Соня начала протирать пыль в комнате. Это был её обычный утренний ритуал. Часы показывали 6:30. Пора собирать образ в школу. Девочка пошла в свою гардеробную. Здесь множество полок, полностью забитых одеждой, обувью и сумками, а на полу постелен пушистый розовый коврик. Около маленького окна стоит зеркало в полный рост. Соня много времени проводила в гардеробной. Для неё особое значение имели сочетание цветов в одежде, стиль и, конечно же, мода. Несомненно, вчера вечером она уже подготовила несколько образов, и сейчас ей предстояло выбрать один из них. Глаз упал на классический костюм шанель. Из аксессуаров на Соне сегодня жемчужное ожерелье её мамы и кольцо, подаренное Дашей.

Выйдя из гардероба, Соня захватила рюкзак из своей комнаты и побежала вниз по лестнице. На первом этаже, в выставочном зале, мама с папой распаковывали картины. Судя по их выражениям лиц, занятие это было энергозатратным.

– Я пошла!

– Удачного дня в школе! – пожелал папа.

– Возвращайся с историями, – подмигнула мама.

“Истории…” – ударило в голову. – “Я не сделала литру…”

Родители закрыли за Соней дверь. Она вышла в сад. Запах последней скошенной травы наполнял воздух.

Соне пришло уведомление.

– Катя что-то мне написала…

«Я вас ненавижу, твари!»

– Мне тоже самое… – подтвердила Даша.

– Блин… Людмила Романовна звонит.

– Ну всё, нам крышка! – Даша начала напевать песню из «Финеса и Ферба».

Соня взяла трубку. Мимо девочек проходили одноклассники.

Страх.

– Нам нужно идти к Людмилке, – сказала Соня.

Людмила Романовна ждала их в своём кабинете. Вместе с ней были Катя и её родители. Лица их были максимально угрюмые.

– Итак. Давайте разберёмся с этим делом. Насчёт оценки не переживайте, у Кати пять, она единственная из класса, кто сдал норматив.

Соня и Даша улыбнулись. Катя гневно на них посмотрела.

“Всё же было хорошо.” – подумала Даша.

– Касаемо поведения учителя: родители, если вы хотите, то можете написать на него заявление…

– Нет. Всё, что делает учитель верно, и мы не в праве ему перечить! – отрезала мама Кати.

Даша и Соня с недоразумением посмотрели на женщину. Соня начала набирать воздух, чтобы возмутиться, но Людмила Романовна неодобрительно покачала головой. Катя сглотнула и опустила голову.

– Соня и Даша, – Людмила Романовна показала рукой на девочек, – они помогли вашей дочери. Если бы не они, то учитель продолжил бы вредить детям.

Девочки удивились. Родители Кати пренебрежительно взглянули на них.

– Дети не должны лезть не в свои дела. Из-за них Катя пропустила тренировку, и нам пришлось отпрашиваться с работы, чтобы прийти сюда. Вам следует разбираться не с нами, а с этими девочками! Слишком много о себе возомнили, – сказала мама спортсменки, тем же холодным тоном.

Родители вышли из кабинета, не попрощавшись. Стояла тишина.

– Ну вот, такие люди есть. И ничего с ними не поделаешь. Но вы всё равно молодцы! Нам ещё предстоит найти ту девочку, – Людмила Романовна была удивительно спокойна.

– Кого найти? – Соня заинтересовалась.

Учительница поняла, что проговорилась, – Да так, скоро всё узнаете. Идите.

Соня и Даша вышли из каморки. Прямо перед ними стояла Катя.

– Зачем вы всё это начали? Вы опозорили меня перед родителями!

– Прости, мы хотели, как лучше… – начала Даша.

– Тебя разве устроил бы пропуск? Что тебя обзывали? – перебила Соня.

– Лучше пропуск, чем всё это!

Катя смотрела на обеих холодным, тяжёлым взглядом. Она вздохнула.

– Ладно. Извините, что накричала. Вы всё правильно сделали, на самом деле. Простите ещё раз, – гимнастка повернулась к окну, провожая взглядом уходящих родителей. Они не оглядывались.

В кабинете напротив библиотеки уже сидели все одноклассники. Прозвенел звонок, учительница ещё не пришла. Минуло десять минут. Стоял балаган. В класс зашли Людмила Романовна и Ольга Алексеевна. Это должен был быть урок музыки, но, видимо, сейчас будет урок морали.

Всё в кабинете звучало минором: расстроенное фортепиано, пыльные детские поделки в шкафчиках, перегоревшие лампочки на потолке и самое главное – учительница, которая полностью сливалась с интерьером.

– Сидите, ребята. Вопрос к девочкам, но мальчики тоже слушают! На втором этаже в учительском туалете на стене написана пугающая вещь. Пожалуйста, если вы знаете, кто это мог быть, то подойдите ко мне на перемене.

Класс зашептался, мальчишки глупо хихикали. Людмила Романовна вышла из кабинета, ещё раз извинившись.

– Вот вы сначала думайте, что пишите хотя бы. Портите стены в школе! Это же вообще вандализм! – проговорила Ольга Алексеевна, покачивая головой и улыбаясь.

Эта уставшая и несчастная женщина проработала в школе сорок лет. Её рыбьи глаза глубоко впали в серые мешки.

– Разве можно такое писать, я видела, что там. Кошмар! О своих проблемах надо дома говорить, в туалете вам никто не поможет! Сейчас вот Людмиле Романовне делать нечего, как с этим разбираться?

Класс молча сидел и, пытаясь скрыть негодование, слушал учительницу.

– Вот вы сейчас такие пошли, – улыбнулась она. – Все у вас виноваты, всё плохо, и никто вас не понимает. Сами себе проблемы придумываете, не замечали? Ну подумаешь, что-то случилось, а воробьи? Кормушки висят, а в них пусто! Лучше бы помогли братьям нашим меньшим, вот это другое дело. Знаете, как настроение поднимает! А вы вот сидите в своих телефонах целыми днями и на улицу даже не выходите, это же ужас! Вы ведь не понимаете, что американцы вас зомбируют! У меня внуку пять лет, а он уже без гагджетев вот этих не может и минуты усидеть, сразу к маме идёт. А дальше что?

Соня незаметно достала телефон и включила диктофон.

– Ладно уж. Я вчера весь вечер презентацию делала, сама между прочим! Чуть с ума не сошла, эти компьютеры, фиг разберёшься. Сегодня мы с вами поговорим о Фредерике Шопене и таком направлении, как траурный марш, – печально вздохнула Ольга Алексеевна.

Почти весь класс её не слушал, все занимались своими делами.

– У меня был замечательный друг пианист. Он всегда был таким добрым и веселым, – она слабо и задумчиво улыбнулась. Её голос слегка дрожал, она чуть опустила плечи, – Буквально неделю назад я ходила к нему в гости, мы давно не виделись. Решил сыграть мне свою новую композицию. Он сказал, что это похоронный марш собственного сочинения. А я его спрашиваю: "Ты чего как рано пишешь то такое?" Он усмехнулся. Через два дня я узнаю, что мой друг… умер. Он повесился в своей комнате, – Ольга Алексеевна протерла слезу.

В классе повисла тишина.

– Вот так… Так бывает, когда музыкант пишет траурный марш прямо перед собственной смертью.

Напряжённая пауза длилась около минуты и прервалась звуком мобильной игры. Класс засмеялся.

– Вот у вас ни грамма сожаления нет! Бессовестные, бессердечные! – Ольга Алексеевна стукнула по столу.

– О своих проблемах надо дома говорить, – сказала Даша, как бы самой себе, но не совсем.

Повисла вторая гробовая тишина. Те, кто играл, убрал телефоны, те, кто рисовал, отложили карандаши. Это затишье перед бурей, перед взрывом.

Ольга Алексеевна пристально смотрела Даше в глаза, та слегка улыбалась.

– Вы посмотрите на неё, бессовестная! Да как ты смеешь переговариваться с учителем!? Я сорок лет здесь работаю, вы самый ужасный класс! А ну встала! Стой теперь до конца урока.

– Я лишь процитировала вашу фразу в начале урока.

– Прекрати спорить! Нет, это наглёж!

– Значит о своих проблемах нужно говорить не только дома? Я просто не до конца поняла…

– Вышла вон из класса, сейчас же! Бесстыдница!

Даша захватила рюкзак и вышла из кабинета. Она посмотрела на Соню, та хотела что-то сказать, но не успела.

За окном шёл дождь, видимо, не прекращался со вчерашнего дня. Пол-урока быстро пролетели за уютным чтением «Убить сталкера» на мягкой лавочке у гардероба. Даша направилась к лестнице, где её уже ожидала Соня.