– Я не был на вскрытии. – Денис зло глянул на Иванова и отвернулся.

Иванов не удивился, лишь опять скривил губы в этой своей всё понимающей улыбке.

– Новый подарок от Потрошителя? – никак не хотел униматься он и продолжал донимать Дениса расспросами. Как будто после еды поговорить нельзя.

Денис поморщился и недовольно буркнул:

– Потрошитель… Это Тролев, местный репортёр, вычитал, что был в Европе такой злодей. Для поэтичности и громкого словца так назвал. А я считаю – от этого один вред только делу. Наш злодей себя теперь кем-то особенным возомнил. И славы захотел, известности. Убивать чаще стал. И косынки эти… Я думаю, у первых жертв это просто совпадения были. А потом газетчики раздули, вот он и решил это своей визитной карточкой сделать.

Иванов насмешливо протянул:

– А что, в N-ске заведено писать статьи по нераскрытым делам? Тайна следствия и всё такое – не для ваших сотрудников? Честно говоря, я был сильно удивлён, когда узнал об этом.

Денис тяжело вздохнул. Это был больной вопрос.

– Распоряжение обкома. Хотя откуда подробности Тролев знает – непонятно. Видимо, кто из ребят проговорился. Он раньше у нас в отделении частый гость был. Статьи ко Дню милиции писал. Очерки иногда про сотрудников. С кем-то из наших даже приятельствовал. Он, если ему надо, без мыла в душу влезет.

– Странное решение обкома… – Иванов снова усмехнулся. – Но товарищам партийным работникам, конечно, виднее…

Денис покосился на следователя. А он не дурак, этот Иванов. Может, и сработаются. Но думать об этом на голодный желудок не хотелось.

В буфете первого уже не оказалось. Суровая Марь Ванна, не признающая ни чинов, ни авторитетов, но почему-то явно благоволящая к Ожарову, укоризненно покачала головой:

– Опять вы, Денис Савельевич, без горячего. И так светитесь уже насквозь. Чего чуток пораньше не пришли?

Она окинула Дениса жалостливым взглядом и грозно рыкнула Зиночке:

– Подай гражданам оперативникам двойные макароны со шницелем. Да поживей поворачивайся.

И уже через пять минут на свежевытертом чистым полотенцем столе стояли две супные миски, доверху наполненные макаронами, щедро пересыпанными золотистым жареным луком, и мясная котлета, величиной с хороший лапоть. Денис только присвистнул: макароны с мясом – явно не из меню для всех. Он благодарно улыбнулся поварихе и уселся за стол, чувствуя, что сейчас захлебнётся голодной слюной, если немедленно не поест.

– Хм, неплохо вас тут кормят. – Иванов ловко накрутил на вилку макаронину. – А Тролев – это такой чернявый, вёрткий, с глазами карточного шулера?

Денис почему-то не удивился, только молча кивнул, с наслаждением жуя сочную котлету. Вот чего Иванову спокойно не есться? Он вообще может хоть немного помолчать? Хуже Тролева.

После вкусного обеда (или уже ужина?) на Дениса навалилась какая-то сытая усталость. Глаза слипались, а по телу разливалась ломотная истома. Говорить не хотелось, двигаться тоже. Он с трудом поднялся на ноги и, сдерживая рвущиеся наружу зевки, поплёлся за Ивановым в кабинет. Эх, сейчас бы прикорнуть на диване в кабинете бы немного, минут по шестьдесят на каждый глаз! Но не получится. Диван занят бобровой шубой, а хозяин этой шубы что-то упорно допытывается у самого Ожарова.

Денис встряхнул головой, отгоняя марево дрёмы, и с силой потёр виски. В сознание ворвался голос Иванова. Судя по вопросительным интонациям, он что-то спрашивал. Наверняка что-то по делу. Нужно сосредоточиться, а то как-то неловко получается. Опростоволосился старший уполномоченный N-ского угрозыска в первый же день работы со столичным следователем.

– Вы когда последний раз спали, товарищ Ожаров? – Иванов внимательно вглядывался в лицо Дениса.

– Спал. – Денис невероятным усилием воли, концентрируя все оставшиеся ресурсы, упрямо сжал губы и шагнул к металлическому шкафу. – Сейчас материалы дела покажу.

Иванов вздохнул, покачал головой и уселся за стол, притягивая к себе серые картонные папки, которые Денис аккуратно положил перед ним. Денис тоже вздохнул. Не стал бы он никому показывать дела, будь тот хоть трижды следователем из Москвы, если бы не личное распоряжение Малькова.

Он молча потянул из кармана неизменную пачку папирос, исподтишка наблюдая за следователем. Тот на табачный дым недовольно сморщился, но промолчал. Денис всё-таки уселся поближе к окну и снова распахнул форточку. Кремовые шторы надулись парусом и тут же обречённо опали, словно понимая всю свою неуместность и бесполезность в этом кабинете.

Денис ещё раз оглядел окна: стёкла были выкрашены до половины белой краской и нужды в шторах явно не было.

– А откуда тут эти занавески? – Денис даже не сразу понял, что сказал это вслух. Только когда Иванов мельком глянул в сторону окон и равнодушно пожал плечами.

– Не могу сказать. Когда я пришёл, они уже тут были.

Надо же, как начальство суетится. Денис усмехнулся и глубоко, с удовольствием затянулся папиросой.

Вскоре вернулся Митька, на секунду замер на пороге, рассматривая незнакомого человека, сидящего на месте его начальника, но потом зацепил глазом Ожарова и радостно улыбнулся. Протопал к своему столу, с размаху бухнулся на стул и с наслаждением вытянул ноги.

– Никто ничего не видел и не слышал. Гражданочка эта частенько поздно домой возвращалась. Соседи говорят – весёлая вообще девушка была, ухажёры менялись с космической скоростью.

Денис заметил удивление, мелькнувшее в глазах Иванова, и спрятал усмешку за лёгким покашливанием. Да, они тут тоже не лаптем щи хлебают. Не будет же он объяснять москвичу, что Митька зачитывался всякой фантастической лабудой типа «Аэлиты» Толстого и грезил революцией на Марсе.

Следом явился Егор. На службе подтвердили: Алевтина после трудового дня собиралась в ресторан с очередным кавалером, ходящим у неё в женихах, несмотря на наличие живой жены. Из ресторана жертва ушла раньше всех, из-за какой-то мелочи рассорившись с перебравшим коньяка ухажёром. Сам ухажёр за потенциальной невестой не пошёл, гулял в шумной компании до самого закрытия ресторана.

Денис в задумчивости потёр пальцем переносицу.

– Ухажёр за Алевтиной не пошёл… А кто пошёл? Надо будет этого женишка к нам вызвать. И всю их честную компанию тоже. Может, кто-то что-то заметил. Может, кто-то что-то вспомнит.

Последним пришёл Петрович, усталый, но довольный. Он загадочно оглядел всех и сказал:

– Вот что, други… А Алевтина-то точно знала злодея.

Провинциальная безалаберность опозданием автомобиля на вокзал не закончилась. По дороге они попали в самый настоящий затор! Если бы кто другой рассказал подобный курьёз, Сергей бы принял это за не совсем удачный анекдот.

На одном из перекрёстков им попался конный обоз из нескольких подвод. Если судить по бородатым возницам, одетым в тулупы и телогрейки, и невысоким приземистым лошадкам, шёл обоз откуда-то из ближайших деревень. Что произошло на том перекрёстке, Сергей не знал. Да и не особо пытался узнать, важен был сам факт – по каким-то причинам проехать они не могли.

Сергей чувствовал, как на него волнами накатывает раздражение. А через десять минут к раздражению прибавилась невозможная вонь, исходившая, судя по всему, от тех самых подвод.

Водитель виновато поглядывал на важного пассажира, усиленно прячущего нос в ворот шубы. Потом не выдержал и решил пояснить:

– Это лён-сырец везут на комбинат, – но наткнулся на такой яростный взгляд, что счёл за лучшее замолчать.

Через пятнадцать минут водитель, который до этого старательно не показывал своего всё усиливающегося волнения, не выдержал и вылез из-за руля. Хоть он и предусмотрительно захлопнул дверцу автомобиля то ли из заботы о тонком обонянии важного гостя, то для того, чтобы гость не слышал его экспрессивного диалога с извозчиками, но до Сергея отлично долетали и его слова, и тошнотворный запах проклятого льна-сырца.

– Твою ж мать! Вы какого хрена тут растележились! Если проезд не освободите, то сейчас вам помогут! Да так, что долго чесать будете! И не в N-ске, а где подальше.