствовали себя готовыми к дальнейшим действиям.

Ждать пришлось недолго. 14 сентября фронт перешел в наступление.

50-я дивизия находилась во втором эшелоне корпуса. Но уже на третий день нас ввели в бой с ближайшей задачей форсировать реку Огре и закрепиться на ее западном берегу. Сразу же мы встретили ожесточенное сопротивление врага. Немцы не жалели снарядов и мин. Их пехота часто контратаковала нас при поддержке танков и штурмовых орудий. Мы отбивались, стараясь как можно меньше расходовать боеприпасов - нам по-прежнему отпускали их далеко не вдоволь.

На рассвете 18 сентября 756-й полк перерезал шоссейную дорогу между населенными пунктами Айзкарти и Лыэпкалнэ. Бой здесь разгорелся горячий и упорный. 1-й батальон под командованием Сергея Чернобровкина с ходу атаковал очень выгодную в тактическом отношении высоту с отметкой 161.5 и овладел ею. Собравшись с силами, гитлеровцы решили восстановить положение.

Два пехотных батальона при поддержке двадцати танков и штурмовых орудий устремились на занятые нами позиции. Батальон Чернобровкина отразил этот натиск. Противник повторил контратаку. На этот раз ему удалось оттеснить наших бойцов за восточный скат. Однако Чернобровкин тоже не собирался отдавать завоеванное. Как только неприятельский нажим ослаб, он снова поднял своих солдат. В решительный момент, когда сила вражеского огня достигла предела, командир артиллерийского расчета младший сержант Сумкин выкатил свое орудие на прямую наводку и первыми же выстрелами подбил немецкую самоходную пушку. Его примеру последовали и другие расчеты. Атака увенчалась успехом, противник отошел и больше не пытался вернуть потерянное.

Примечательно, что 1-й стрелковый батальон чуть ли не наполовину состоял из новичков. Но эти не нюхавшие пороху ребята дрались отважно и умело. Впрок пошла им паука, полученная перед наступлением.

Вообще в этих осенних боях Сергей Васильевич Чернобровкин - молодой, статный майор с открытым русским лицом - показал себя тактически грамотным и бесстрашным комбатом. Спустя день или два его батальон вновь отличился при взятии высоты с отметкой 131.6.

Тяжелый бой пришлось выдержать и 469-му полку, прикрывавшему левый фланг дивизии. Воспользовавшись тем, что наш сосед - 43-я стрелковая дивизия - несколько отстал, противник обрушил на полк, которым командовал Алексеев, крупные силы. Случилось так, что на этом участке артиллерии у нас не оказалось. И людям пришлось отражать танковые атаки гранатами и огнем противотанковых ружей. Немцы частично потеснили алексеевцев. Но те, отойдя на новые позиции, заняли крепкую оборону и, приведя себя в порядок, нанесли ответный удар. Он оказался настолько сильным, что гитлеровцы откатились, оставив на поле боя свыше полутора сотен трупов, танк и несколько самоходок.

Алексеев, как всегда, расчетливо и умело организовал бой, сумев найти в позиции неприятеля наиболее уязвимые места. Единственно, в чем он заслуживал упрека, так это в своем стремлении находиться непременно на самых трудных и опасных участках. Несколько раз он лично поднимал цепи в атаку. После боя я уже не в первый раз выговаривал ему:

- Какая в этом была необходимость? Не забывай, что ты - командир полка и тебе положено руководить с командного пункта, держать в своих руках управление. А то и сам погибнешь без толку и людей погубишь. Алексеев оправдывался:

- Ясно, товарищ командир дивизии. Только ведь иногда и самому необходимо пример показать, выскочить вперед, в боевые порядки. Не могу я иначе.

- Так то иногда. А у тебя это "иногда" больно часто бывает. В общем, давай через "не могу", держи себя в руках.

- Слушаюсь, - отвечал он.

А я знал, что в следующем же бою он поначалу будет крепиться, потом, когда начнется наступление, не удержится и уйдет в какую-нибудь роту. Впрочем, повода для обвинений в потере управления полком Алексеев не давал. Опыт, интуиция помогали ему выбрать наиболее подходящий момент для отлучки с НП, да и замещали его люди достойные. А вот за его жизнь я опасался всерьез...

Дальше до реки Огре мы шли без боев, если не считать ночной перестрелки разведчиков с арьергардом немцев. Форсировать реку начали с ходу, вброд. Ширина ее не превышала полусотни метров. Противник заранее укрепился на этом естественном рубеже, и, хоть силы у него здесь были небольшие, он задержал продвижение 674-го полка, который первым появился на западном берегу.

Этот полк должен был обеспечивать переправу всей дивизии. Гитлеровцы атаковали его с левого фланга. Михайлов быстро развернул батальоны в негустом лесу, подступавшем к берегу, и принял удар. Два других наших полка начали переправляться севернее, чтобы скорее подоспеть на помощь Михайлову.

Бой длился всего несколько часов, но был жестоким. По просьбе Михайлова дивизионная артиллерия ударила по скоплению фашистов около хутора Липшас. Пехоту дружным огнем встретили стрелки. Не выдержав, она залегла. По танкам начали бить бронебойщики и орудия, успевшие развернуться на прямую наводку. Пять неприятельских боевых машин остановились, зачадив едким дымом. Остальные повернули назад. Их, вместе с самоходками, оставалось еще штук пятнадцать. Тут подоспели полки Алексеева и Зинченко.

Я помню, как с криком "Вперед!" встал во весь рост Михайлов. И тут же упад с тяжелой раной. К нему бросились несколько солдат. Командира полка бережно положили на носилки и, не дожидаясь, пока вокруг перестанет бушевать раскаленный металл, понесли на передовой медпункт. А поднятые им батальоны неудержимо пошли вперед, сминая неприятеля.

С Михайловым мы распрощались навсегда. После эвакуации в тыловой госпиталь он к нам не вернулся. 674-й полк принял майор Евстафий Михайлович Аристов, бывший до этого комбатом в полку у Зинченко. По возрасту и боевому опыту он был старше других командиров батальонов и казался нам наиболее подходящим для выдвижения.

По неширокой грунтовой дороге 150-я двигалась к Западной Двине. С севера наползали рваные тучи и слезились еще не холодным, но по-осеннему нудным дождем. Вокруг лежали небольшие квадраты полей, исполосованные колесами и танковыми гусеницами. Лишь на немногих участках крестьяне успели скосить хлеб. Богатый урожай был почти начисто загублен.

На горизонте в небо упирались черные столбы дыма. Это горели дома и усадьбы латышей, подожженные отступавшим противником. Гитлеровцы окончательно наплевали на тонкости национальной политики в отношении населения Прибалтики. Отступая, они совсем распоясались.

Крестьяне освобожденных селений с ужасом рассказывали об убийствах, грабежах и насилиях, чинимых фашистами, о голодной зиме, которая ожидала их.

Мы стремились усилить темп наступления. Но это не всегда удавалось.

Наши колонны шли по дорогам, встречая на своем пути заранее подготовленные оборонительные линии. Расстояние между ними нередко не превышало 6-7 километров. Головные части обычно не обладали достаточной силой, чтобы с ходу опрокинуть неприятеля, прорвать рубеж. Немцы завязывали оборонительный бой, переходили в контратаки. И пока наступавшее соединение развертывалось, им удавалось на каком-нибудь из участков даже продвинуться вперед.