Я пристально вгляделся в этот металлический коричневый забор. Он буквально сотрясался от лая. Опустив взгляд ниже, я заметил глубокий подкоп. Но слишком поздно. Лай затих, а в лаз под забором протиснулся длинный черный собачий нос. Стеша, не подозревая, что стала охотничьей целью для свирепого добермана, продолжала мирно умывать уши.

Мгновенно я бросился наперерез выскочившей из лаза, как черт из табакерки, собаке. Кошка брызнула из-под кроссовок, бабушка за спиной закричала. Схватив собаку за ошейник, я резко рванул на себя, и истошный лай прекратился – зверь подавился им.

Придерживая ошейник, тянул на себя, чтобы пес не мог до меня добраться.

– Тише-тише! – Это относилось как к незваной гостье, так и к бабушке, которая причитала на крыльце.

– Отведи эту бестию вон! – приказала бабушка, тыча пальцем на соседский участок. Но я и сам уже направился вместе с собакой к калитке.

Все также жестко удерживая рвущуюся на свободу псину, я вышел на улицу и двинулся к соседским воротам. Вдавил кнопку звонка раз, другой, но никто не открыл. Тогда я со всей силы забарабанил свободной рукой по металлу, и через несколько мгновений ворота начали откатываться в сторону. В просвете показалась девушка. Я быстро окинул ее взглядом с головы до ног, и не понял, зачем Мика околачивался возле их участка. Ничего примечательного в ней не оказалось. Рыжая копна волос, веснушки по всему лицу, тощие коленки, короткие шорты и оранжево-апельсиновые кеды.

– Гера! – воскликнула девушка. – Как же тебе не стыдно! Бессовестная тварь!

И она со злостью топнула ногой. А ведь я видел эту девчонку впервые в жизни! Чем я ей насолил?!

От изумления я выпустил ошейник, и пес со всей мочи вцепился мне в лодыжку. От боли потемнело в глазах.

– Сука… – только и смог выдавить я.

– Мама! – закричала девушка.

Послышался треск – пес остервенело рвал зубами штанину моих спортивок. Девчонка схватилась за ошейник, оттаскивая собаку, а к нам подбежала женщина.

– Гера! Чудовище!

И эта туда же! Что я им плохого сделал?!

Собака уже не висела у меня на лодыжке, вцепившись мертвой хваткой, она трепала штанину, но боль усиливалась. В конце-концов девчонке удалось оттащить свою бешеную псину. Но та, сжимая в пасти кусок ткани от штанов, продолжала угрожающе рычать.

– Света! – закричала через плечо женщина. – Убери ее! Убери! Гера – чертова тварь!

От изумления, отчего же соседи меня так возненавидели, я попятился. И невольно застонал. Рана пульсировала, и наступать на ногу было ужасно больно.

– Простите! – опасливо озираясь, быстро проговорила женщина. – Скорее в дом!

Она схватила меня за плечо и повлекла в коттедж. Я еле доковылял до крыльца и с помощью хозяйки ввалился внутрь. Девчонка осталась снаружи укрощать свою бешеную псину.

В обнимку мы миновали просторный холл и добрались в гостиную.

– Простите, молодой человек! Прилягте вот тут, – тяжело дыша, хозяйка помогла дойти до дивана. Я повалился на мягкие подушки и смог, наконец, рассмотреть и ее.

У женщины были рыжие вьющиеся волосы до плеч, карие глаза и лицо престарелой фотомодели. Типа Джей Ло или Джулии Робертс.

– Не знаю, что на нее нашло, – оправдываясь хозяйка развела руками, а потом нервно дернула веревку зеленого худи, и капюшон за ее спиной съежился.

– Не знаю, что я вам плохого сделал, – проворчал я, подсовывая под спину подушку и устраиваясь удобнее.

– Я сейчас принесу бинты, вату, антисептик, что там еще надо?

– Ножовку, – мрачно добавил я. – Для ампутации. Справитесь?

Она посмотрела испуганно, как на сумасшедшего.

– Я принесу аспирин, – пролепетала и, пятясь, вышла из комнаты.

Пользуясь тем, что остался один, я огляделся. Раньше никогда тут не бывал: Аленка и бабушка не очень ладили, может быть с мамой у них бы и получилось приятно общаться, но мама на дачу приезжала крайне редко.

Обстановка в доме оказалась под стать фасаду: кожаные кресла, большой плоский телек на стене, камин.

Пока я сворачивал шею, оглядывая все вокруг, в комнату вошла девчонка. Та самая, которая встретила меня у ворот.

– Гера…

– Что?! – я обернулся так резко, что потревожил покусанную ногу, и боль снова дала о себе знать.

Непроизвольно я поморщился. Большие голубые глаза у девушки сделались испуганными.

– Да все норм, – успокоил я и расправил плечи.

У нее, как и у матери, были вьющиеся волосы, не морковно-рыжие, а как скорлупа лесного ореха, но довольно яркие. И очень светлая, молочная до прозрачности, кожа. Теперь понятно, почему бабушка велела ей прятаться от солнца – такая только на улицу высунется, мгновенно покраснеет, как помидор.

– Я говорю, что Гера, собака наша, совсем обезумела за городом. Не привыкла, чтобы кошки близко, и вообще.

Девчонка остановилась передо мной, застенчиво глядя сверху вниз и нервно переплетая тонкие пальцы. На ней были короткие джинсовые шорты, и я бесстыдно уставился на ее коленки.

– Вот так совпадение!

Я поднял голову. Щеки у девчонки пылали. Вовсе не думал ее смущать, но это оказалось забавным. Поэтому я бесстыдно заценил ее хрупкую фигуру, совсем небольшую грудь под светлой просторной футболкой и протянул руку.

– Меня тоже зовут Гера. Герман.

– Светлана.

Она вложила в мою ладонь тонкие прохладные пальцы. Я осторожно перехватил их и полностью пожал ее ладошку. Девчонка едва слышно хихикнула и залилась краской до самого ободка, который придерживал волосы надо лбом.

Тут в комнату вошла ее мать с большой черной коробкой в руках.

– Еще раз: простите нас, пожалуйста! – Она поставила коробку на стол. – Я сейчас перевяжу рану и вызову скорую.

– Ваша собака бешеная? – я отпустил девичью руку.

– Нет, что вы! У нее все прививки сделаны. Могу сертификат показать и паспорт.

– Не надо паспорт. Я на ней жениться не планирую.

Светлана снова тихонько хихикнула. Мать бросила на нее строгий взгляд, но девчонка не смотрела на нее. Она смотрела на меня. И улыбалась. Я криво улыбнулся в ответ.

– Все, я звоню в скорую. – Хозяйка схватила со стола мобильник .

– Говорю же, не надо! Если собака здорова, то все норм.

Я закатал разодранную штанину и осмотрел рану. Ничего ужасного. Больно, но не смертельно.

– Позвольте мне!

Хозяйка тоже склонилась над моей ногой и без предупреждения плеснула на рану перекисью. Едва запекшаяся кровь запузырилась и зашипела. И я тоже зашипел. Но поскольку Светлана стояла совсем близко, шипеть пришлось почти беззвучно. Пускай девчонка и не в моем вкусе, мне совсем не хотелось выглядеть перед ней размазней.

И все время, пока ее мать бинтовала мне ногу, я мужественно улыбался и время от времени ловил восхищенные взгляды девчонки.

– Ну вот и все, – женщина закрепила конец бинта. – Можем ли мы еще чем-нибудь помочь?

И прежде, чем я успел открыть рот, Светлана выпалила:

– Мама, мы можем Геру пригласить на чай!

Мать нахмурила брови:

– Собаку?

– Герман. Меня зовут Гера, – пояснил я и протянул руку.

– Ирина Сергеевна, – она недоуменно пожала в ответ и вздохнула. – Что ж, Герман, проходи.

Я проковылял следом за Светланой и Ириной Сергеевной по короткому, отделанному деревом, коридору и оказался на кухне. Тут тоже все сверкало благополучием: посуда из единого сервиза, а не коллекция из уцелевших чашек и блюдец, которые жаль выбросить, и поэтому их привозят на дачу. Кухонные полотенца с цветами в тон скатерти. Высокие деревянные стулья и натюрморт на стене.

– Света, поставь чайник, – приказала мать и заглянула в свой телефон. На лице ее отразилась тревога.

Взгромоздившись на стул, я смотрел, как Светлана набирает в высокий стеклянный чайник воду из-под крана. Она поставила его возле плиты и щелкнула тумблер. Чайник зашумел. Девчонка достала из навесного шкафчика и выложила на стол пачку печенья и упаковку бело-розового зефира. Светлана явно старалась угодить мне. Понравился? Или она чувствует вину и неловкость за то, что ее собака напала на меня?