В вагоне было жарко и душно, однако кондиционер не включали, впрочем, его и не было. Окна открывались лишь в двух купе, но там сидели бабушки с детьми, которым даже в жарком вагоне было холодно и откуда-то дуло, поэтому речи о том, чтобы их открыть и не заходило.

– Ребята, – наконец заговорила Элина, – раз время есть, давайте тогда нормально познакомимся?

– Я спать, – тут же произнес Дарьян с верхней полки, воткнул в уши наушники и отвернулся к стене.

Роман хлопнул ладонями по столу, открытая бутылка с водой упала на пол, вода вылилась.

– Виноват, простите, – извинился он и поднял бутылку.

– Спасибо, Роман Александрович, я даже попить не успела, – фыркнула Элина, – зачем вы по столу-то стучали?

– Хотел предложить пообедать… – развел он руками.

Лея зачем-то сдернула одеяло с третьей полки, где лежал свернутый матрас. Он, конечно же, скатился на голову Тощему, который сидел на нижней «боковушке». Мишка чихнул, все засмеялись. Лея поникла.

– Чего ржете, у меня аллергия на пыль! – завопил Худогубкин. Глаза его покраснели, Мишка принялся чихать каждые две минуты. Лея присела рядом с ним с виноватым лицом.

– Прости меня, – извинилась она.

– У меня в рюкзаке аптечка с лекарствами, кто-нибудь, достаньте, пожалуйста! – продолжал пищать Мишка, поминутно чихая и все больше краснея.

Рюкзак Тощего на багажную полку убирать не стали – он неподъёмный. Потому его положили под стол. Рядом сидела Элина, она и пришла на помощь Тощему. Девушка достала из рюкзака аптечку, вернее, достала огромный мешок, набитый таблетками и принялась доставать из него все подряд, выкладывая на полку между собой и Эдкевичем.

– Противозачаточные? – сразу заметил тот. Все посмотрели на Тощего.

– Это…Я… – замялся Мишка.

– А что, нужная вещь! – хмыкнул Валенов.

– Мазь от геморроя? – продолжал хихикать Эдкевич.

– Это на всякий случай! – занервничал Тощий.

Наконец, Элина достала таблетки от аллергии и кинула их Тощему. И вот ведь удивительные совпадения. Прямо в момент броска по проходу между купе шел парнишка с пластиковой баночкой, в которой была заварена лапша. Блистер упал прямо в бульончик.

– Извините! – поморщилась Элина, – я нечаянно! Куплю вам другую пачку.

– Купите, – спокойно ответил недовольный мальчишка в очках и всучил девушке испорченную лапшу, – сами и выбросите.

Девушка растерянно подержала в руках стаканчик, вздохнула, подняла глаза от лапши на Тощего. В этот момент Эдкевич щелкнул фотоаппаратом.

– Ты серьезно? – тут же перестала переживать и разозлилась Элина.

– Хороший кадр! – радостно ответил Эдкевич.

– Ты крышку с объектива забыл снять, фотограф, – усмехнулась девушка, и пошла выбрасывать банку с лапшой.

Между тем Кира с Юлианой сидели друг напротив друга и молчали. Юлин смартфон уже не ловил сеть, она скрестила руки, обиженная на своего Марка за то, что тот отправил ее к черту на кулички. Вдобавок ко всему на верхней полке начал храпеть сосед, а напротив, на нижней боковой полке бабулька читала книгу «Жулики Жюля Верна или сто подвигов капитана эмигрантов» и громко, раздражающе смеялась.

– Может, к ребятам сходим? Или чаю попьем, пока здесь никто не буянит? – предложила Кира. Юля отвернулась. Заяц вздохнула, взяла кружку и пошла за кипятком.

В течение дня туристы так и не смогли нормально пообщаться. Долгих стоянок не было, пришлось все время проводить в вагоне. Ревущие дети замолчали лишь к вечеру. Элина несколько раз пыталась втянуть всех в беседу, познакомиться, сыграть в карты, крестики-нолики, однако что-то постоянно ей мешало. То у Тощего глаза начнут чесаться, то у него голова заболит. То Лея заплачет из-за того, что у ее ненаглядного голова болит. В конце – концов, Эдкевич стал называть Худогубкина аптекарем, а Элину медсестрой. Валенов разглядывал карту, прокручивал маршрут в голове. Он постоянно бурчал под нос что-то, похожее на молитву и отворачивался к окну, чтобы плюнуть через левое плечо. Переживания довели Романа до того, что у него вновь обострился синдром навязчивых движений. Первым это заметил Эдкевич и предположил, что у руководителя началась «ломка».

– Дозу? – прямо спросил он у Романа. Тот выпучил глаза от возмущения. Но отвечать не стал, снова отвернулся к окну.

Могильников весь день провел в вагоне – ресторане. Выпил пива, съел тарелку солянки, зевнул, посмотрел на часы и, наконец, отправился, пошатываясь, в свой вагон. Находиться в общественном месте в нетрезвом состоянии запрещено, поэтому увидев полицейского, который шел в четырнадцатый вагон, Могильников задержал дыхание и резко «протрезвел». Пошел, как по линеечке. Он не пошатнулся, даже когда поезд резко мотнуло на стыке. Патологоанатом, что тут скажешь…

Но по какому же поводу полицейский шел в четырнадцатый вагон? Как вы помните, дорогие читатели, в вагоне, где ехали Кира и Юлиана, следовали домой и граждане, отстоявшие трудовую вахту. Несколько мужичков с красными лицами, изрядно выпив, стали приставать к девушкам. Полицейский шел усмирять дебоширов. Но когда он прибыл к месту событий, то увидел мужичков лежащими с вялыми лицами перед купе, где ехали Кира и Юля. Вагон молчал, все смирно сидели или лежали на своих полках.

Проводница находилась рядом, на ее лице был написан ужас. Юлиана забилась в угол, а Кира стояла в боевой стойке – в правой руке кружка с чаем, на лице – война.

В общем, полицейский составил на Киру протокол за нарушение порядка. Вот такая «справедливость». Бить представителей закона, даже когда они совсем неправы, запрещено. Но спускать с рук полицейскому такое, как выразилась Кира, безобразие, девушка не собиралась. Бывало, еще до того, как стала серьезно заниматься боксом, она совершала маленькие преступления – котлету из столовой могла украсть, или шоколадку с прилавка магазина. Или старшие, которые поначалу над ней издевались, заставляли воровать, или голодной очень была. Навык «ловкие руки» остался при Кире. Нет, дорогие читатели, не подумайте плохого, она – не отрицательный герой, она просто решила проучить полицейского и незаметно вытащила у него из кармана служебное удостоверение.

– А вы документики-то предъявите! – возмутилась девушка, когда служивый дал ей протокол на подпись. Тот принялся шарить по карманам. Удостоверения не нашел. Кира порвала протокол.

– Нет документа – не докажешь, что ты полицейский. Может, жулик? – спокойно констатировала девушка. Тот возмутился, пригрозил применить силу к хулиганке и уже хотел было приступить от слов к делу, но…

– Пошел отсюда, оборотень в погонах, иначе сейчас вместе с ними на полу лежать будешь! – пригрозила Кира, указала на кучку вахтовиков и одного солдата. Полицейский сглотнул слюну, ничего не ответил, отступил, помолчал, а затем развернулся и ушел.

Немного погодя, Кира выкинула удостоверение в окно и спокойно уснула, а Юля еще долго сидела, прижавшись к окну, с одной мыслью в голове: «С кем и куда я еду?!»

Ночь…

Могильников, наконец, добрался до второго вагона и долго не мог залезть на свою верхнюю полку у туалета. Роман не выдержал, решил помочь, Олег Уюкович его прогнал. Свою помощь предложил Дарьян, Могильников согласился. Устроился, но долго не мог уснуть, пытаясь найти ответ на вопрос: «Почему полки в вагонах делают для карликов?» Объяснения этому феномену не нашел, заснул, но ненадолго. То один, то другой пассажир устремлялся в туалет, дверь хлопала и будила патологоанатома. В конечном итоге, ему это надоело. Могильников рыкнул. Больше никто в этот туалет не ходил. Только в тот, что в начале вагона. Стоит заметить, что даже когда туристы на следующее утро покинули вагон, то пассажиры до конечной станции в этот туалет старались не заходить – страшно.

Перед тем, как улечься спать, Тощий заявил, что сильно ворочается во сне, и спать на верхней полке ему небезопасно. Эдкевич уступил ему нижнюю боковушку. Примерно в полночь Тощий скатился и с нее, сел в проходе, держась за руку. Лея во сне почувствовала, что Тощему плохо, проснулась. Мишка Худогубкин увидел «вспышку справа» – просыпающуюся Лею, и быстренько лег на место, отвернулся к стене. «Успел!» Мишка, конечно же, хотел, чтобы его пожалели, но Лее только дай волю!..