— Может быть, и нет. Если это и было целью Кенрика, то он потерпел полную неудачу. Мы не разговаривали в течение нескольких месяцев после этого разговора.

— Почему он голосовал против тебя? — спросил Декс.

— Он никогда мне не говорил.

Но, по-видимому, так оно и было.

Проекция Кенрика сделала шаг назад и сказала:

— Я знаю, о чем ты думаешь, Оралье… и нет, не потому, что я слушаю. Тебя гораздо легче прочесть, чем ты думаешь… и ты ошибаешься. Я голосовал против тебя, потому что не думал, что мы должны избирать кого-то, кто торопился с заданиями, чтобы ты была доступна для задач, которые требовали бы больше внимания.

Проекция Оралье выглядела готовой дать ему пощечину.

— Я никогда не выполняла задание в спешке!

— О, правда? Значит, ты не объявила леди Файину мертвой в течение двух дней после ее исчезновения — не обнаружив тела — а затем оказалась удобно свободной, чтобы поработать один на один с Членом Совета Эмери над чем-то другим?

— Вау, — прошептала настоящая Оралье, — я понятия не имела, что когда-то он был обо мне такого низкого мнения.

Ее проекция выглядела такой же оскорбленной.

— Я не обязана тебе объяснять ни одно из своих решений. Но если бы ты видел, насколько опустошена была ее семья — и как сильно они нуждались в примирении, — возможно, ты бы понял, почему я чувствовала необходимость срочности. Особенно, если бы ты также посмотрел на множество доказательств, которые я нашла, указывающих на то, что она упала со скалы. Мое быстрое решение позволило ее мужу организовать посадку в Уондерлинг Вудс, чтобы все могли начать скорбеть и исцеляться.

Кенрик скрестил руки на груди и отвернулся.

— Отлично. Полагаю, что в этом случае твои действия могли быть оправданы.

— Они были во всех моих случаях, — поправила проекция Оралье. — Вот почему все остальные стремились проголосовать в мою пользу, в то время как ты трижды голосовал против меня.

— Почему это тебя так сильно беспокоит? В конце концов, я отдал тебе свой голос… у тебя диадема на голове, доказывающая это.

Проекция Оралье протянула руку, чтобы провести пальцами по розовым турмалинам.

— Это беспокоит меня, потому что ты все еще делаешь все, что в твоих силах, чтобы помешать мне выполнять мою работу! Я здесь уже год, и мне до сих пор не давали никаких серьезных заданий. Каждый раз, когда всплывает мое имя, ты убеждаешь других, что это было бы слишком травмирующе для эмпата.

— Потому что это может быть! — возразил Кенрик. — Ты понятия не имеешь, какие ужасные вещи всплывают во время подобных расследований… и ты будешь затронута больше, чем кто-либо другой.

— Это не значит, что я не могу с этим справиться.

— Это также не значит, что мы должны рисковать. Особенно, когда у нас есть еще одиннадцать Членов Совета, которые более чем способны.

— Я способная. И я устала от того, что со мной обращаются как со слабой!

— Я не думаю, что ты слабая, Оралье. На самом деле, я совершенно уверен, что ты сильнее всех нас. Но твои способности всегда будут делать тебя более уязвимым к определенным вещам.

— Как? — требовательно спросила она.

Кенрик вздохнул и откинулся на спинку кресла.

— Единственный способ, которым я могу привести пример, — это если ты позволишь мне стереть твое воспоминание об этом разговоре позже.

— Как удобно. И дай угадаю… тебе также нужно будет стереть все, что Кларетт рассказала мне о тебе.

— Я бы с удовольствием, но у меня нет проблем с тем, что ты знаешь об этом. На самом деле, даю тебе слово, что я приду к тебе и признаюсь. Прочти, если думаешь, что я лгу. — Он протянул руку. — И просто подумай: если ты согласишься на эту сделку, то получишь свой ответ и сможешь кричать на меня снова и снова. Я даже удостоверюсь, что у тебя в руках напиток, на случай, если ты захочешь выплеснуть его мне в лицо!

— Он мог быть совершенно очаровательным, когда хотел, — тихо сказала настоящая Оралье, наблюдая, как она сама неохотно соглашается. — И… я думаю, это объясняет, почему он убрал это воспоминание.

— Я просто надеюсь, что пример, который он тебе приведет, касается Элизиана, — пробормотала Софи, когда проекция Кенрика встала, чтобы начать расхаживать.

Он четыре раза пересек комнату, прежде чем провел рукой по лицу и сказал:

— Во время моего последнего расследования я узнал, что мы заключали в тюрьму кого-то более чем на тысячу лет… кого-то, чьи преступления были настолько ужасны, что они были полностью вычеркнуты из любых записей. Мы нашли доказательства заговора с целью освободить ее, и это была моя работа — убедиться, что этого никогда не произойдет.

— Он говорит о Веспере? — спросила Софи.

Между бровями Оралье образовалась складка.

— Должно быть.

Ее проекция выглядела такой же растерянной.

— Есть ли что-то еще в этом маленьком примере? Потому что я не вижу проблемы.

— Это потому, что ты не рассматриваешь, что произойдет, если я потерплю неудачу. Я не смог найти никаких подробностей о заговоре… кто может стоять за этим, когда нанесут удар, что они и планируют. Ничего. Лучшее, что я мог сделать, это усилить охрану. И если этого окажется недостаточно, я должен буду знать, что монстр вернулся в этот мир из-за меня.

— Нет, ты этого не сделаешь. Это окажется в твоем тайнике.

— Не сразу. Им придется сказать мне, почему моя память стирается. И если мне удастся не сломаться от чувства вины прямо здесь и сейчас, этот ужас все равно останется со мной навсегда. Эмоции нельзя стереть. Их можно только похоронить или направить по ложному пути… что гораздо труднее сделать с эмпатом. И я знаю, ты, вероятно, стоишь там и думаешь, что это не будет иметь значения, потому что ты слишком блестящая и одаренная, чтобы когда-либо в чем-либо потерпеть неудачу. Но выслушай это от кого-то, кто проработал на этой работе намного дольше тебя. Ты сделаешь все, что в твоих силах. Но потерпишь неудачу. И пока ты по-настоящему не примешь это, тебе не следует и близко подходить к серьезному заданию.

— Означает ли это, что Кенрик пытался помешать Невидимкам освободить Весперу из Люменарии? — спросил Декс, когда обе фигуры в воспоминании замолчали.

— Похоже на то, — пробормотала Софи.

И он потерпел неудачу.

Что вызвало у нее странное облегчение от того, что Кенрик ушел.

По крайней мере, ему никогда не нужно было знать.

На самом деле, часть ее хотела, чтобы она не видела этого воспоминания.

Теперь она не могла не думать о том, насколько все было бы по-другому, если бы Кенрик выполнил свою работу.

Близнец мистера Форкла все еще был бы жив.

Как и стражи Люменарии.

Ее человеческих родителей никогда бы не схватили и не пытали.

Руки Бианы не были бы покрыты шрамами.

Улей троллей в Эверглене никогда бы…

— Осторожнее, — сказала ей Оралье, мягко положив руку на плечо Софи. — Ты идешь по опасной эмоциональной дороге.

Так и было.

Но она ничего не могла с этим поделать.

Точно так же, как она не могла удержаться от того, чтобы задать вопрос, который заставил ее почувствовать, что внезапно не стало воздуха.

Что, если она потерпит неудачу?

Она была Мунларком.

Все рассчитывали на нее.

Что, если она когда-нибудь подведет их?

Или еще хуже: что, если она уже это сделала?

Глава 15

— Думаю, мы наконец-то чего-то добились, — сказала Оралье после того, как нажала на следующий кристалл — на этот раз оранжевый — и ожила новая голограмма.

Воспоминание было намного темнее, чем другие, освещенное только мягким лунным светом, высвечивающим силуэты трех темных фигур, собравшихся в том, что казалось заросшим садом. Кенрик и Оралье были одеты в длинные серебристые плащи, которые мерцали при движении, придавая им почти призрачный вид, когда они приблизились к до боли знакомому светловолосому эльфу с заостренными ушами, который присел рядом с каким-то поникшим, корявым растением.