Дядь Володя, кстати, тоже — закончил в свое время музыкалку по классу аккордеона. До сих пор инструмент в футляре у бабы Маши на шкафу лежит.

Через какое-то время общение разбилось на группки по три-четыре человека — по интересам. Компания подхватывалась лишь на очередную песню. И выпили все, и съели — почти все. Сидели в Роще — чуть не до пяти вечера. Хорошо посидели, душевно так. Из Рощи уже потянулись в поселок, по домам компании, по возможности подбирая по пути обессилевших «бойцов с Зеленым Змием» — особо не разбирая, родственники то, или просто — знакомые, или соседи.

И мы тоже пошли домой.

И таки да!

Катрин мне после всего устроила чрезвычайную трепку — «что я вздумал кадрить их Алену! Совсем уже чокнулся!». И Светка поддакивала, меня передразнивая: «А что это за такая красивая девчонка?! Катя! Катя! Ты не говорила, что у Вас такие красивые девчонки есть! Кобель похотливый!».

А что — я и не скрывал этого особо!

Когда они немного успокоились, я спросил у них:

— А Алена не сильно обиделась на такое мое поведение?!

Катька промолчала, а Светка нехотя ответила:

— Смеялась она! Кате говорила, что у нее забавный братишка!

Глава 10

А сейчас, значит, у меня продолжается огородная деятельность, что б ее!

В таких вот размышлениях, то хмурых, то повеселее, я и копошился до трех часов.

Закончив работу, девушки подождали меня у ворот огорода. Катька была задумчива и иногда поглядывала на меня странновато. Светик — страдала, это было видно невооруженным глазом.

— Свет! Ну — потерпи, сейчас придем домой — и полечу тебя. Лучше будет.

Светка угукнула, кинула на меня взгляд и залилась румянцем.

Когда пришли домой, я спросил:

— Сразу лечимся, или можно чаю попить-перекусить? А то в брюхе урчит, как будто я кота живьем съел.

Катя посмотрела на Светку:

— Свет! Ты как насчет чайка?

— Ну… можно чаю выпить, — Светка была задумчивая, иногда чуть морщилась от боли.

Когда уселись пить чай, девушки вели себя как-то странно — они большей частью молчали, постоянно переглядывались. Потом Катька, как более смелая, начала:

— Слушай… А… вот — интересно… А у тебя там… ну… много женщин было?

Я хмыкнул.

Что — интересно, то — интересно. Катька подчас ведет себя так, как и раньше — брат придурок, а значит нужно ему вправить мозги! А когда и по-другому, вроде бы как к постороннему, но — интересному человеку. Видно, что часто хочет что-то спросить, потом — откладывает. Стесняется? Потом — снова задумчиво смотрит на меня. Похоже, что ее отношение ко мне поменялось. А вот как — пока не понятно.

Со Светкой все более или менее ясно. Она и раньше ко мне нормально относилась, с симпатией, а сейчас… Вот были бы мы постарше — сказал бы, что она на меня — запала!

И про возраст. Похоже, что и Светка, и Катька — ну, когда не включает «старшую сестру», они относятся ко мне как более старшему парню. Даже не парню, похоже — а как к молодому мужчине. Вот так примерно они общаются с дядькой Володькой. Ну уж точно — не как к шестидесятилетнему старику!

А я? Насколько я себя чувствую? Не физически, а… психологически, что ли?

Не на двенадцать лет. Но и не на шестьдесят — к таким как Катя, и Света — я как к малолеткам — не отношусь. А как отношусь? Да как к молоденьким девушкам — так, кто они сейчас и есть.

И к более взрослым, и более интересным для меня дамам, уж точно отношусь не как к «тетенькам»! Если так вспоминать прошлое… То у меня сейчас поведение, психология — на уровне тридцатилетнего мужика. Примерно…

Ладно, послушаем, что скажут юные прелестницы.

— Кать! Ну вот сколько это — много? Я был женат на красивой женщине. У меня и до свадьбы, и после свадьбы были другие женщины. А много или мало… Ну — не считал я их!

— А ты что — жену не любил, что так ей изменял? И как она терпела такое? — это уже Светка. Похоже ей так интересно, что она и про боль забыла.

Вот же — вопросы! У меня и настроение испортилось! Жену не любил, ага…

— Знаешь, Света… Я и сейчас ее люблю, и лучше нее для меня женщины, после нашей встречи — не было. Она… она была лучше всех! А другие… ну… что другие? Ведь вокруг столько красивых девушек и женщин — как можно удержаться, если есть… возможность — так скажем. Я и других женщин — тоже любил. Кто-то просто — нравился… К кому-то я относился больше, чем с симпатией. Не знаю, как объяснить, да и поймете ли вы… А Дашка? Она была… она была очень красивая и умная. Веселая… И она, сначала… относилась к этим женщинам — с юмором, что ли? Она же знала, видела, что кроме нее — я никого не люблю. Ну — так сильно, как ее. Подшучивала… хотя… иногда могла разозлиться и пощечин надавать… если заходил уж очень… терял чувство меры. А потом, с возрастом она стала меняться. Все люди меняются, постепенно, даже — можно сказать, незаметно. Вот и я — не заметил. И она — ушла. Вот как-то так…

Как будто услышал Дашкин голос: «Годы идут, люди меняются. Вот и я думала, что ты наконец-то повзрослеешь, остепенишься… Тебе уже за пятьдесят, а ты все такой же! Все скачешь по чужим койкам! Тебя — только могила исправит! Устала я, устала! Все… надоело…».

«Только девчонкам я не скажу, что обязательно найду ее! Здесь найду! Через несколько лет! И своих ошибок — повторять — не буду… У меня не будет других женщин? Нет… все же будут… думаю. Я же не монах! Но — что по-другому буду себя вести — это точно!».

Мы — помолчали. И я, и девчонки.

Потом Катька фыркнула:

— Я же тебе говорила, Кузнецова — кобель он! И даже любовь свою не сохранил, придурок!

«Вот спасибо, Катерина Иванна! Поправила настроение! Хотя… а в чем она не права? Права ведь, признайся?».

— Знаешь, Катюшка… Есть такая поговорка — если человека назвать сто раз свиньей, на сто первый раз — он хрюкнет! — «хотите, чтобы я был кобелем? Окей, буду! Вот вас сейчас и…. Так, стоп! Что-то меня заносит! Узбагойзя, придурок!».

Светка молчала, смотрела на меня:

— Ну что ты, Катюшка… Он ведь все равно хороший.

— Вот ведь, Светка! Вот что ты за… Ладно, все, прекратили, — Катрин махнула рукой, — слушай… а ведь я знаю, где у родителей еще коньяк стоит! Кто будет чай с коньяком?

— Кать! А откуда у нас коньяк-то? Тот — Слуцкий принес, а еще — откуда? — я удивился. Батя если изредка и выпивает рюмку-другую с устатку за ужином, то — водки.

— Да я откуда знаю?! Знаю, что есть и все! Ну! Кому чаю еще налить?

И я и Светка — согласились. Только мне показалось, что Катюшка коньяка чуток больше плеснула. На вкус вроде — побольше концентрация в чае получилась. В голове даже чуть зашумело…

Катрин продолжала удовлетворять свое любопытство:

— А вот… вчера ты сказал, что ну… вот так руками можно… а еще — губами и языком. Это… как это? Прямо вот «там»! — губами и языком? А разве — не противно это? Это же… ф-ф-фу-у-у-у…

— Катюшка! Вот ты сейчас себя ведешь так, как будто — это ты ребенок! Вот сама представь — ты очень любишь человека… Да даже и не любишь. Просто — он тебе очень нравится, очень! И что — такому человеку сделать приятное… тебя это остановит? Ну — не знаю… Меня вот — нет! Наоборот, когда человек нравится и такими ласками доводишь его… до оргазма. Так это же — и у самого… у тебя, то есть… ну — эйфория! Ты же видишь, как ему хорошо! Это же — кайф!

Катька задумалась, а Светка сидела, широко открыв глаза от услышанного и была… так говорят: от щек — хоть прикуривай!

— Когда мужчина и женщина — нравятся друг другу… они же оба могут так ласкать партнера. И он, и она.

Вот только что казалось, что Светки открывать глаза шире — уже некуда. Ан нет! Есть куда, ага! А вот Катька как-то… уже довольно спокойно отнеслась к услышанному, задумчиво.

— Вот не поверю, чтобы вы ничего про такое — не слышали. Все равно же, кто-то из подруг, пусть старших, или знакомых — что-то такое говорил, рассказывал, хоть мельком.

Светка встрепенулась, хотела что-то сказать, но Катька жестом остановила ее.