– Слышь, капитан, – сказал вдруг Заварзин чуть изменившимся тоном. – Ты, я гляжу, тёртый в таких делах вояка. Хоть мне объясни – что происходит?

Виталий навострил уши.

– Ты, вроде, уже бывал и на целых базах, и на пустых. Так ведь?

– Бывал, – кивнул Терентьев. – Но есть нюанс. Начальству я об этом не докладывал, уж извини. Дело в том, что обе базы, до сих пор известные как целые, реально таковыми на момент обнаружения не являлись. Они были вскрыты и мертвы, точно так же, как и все остальные, пустые. Просто с них было вынесено не всё оборудование. Или они были не до конца разграблены, если кому-то больше нравится такая формулировка. Внутри нашли много нового – я имею в виду, нового для нас, людей, – и кое-что из этого даже удалось пустить в дело, но в целом эти базы честнее было бы тоже назвать мёртвыми.

– А тут… получается… – медленно и с выражением произнёс Заварзин.

– Не спеши с выводами, – одёрнул его Терентьев. – Вредно спешить. Да, похоже на то, что эта база защищается. Но что мы пока знаем наверняка, а, коллега? Что гробанулись твои ребятишки? Так, может, их мамонт какой затоптал. Ждём записи с периметра. И ещё: с пролёта территорию уже снимали?

– Не выяснял, – Заварзин пожал плечами.

– Так выясни! Ты ж местный, лучше знаешь, кого теребить. Давай!

Майор снова пересел за связной терминал.

Терентьев в упор поглядел на Виталия.

– Ну, что, стажёр? Приплыли, как говорится?

– В смысле? – насторожился Виталий, не понимая о чём речь – о базе или же мастер намекает на встречу с Зоей.

– В смысле, что вот она, военная служба. Если гробанутся и следующие пэ-эрки, туда полезем мы. Больше некому.

У Виталия нехорошо похолодело между лопатками, хотя, честно говоря, сознание отказывалось воспринимать происходящее как угрозу жизни.

Военные без противника утрачивают чувство войны. И гибель на посту представляется скорее несчастным случаем, нежели боевой обыденностью. Оно и хорошо – в мирное время. Однако даже в мирное время иногда приходится вести боевые действия. А в процессе боевых действий почти всегда гибнут люди.

Умом Виталий всё это прекрасно понимал. Но вот прочувствовать как следует пока не мог. Вполне возможно, оттого, что пока не видел чего-либо зримо, осязаемо страшного. Ну, пропали поисковые роботы, бывает. Этого, что ли, бояться?

Вместе с тем неуловимо изменившийся голос Терентьева подсказывал: мастер не шутит. Виталий худо-бедно привык к терентьевской манере изъясняться, а у человека акценты и интонации меняются на подсознательном уровне, хоть ты сто лет тренируйся не выдавать эмоций и истинных мыслей. Умелый психолог считает по выражению лица и жестам больше, чем по словам. Виталий вряд ли мог назвать себя умелым психологом, но кое-что улавливал инстинктивно, на каких-то древних первобытных рефлексах, доставшихся нам от ещё не познавших речь пращуров.

Заварзин всё ещё разговаривал, когда в аппаратную вальяжно прибыл (другого слова и не подберёшь) референт Джексон. Поскольку хозяин был занят, им занялся Терентьев.

– О, ты вовремя, майор, – заговорил он, оживившись. – Знач так, вот чего нужно: именем короля, то бишь вице-адмирала, заказать в полку комплексы поисковых роботов. На складах, вроде, есть, я наводил справки. Начхоз будет зажимать, естественно, так надо ему показать кузькину мать и кто во флоте хозяин.

– Сколько комплектов? – деловито справился референт из-за планшета.

– Все, сколько есть. Надеюсь, хотя бы пяток у них наберётся.

– Все дадут вряд ли, – с сомнением протянул референт. – Должен же резерв какой-то остаться…

– Какой резерв, у нас тут чэ-пэ! – Терентьев сделал страшные глаза. – Нет роботов – люди будут гибнуть. Кому оно надо?

– Ладно, попробую, – майор поморщился. – Что ещё?

– Ты не знаешь, когда струнник придёт?

– С Флабриса или внеплановый с Земли?

– С Земли.

– Пока нет информации, но старт ожидается в ближайшие пятьдесят часов. Там сейчас спешно созывают всех имеющихся в наличии спецов по ксенотехнике.

– Все спецы сейчас на Флабрисе, – проворчал Терентьев. – Ну, может, на Дварции кто-то застрял. Кого там собирать?

Референт терпеливо пожал плечами, не отрываясь от планшета. Потом уставился в экран – должно быть, кто-то ответил на его вызов.

– Василь Семёныч! Джексон. Интенданты затребовали всех поисковых роботов со складов полка. Да, всех подчистую. Внеочередным рейсом, как же ещё? Увезёт, вряд ли их много. Зампотех и начхоз будут протестовать, учтите… В смысле – не захотят отдавать всё, захотят оставить резерв. Есть от имени комполка Бойко… Так точно, выполняю.

Потом Джексон вызвал склады, зампотеха (безуспешно), помпотеха, снова склады и диспетчерскую.

– Роботов грузят, – сообщил он минут через десять. – Доставят часа через два, не раньше.

– То есть, после обеда, – уточнил Терентьев, глядя на часы. – Спасибо, майор! Заварзин, что у тебя?

– Как раз принял, – роботехник стащил с головы наушники. – Уже отредактированный вариант, шум обрезан, только самое интересное. Смотрим?

– Запускай, – кивнул Терентьев, подсаживаясь к оперативному экрану. – Тут будет?

– Ага, – подтвердил Заварзин и вывел изображение.

На экране возникла всё та же уже набившая оскомину тундростепь. Интересующий участок был обозначен метками на экране; только сейчас Виталий осознал, что участок этот, во-первых, выглядит как плоская возвышенность, примерно на метр приподнятая над остальной местностью, а во-вторых – на этой возвышенности (да и поблизости от неё тоже) совершенно нет никакой живности, по крайней мере – крупной. Вдалеке, в полукилометре – пасутся какие-то местные бизоны, жирафы длинношеие-полосатые бродят, но в сторонке всё, в сторонке. Вряд ли это совпадение.

– Так, вон матка летит, – Заварзин указал в уголок экрана, где стала заметна медленно смещающаяся к центру точка. – А вон и ребятишки пылят.

Ребятишки, то есть некомплектная ватага «Енотов», действительно поднимали облачка пыли, но это были не частички почвы, а споры или пыльца растений – как только «Еноты» выскочили из травы на голое место, пылить они сразу же перестали.

Метрах в ста от возвышенности эффекторы вытянулись в шеренгу и пошли полукольцом, охватывая местность эдаким ковшиком. Матка зависла метрах в пятнадцати над поверхностью.

Какое-то время ничего не происходило, затем подоспела вторая матка и сразу за ней – шесть эффекторов ПР-ок. Они взяли к западу, чтобы подойти к границе базы с другого азимута. Но не успели.

В центре приподнятости возникло неясное марево, как в жару над нагретыми скалами или чем-нибудь железным. Поколебалось, будто живое, а потом обе матки по очереди исчезли в короткой вспышке. Сначала «Енот», потом ПР-ка. Не взорвались, а именно исчезли, словно превратились в излучение, в свет. Почти тотчас же по одному, но очень быстро, с крошечными промежутками «вспыхнули» все пять «Енотов»-эффекторов, начиная с правого. Эффекторы ПР-ки, не успевшие подойти близко, замешкались – потеряли матку. Секунд двадцать они бестолково топтались на месте, а потом тоже «вспыхнули», и тоже начиная с правого. Марево ещё некоторое время колыхалось в центре приподнятого над тундростепью блина, словно ось гигантского лежащего на боку колеса, а потом исчезло без следа.

– Не, ну ёлки-палки! – возмущённо произнёс Заварзин, не сводя взгляда с экрана. – Если это не активная оборона – то я папа Римский.

– Сто процентов, – кивнул Терентьев авторитетно. – Это оборона. Заметил, зверушек на этом пятачке тоже нет?

– Думаешь, и их жжёт?

– Думаю, да.

– А где тогда останки? Кости? – не очень уверенно спросил Заварзин.

– Так жжёт же, – пожал плечами Терентьев. – На ноль множит. Без остатка.

– Тьфу ты, пропасть, – Заварзин коротко выругался. – И действительно. Я бы вообще сказал, что это аннигиляция, если бы не одно «но».

– Которое из?

– Матки и эффекторы у нас, конечно, миниатюрные, – протянул майор задумчиво. – Но аннигиляция вещества, равного по массе одной матке или одному эффектору, снесла бы к хренам весь наш полковой лагерь, с такого-то расстояния. Тем более что матки сгорели на высоте. Сколько там было, метров пятнадцать-двадцать? Надземный взрыв, сам прикинь.