— Я не осуждаю тебя! — запротестовала я. — Я осуждаю…

Я осуждала то, чего она для себя хотела.

Она перевела взгляд куда-то вдаль.

— Это была огромная ошибка.

— Меган. — Я сама еле сдерживала слезы. — Ты моя лучшая подруга. Просто скажи, что мне делать. Скажи, что ты хочешь.

— Я хочу быть нормальной, — выдавила Меган. — Если хочешь понять меня, возвращайся в зал. Но если не можешь — если будешь продолжать вести себя так же, — уходи.

Не обдумывая свои слова, я выпалила:

— Прости меня. Я попытаюсь. Я правда попытаюсь.

В конце концов, разве мы не стремились к одному и тому же? Разве я не хотела забыть о призраках и снова стать нормальной? Проблема была в том, что я не считала нормальным… все это.

Я приказала предательскому внутреннему голосу замолчать. Я стояла и смотрела на Меган, ожидая хоть какой-нибудь реакции.

Наконец на ее губах появилась еле заметная грустная улыбка.

— Тогда хорошо.

Я последовала за ней в зал, чувствуя себя заложницей. Пока мы шли, брат Бен не сводил с нас любопытного взгляда, а когда очередной выступавший сел на свое место, он посмотрел прямо на меня. Iggjg Кто еще хочет что-то сказать?

Меган сидела, сложив руки на коленях, и выжидательно смотрела на трибуну.

Я встала.

Подойдя к трибуне, я с удивлением обнаружила, что мое сердце стучит так громко, будто кто-то бьет в барабан.

— Меня зовут Алексис. — У меня дрожал голос. — У меня есть… проблемы.

Зал молчал. Все жадно слушали.

Я сглотнула комок.

— Моя проблема в том, что… хоть я и хочу жить нормальной жизнью, я не могу… отделаться от определенных вещей. Я не ищу их. Эти вещи… они сами приходят ко мне.

Он впился в меня своими по-детски голубыми глазками.

— Алексис, я чувствую, что ты недостаточно тверда в своем решении.

Я хотела возразить, но увидела выражение лица Меган и остановилась.

— Только ты несешь ответственность за то, что делаешь, и за силы, которые впускаешь в свою жизнь. Слышала когда-нибудь поговорку: что посеешь, то пожнешь?

Я тупо кивнула.

— У меня такое ощущение, что ты сеешь много сорняков.

Я уставилась на деревянную поверхность трибуны. Кто-то скотчем приклеил к ней листок, на котором было написано: «НЕ ОПИРАЙСЯ НА МЕНЯ, А ТО Я УПАДУ!»

— Так что не говори: «Беды сами стучатся ко мне, я в этом не виновата». Вместо этого спроси себя: «Отчего в моей жизни прорастает столько сорняков? Что я делаю не так? Как я могу исправить себя и стать сильнее?» — Он сделал ко мне шаг, и пришлось сделать над собой усилие, чтобы не отшатнуться. — Ну как, у тебя есть мысли на этот счет?

Понадобилось пару мгновений, чтобы понять, что он правда хочет услышать от меня какие-то предположения. И я бы с удовольствием скормила ему какую-нибудь ерунду, но мне ничего не шло в голову.

— Неа, — проговорила я, чувствуя, что краснею. — Вообще нет идей.

— Возможно, тебе стоит начать с того, — ласково проговорил Бен, — чтобы признаться: тебе не хватает внутренней силы.

От удивления я подняла на него взгляд.

— Алексис, ты слабый человек, — сказал он. — Все мы такие. И ты должна смириться со своей слабостью. Иначе ты никогда не сможешь освободиться.

Ну, в чем-то он был прав. Все мои беды начались с того, что я проявила жуткую бесхарактерность. Если бы я так сильно не боялась ослепнуть, я бы не стала еще раз приносить клятву Аральту. Возможно, если бы я сосредоточилась, я нашла бы другой способ остановить Лидию. А так я только и думала что о себе и своем благополучии.

— Скажи это вслух, — мягко говорил Бен. — Признайся в этом.

Прими свою слабость. Внезапно я и правда почувствовала себя слабой. Беспомощной. Разве вся моя жизнь не была доказательством того, что со мной что-то не так?

— Я… — буквы на приклеенном листочке расплывались, и я вдруг поняла, что опираюсь на трибуну. Я задыхалась и отчаянно пыталась не разрыдаться перед всеми этими людьми. — Я… слабая?

Бен зааплодировал. Большинство ребят в зале хлопнули в ладоши раз или два, потому что так было принято.

Но Меган наклонилась вперед и захлопала так, будто от силы аплодисментов зависела ее жизнь.

11

Эшлин открыла дверь, и до нас донесся глухой стук ударных: в доме играла музыка.

— Привет, ребята! — Лицо Эшлин расплылось в улыбке.

Я уже начала привыкать, что вместо «Привет, Алексис!» мне говорят «Привет, ребята!». В первый раз мы с Джаредом вместе пришли на вечеринку почти месяц назад, и с того времени знакомые по школе перестали считать меня одинокой девушкой. Даже я сама перестала считать себя одинокой девушкой.

— Привет! — ответила я, пытаясь (безуспешно) изобразить на лице такой же энтузиазм.

— Заходите, заходите! — воскликнула Эшлин, отходя в сторону, чтобы мы с Джаредом могли пройти. — Сегодня так холодно, правда? Я думаю, что ежик завтра предскажет нам еще шесть недель зимы.

Джаред закашлялся, пытаясь не рассмеяться. Я покачала головой, улыбнулась и с трудом выдавила:

— Даже не знаю.

— Пальто можно оставить в столовой. Все люди и еда — в игровой, — продолжила она. — Пиццу только что принесли!

Тут Джаред понял, что забыл телефон в машине. Я осталась ждать его у двери. Эшлин поправила коврик и встала рядом со мной.

— Джаред очень милый, — проговорила она, мечтательно глядя ему вслед. — Тебе тааааааак повезло.

— Это да, — произнесла я.

— У него нет друзей? — Она провела рукой по своим темным волнистым волосам и добавила, понизив голос: — Одиноких друзей?

Судя по всему, каждой свободной девушке хотелось того, что было у меня. Чтобы ее парень всегда находил ее взглядом в толпе и следил за каждым движением. Чтобы он был готов в любой момент уйти из компании, только чтобы тихо постоять рядом с ней. И большинству девушек, видимо, казалось, что я покрыта волшебной пылью, притягивающей таких парней. Кажется, они думали, что, если поговорят со мной, ее эффект распространится и на них.

Да, мне до сих пор было больно видеть Картера с Зоуи. Каждый раз.

Но теперь я хотя бы могла повернуться к Джареду и забыться рядом с ним. Дать ему уткнуться носом мне в шею, прошептать что-то на ухо, обнять за талию, положить голову на плечо. Мы были одной из тех самых пар, которые всех бесят. Которые всегда обнимаются и не слишком стремятся общаться с другими.

Мне жилось хорошо. Я хотела быть обычной девочкой — так и получилось. Я начала исправлять оценки.

Больше спала. Виделась с Меган каждую неделю, хоть для того, чтобы заработать это право, мне приходилось высиживать собрания «Светлого пути». Мои родители теперь волновались не из-за того, что мы с Кейси можем заключить сделку с дьяволом, а из-за того, что наши отношения с Джаредом развиваются слишком быстро. Я сделала несколько снимков для школьного альбома и каждую неделю ходила на планерки. Я сомневалась, что хоть кому-нибудь там нравлюсь, но мне было приятно стать частью чего-то большего, чем я сама.

Но больше всего меня радовало другое: за четыре недели Лидия не появилась ни разу. Никаких теней в машине, никакого смеха из ниоткуда, никаких желтых роз, никаких пропавших девушек. Я решила, что выронила стеклянную птичку где-то на улице. Видимо, ее раздавила машина или благословенный сапог ничего не подозревавшего почтальона.

Мои дни шли медленно, по заведенному порядку. Конечно, случалось и хорошее, и плохое. Но не происходило ничего безумно плохого, поэтому можно было считать, что относительно недавнего прошлого моя жизнь значительно улучшилась.

Я покривлю душой, если не скажу, что в некотором смысле — во многих смыслах — я чувствовала себя человеком, который пять месяцев скитался по морю и вот наконец достиг берега.

Но порой, лежа в кровати перед сном или случайно увидев фотографию в журнале или на стене, я замечала призраков. Мертвую женщину, смотревшую на меня с мольбой, рядом с моделью, рекламировавшей лак для ногтей. Или обгоревшее лицо на семейном снимке из отпуска. И тогда я чувствовала…